Модус вивенди - Дарья Кузнецова

— Что ты делаешь? — ошарашенно уточнила, обеими руками хватаясь за его запястье и пытаясь сдвинуть ладонь. Он не слишком-то сопротивлялся, без возражений переместив руку обратно на живот, но вместо ответа склонился, целуя нежную кожу под ключицей. — Игорь, не надо! — я, чувствуя себя совершенно деморализованной и растерянной, уперлась ладонями в его плечи. Получилось жалобно и, кажется, не слишком убедительно, потому что на этот раз мужчина не послушался, вместо этого прокладывая дорожку из поцелуев вниз. Когда губы его добрались до груди, я ахнула не то от смущения, не то от возмущения, и, ухватив за подбородок, вынудила его поднять голову. — Ты с ума сошел! Это неприлично и…

— Сошел, — тихо выдохнул он мне в шею, крепко обнимая за талию, вклиниваясь коленом между моих бедер, прижимая к себе так тесно, что стало тяжело дышать. Подозреваю, щеки мои в этот момент были уже совершенно пунцовыми, и не только они.

— Ты…

— Думаешь, не понимаю? — тихо прошептал он, не шевелясь. Я тоже замерла, не зная, что предпринять и как быть. В голове царил вязкий плотный туман, мысли путались, и я даже не могла понять, упираюсь я ладонями в его плечи или, наоборот, цепляюсь за них. — Зарекался, божился, почти клялся, что никогда… — он осекся, рвано вздохнул, и от ощущения его дыхания на коже по моей спине побежали мурашки. — За что ты такая? Скажи, что противен, что урод и сволочь, или лучше ударь. Думал, вытерплю, недолго, но стоит представить, что ты завтра уйдешь… Может быть, так…

— Игорь, да что с тобой? — окончательно растерялась и даже почти испугалась я. Все это было настолько не похоже на прежнее его поведение и все сложившиеся о нем представления, что казалось, он пьян, или находится под какими-то наркотиками, или это вовсе не он.

Мужчина в ответ впился в мои губы жадным, отчаянным поцелуем, как будто хотел этим выразить что-то, что не способен был вместить в слова. Я не была уверена, что поняла, но почему-то без раздумий ответила на поцелуй, от которого у меня перехватило дыхание. Кажется, Ветрова такая реакция несколько успокоила; он отстранился, прямо взглянул на меня — с горькой иронией, лишь слегка прикрывающей обреченность приговоренного к казни.

— От меня и так слишком мало осталось, если еще и ты… — продолжение фразы он спрятал за обычной своей ехидной ухмылкой и вдруг резко сел, выпуская меня из объятий. — Я наговорил глупостей, не обращай внимания, — раздраженно буркнул, порываясь встать, но на этот раз уже не выдержала я. Тоже села, поймав его за локоть обеими руками.

— Прекрати! — получилось неожиданно резко; но, кажется, я просто устала не понимать этого человека и окончательно приняла решение разобраться в нем. Приятное ленивое оцепенение начало быстро выветриваться из головы. Расставаться с ним было жалко, но не настолько, чтобы после всего сказанного отпустить Ветрова, не получив у него хотя бы часть ответов. Хватит.

— Я пытаюсь, только ты не даешь, — насмешливо вскинув брови, Одержимый кивнул на мои руки, стремительно возвращаясь в привычную колючую шкуру.

— Я не об этом, — качнула головой я. — Ты можешь уже определиться, как именно ты себя ведешь и как ко мне относишься? Сейчас я окончательно перестала тебя понимать.

— Я Одержимый, это нормально, — фыркнул он.

— Это неправда. Скажи честно, что тебе от меня надо, потому что я совершенно запуталась в этих полунамеках и бросках туда-сюда.

— Я все равно этого никогда не получу, — раздраженно скривился он.

— Я задала тебе конкретный вопрос, — полностью игнорируя его недовольство и тяжелый взгляд, упрямо возразила я.

— Честно, значит? — вдруг не сказал — прошипел он севшим от ярости голосом. Одно стремительное движение, и я опять оказалась у него в охапке. Одной рукой он перехватил меня поперек талии и тесно, почти больно прижал к себе, второй обхватил лицо, жестко фиксируя и не давая отвести взгляд. — Тебя. Всю. Упрямую, холодную, недоступную, болезненную, слабую, но настолько красивую, что страшно дотронуться и больно находиться рядом, не имея такой возможности.

То есть вот из-за этого все? Его рычание, его грубость, резкие перепады настроения, провокации?

— Ветров, ты редкостный болван, — вздохнула я и не удержалась от насмешливой улыбки при виде растерянности на его лице. — Если ты всегда так обходителен с женщинами, я не удивлена, что ты до сих пор не женат. Погоди! — я поспешила перебить готового высказаться Одержимого: судя по ставшему совершенно зверским выражению лица, я опять умудрилась зацепить какую-то больную точку. Мягко, успокаивая, погладила его ладонью по щеке; от этого прикосновения мужчина едва заметно вздрогнул. Наверное, от неожиданности. Я же чувствовала себя сапером или ветеринаром, пытающимся без наркоза достать увуларской химере занозу из лапы. А если еще точнее — просто выполняющей свою собственную работу. — Ты так говоришь, будто собираешься прямо сегодня тащить меня к алтарю. Сам подумай, что я вообще могу ответить в настолько неожиданной ситуации? Я с тобой все время как на минном поле. То ты меня откровенно презираешь, то оказывается, что все это — проявления симпатии. Я сейчас совершенно не понимаю, как реагировать на эту новость, и мне даже кажется, что ты сам не очень понимаешь, чего именно хочешь. Все, что я могу сказать тебе прямо сейчас: я не считаю тебя сволочью или кем-то еще более ужасным. Более того, при других обстоятельствах я бы постеснялась говорить это, но, мне кажется, сейчас уже немного поздно думать о приличиях. Ты мне очень симпатичен, — я все-таки не выдержала спокойный тон до конца и опустила взгляд, чувствуя, что смущаюсь. Первый раз в жизни я признавалась мужчине в том, что он мне небезразличен, и почти мечтала провалиться сквозь землю. К тому же очень некстати вспомнилось, что он продолжает сжимать меня в объятиях, а на мне совсем нет одежды. — Когда не начинаешь откровенно грубить и язвить, — добавила, пытаясь за иронией скрыть собственное смятение.

— Ты сейчас сказала это всерьез? — через несколько бесконечно долгих секунд, за которые я так и не решилась поднять на Одержимого взгляд, переспросил он.

— Ты полагаешь, я могу шутить такими вещами, или обвиняешь меня во лжи? Или, может, считаешь, что я способна целовать человека, который мне противен, пусть даже из благодарности? — получилось, наверное, излишне резко, но вспышка возмущения помогла побороть стыд и заглянуть собеседнику в глаза. Тот молчал, очень внимательно разглядывая мое лицо, как будто пытался прочитать мысли, а потом вместо ответа поцеловал. Так же глубоко, жадно, чувственно, как делал это прежде, но уже спокойно и уверенно. Не воруя и не отнимая, а беря то, что принадлежит по праву. А я… после всего услышанного и сказанного было бы довольно глупо и даже бесчестно возражать. Да и совсем не хотелось.