Москва. Путь к империи - Александр Торопцев

Посадские люди

Посадские люди в Москве и в других русских городах занимались торговлей, промыслами. Они несли государственное тягло: платили налоги, торговые пошлины, несли натуральные повинности.

Тяглое городское и сельское население в Русском государстве XII–XVII веков называлось еще и «черными людьми», «чернью». «Черные люди» еще со времен Дмитрия Донского селились в городах сотнями и слободами, «находились в ведении сотников», а также старост, выборных представителей от сотен и слобод. Само название «сотня» появилось в республиканских городах Новгороде и Пскове, и этот факт является лишним подтверждением до конца не раскрытых историками давних связей этих городов с Москвой[78].

Черные люди, составлявшие большую часть городского — свободного — населения, были не только основными товаропроизводителями столицы Великого княжества Московского, но и, пожалуй, самым социально активным элементом, заметно влиявшим на разные сферы жизни, о чем неоднократно упоминается в летописях. В этом черные люди, обитатели черных слобод отличались от холопов и других зависимых людей, так называемой «челяди», «людей купленных», которые вместе со служителями, чернорабочими, ремесленниками, обслуживающими княжеские, митрополичьи, боярские дворы, составляли немалую часть городского населения.

Положение черных людей в Москве было особым. Они находились чуть ли не на одной социальной ступеньке со слугами великих и удельных князей, которые несли военную службу у своих хозяев, естественно, не платили налоги и другие пошлины. О высоком юридическом статусе черных людей говорит тот факт, что они, как и слуги князей, «подчинялись суду и расправе самого великого князя и его наместников», то есть были избавлены от произвола феодалов.

Свободные люди свободу любят больше всего на свете, и великие князья московские в XIV–XV веках уважали это неизживное стремление людей свободных — свободных тружеников — жить свободно. «Обязательство блюсти» черных людей «с одиного», которые постоянно повторяются в великокняжеских договорах, было попыткой оградить московских черных людей от посягательств феодалов на их дворы и личную свободу»[79].

А московские бояре постоянно думали об этом! Черные сотни, которые формировались в основном по профессиональному принципу (по этому же принципу строились и черные слободы), являлись лакомым кусочком для феодалов, чьи хоромы и дворы располагались на посаде, в Китай-городе, на Подоле вперемежку с избами «черносошных» людей и «черными слободами». Конечно, феодалам подобная чересполосица не нравилась. Бояре не только мечтали заполучить земли черных людей и самих свободных тружеников, но и придумали прекрасное средство для достижения своих целей — закладничество. Используя явное финансовое превосходство, а также тяжелое и, главное, неустойчивое материальное положение черных людей, они вынуждали свободных бедняков обращаться за помощью к себе самим. В результате «черный человек, делавшийся закладником, или закладным»… становился зависимым человеком феодала, двор его «обелялся» от повинностей и переходил в руки феодала»[80].

В XIV–XV веках подобное усиление бояр за счет свободного городского населения могло бы привести к тому, что баланс сил между великокняжеской властью, стремившейся к созданию единодержавия, и боярством, как еще одной ветвью власти, изменился бы в пользу последнего, причем значительно. А значит, идея создания централизованного государства могла бы встретить со стороны сильного боярства решительный отпор. В централизованном государстве не может и не должно быть сильной аристократической власти, которая, используя экономические, политические и административные рычаги давления, будет постоянно усиливаться, превращаться в мощную олигархию.

Великие князья московские не раз в договорах с удельными князьями давали зарок не держать закладней в городе, но на посаде среди дворов черных людей появлялось все больше дворов, принадлежавших князьям, боярам, духовенству. Владельцы таких дворов выходили из общей подсудности великому князю и из черных людей превращались в «закладников», делались холопами. Они продолжали жить в городских дворах, занимались торговлей и промыслами, но не принимали участия в платежах и повинностях черных людей, которые, как пишет Тихомиров, вынуждены были перераспределять повинности закладников, ставших холопами, на всю сотню или слободу.

Подобное положение не радовало ни великих князей, ни свободных тружеников, но процесс превращения черных людей в холопов продолжался, и продолжалась внутренняя борьба между князьями и боярами, между самими боярами, между боярами и духовенством за экономическое и политическое господство над Москвой-народом.

Надо признать, что черные люди не были этакими покорными овечками. Они боролись за свои права, за свою свободу, за вечевые порядки, о чем свидетельствуют летописи.

Можно вспомнить уже упоминавшийся «мятеж велий на Москве» после убийства Алексея Петровича Хвоста и слабодушное бегство в Рязань столичных бояр, сторонников Воронцовых-Вельяминовых, испугавшихся гнева толпы, интересы которой, вполне можно предположить, тысяцкий Алексей Хвост отстаивал.

Хорошо проиллюстрировано летописцами восстание черных людей во время нашествия на Москву Тохтамыша в 1382 году, когда народ вынужден был взять власть в городе, организовать оборону, несмотря на то, что князья покинули столицу, а вслед за ними чуть было не последовали бояре и духовенство.

Защитники города во главе с литовским князем Остеем достойно встретили грозного врага, три дня на равных сражались с войском опытного Тохтамыша, пока тот не решился на гнусный обман. Русские поверили ордынцам, но неужели Остей и его верные воины были такие наивные, нет ли иной, более веской причины страшной трагедии? «Сдача Москвы татарам, — считает академик Тихомиров М. Н., — станет понятной, если мы вспомним о черных людях, захвативших власть в Москве. Боязнь народного движения толкала бояр, архимандритов и больших людей, сидевших в осаде, на соглашение с Тохтамышем. Предатели дорого заплатили за предательство и были наказаны вероломством за вероломство»[81].

Данная версия случившегося удовлетворит далеко не всех. Обвинить боярство и духовенство в якобы совершенном предательстве можно, лишь имея неопровержимые доказательства вины, то есть преступного сговора боярства и духовенства против своего народа. Но два приведенных эпизода свидетельствуют об активной социальной позиции свободных тружеников — черных людей Москвы.

В XIV–XV веках они составляли значительную часть московской рати. Наряду с верхушкой московских горожан, купцов, суконников, сурожан в войско перед походом набирались те жители Москвы, кто мог экипировать себя, что в средневековье было нормой и в других городах Русской земли, и в западноевропейских землях.

Тиуны

Московское судопроизводство в XIV–XV веках было сложным и путаным, что легко объясняется феодальными отношениями, царившими в то время в Русской земле. Кроме наместников, о которых говорилось выше, в Москве существовали тиуны великого князя: они разбирали дела великокняжеских людей, кроме душегубства и кражи с поличным. Должность тиуна обычно доставалась дворянину. Он производил суд в присутствии целовальников из московских ремесленников и дворского. В слободах боярских были свои суды.

«Черные люди тянули судом и повинностями к сотникам»[82].

Холопы и сельские жители

«Москва прокормит» — эта поговорка имеет очень древние корни. Уже в XIV веке приток людей в Москву, как в город, в котором можно найти работу или дело, а то и скрыться от хозяина, стал постоянным, непрекращающимся, причем все чаще среди новых обитателей столицы можно было встретить беглых холопов, сельских жителей.

Не райский это был уголок, Москва, деревянными постройками украшенная. Горела она часто, работать здесь нужно было много. Но в других землях русских тоже люди без дела не сидели, огонь всюду на земле кровожаден и беспощаден. Зато в Москве после Ивана Калиты порядка было больше, дело лучше поставлено, легче было спастись от произвола какого-нибудь хозяина-самодура.

О том, что крестьяне в XIV–XV веках часто сбегали с родных мест, устремлялись в сторону срединного течения Москвы-реки, под бочок Боровицкого холма, в тень кремлевских стен, говорят княжеские договоры друг с другом. В них великие князья давали право удельным князьям вылавливать в Москве своих беглецов, особенно людей мастеровых и трудолюбивых, которые в столице попадали, как говорится, из огня да в полымя, превращались в холопов местных бояр. Князьям это не нравилось, они искали беглецов и часто их находили. Судебных дел по этому поводу не заводилось, князья (удельные и великие в том числе) отбирали из пойманных мастеров, огородников, других специалистов сельского хозяйства и создавали из них новые дворцовые слободы, размещая их по окружности вокруг города: «Москва прокормит!»