Всегда настороже. Партизанская хроника - Олдржих Шулерж

Вошел еще один, опоздавший. Он остался стоять у двери, Дворжак встал, протянул ему руку.

— Приветствую тебя! Кто ты, брат? Как тебя зовут?

Пришедший недоуменно посмотрел на Дворжака и не ответил. Тогда кто-то стоявший рядом сказал:

— Да ведь это доктор Кубалак из Рожнова!

Без долгих предисловий заговорил Ушьяк. Он сказал, что не созывал бы так много людей, если бы речь не шла об очень важных вещах. Необходимо сделать последние приготовления к восстанию.

Потом говорил Дворжак. Он доложил, что в Остраве все в порядке, что установлена связь с сильной коммунистической организацией, а на витковицком металлургическом заводе создана диверсионная группа, которая выполняет важные задания. И сразу же обратился к присутствующим, чтобы они доложили, когда и что они пришлют в помощь бригаде — продовольствие, обувь, одежду, оружие. Все это должно быть сосредоточено в магазине Гынчицы в Бечве, а уже оттуда по ночам партизаны перенесут все в лагерь.

Потом стали выступать остальные. На этом совещании Папрскарж получил особое задание. Ушьяк поручил ему быть связным между ним и генералом, который руководил партизанским отрядом на Чешско-Моравской возвышенности. Дворжак вручил ему письмо с полным адресом на конверте.

Разошлись поздно. Когда Папрскарж, Граховец и Билый спускались вниз через Червенец к школе, уже светало.

Как будто сговорившись, они завели речь о Дворжаке. Перебрали все, что казалось им подозрительным в нем. Как он выпытывал имена людей! Это казалось им не просто неосторожностью. Вспомнили Олу Ушелика, которого гестаповцы арестовали сразу же после того, как он предупредил штаб в отношении Дворжака. Вспомнили о подозрительных поездках Дворжака по всему краю.

— Надо сегодня же отправиться в штаб, схватить Дворжака, связать его, приставить к виску револьвер и заставить признаться во всем! — убеждал друзей старый учитель.

В школе Папрскарж вскрыл адресованное генералу письмо. Он знал генерала лично и поэтому, чтобы не оставлять улик, прочитал письмо в присутствии Граховеца и Билого. В нем речь шла об установлении связи между партизанскими отрядами, действующими в Бескидах и на Чешско-Моравской возвышенности. Все данные Папрскарж запомнил, а письмо сжег.

— Послушай, Папрскарж, — начал верзила Циглер. — Делаете вы все по-идиотски. Выбираете почему-то лесничества, где лесники немцы. Это просто-напросто глупо. Вы должны идти туда, где лесники чехи.

Папрскарж промолчал, но позже рассказал об этом разговоре Руде Граховецу.

Ночью к леснику Павлику пришли партизаны. Уходя, они унесли с собой охотничьи ружья и патроны. Утром следующего дня из лесного управления по лесничествам полетела телефонограмма. В ней сообщалось, что на дом Павлика напало тридцать партизан, и давалась инструкция, как вести себя в подобных случаях. Лесники посмеивались — знали, что к Павлику приходили трое парней. Посидели, потолковали, покурили и ушли. А из этого вон какую историю сочинили!

В эти дни партизаны спускались с гор гораздо чаще и появлялись в самых различных местах. То в Горной Бечве, то в Рожнове. Как-то они напали сразу на два жандармских поста — в Зубржи и Моршкове. Казнили предателя в Бечве и совершили нападение возле Валашского Мезиржичи. Слухи о действиях партизан росли с каждым днем, еще больше увеличивая их численность. Нацистская разведывательная служба сообщала в Брно, что в Бескидах тысячи хорошо вооруженных партизан…

Углубляться в горы немецкие военные патрули не отваживались. Высокогорные леса Радгошти, Кнегини, Смрчка были для них фактически недоступными. Когда им предстояло отправляться в дозор, они ходили лишь по опушке леса, и то только засветло и с собаками.

Как-то среди бела дня в Бечве появились два чешских жандарма. Один из них зашел в общинное управление. Это был красивый, высокий парень. Он проявлял необыкновенное усердие и старательность. Попросил секретаря ознакомить его с данными о поставках для Рожнова. Потом стал выспрашивать о размещении воинских частей и все это аккуратно записывал в блокнот. Секретарю все это показалось странным, поскольку о таких вещах в общинном управлении не могли знать, а даже если бы и знали, то не имели права разглашать их. Секретарь попытался сказать несколько слов об этой проклятой войне, но жандарм в ответ закрыл блокнот, откозырял и быстро вышел.

Второй жандарм тем временем производил на шоссе проверку документов. Он беспрестанно бранился, но на каждом удостоверении ставил печать. Люди получали свои документы обратно и были рады, что легко отделались. Но когда кому-то приходило в голову заглянуть в удостоверение, он видел, что на печати, которую ставил жандарм, красовалось — «1-я партизанская бригада имени Яна Жижки».

Дремлет лесная вырубка неподалеку от перекрестка трех дорог у Чертова Млына в этот хмурый осенний день. Ее окаймляют приземистые древние ели. Они словно присели на корточки. Ветки их начинаются от самой земли — ввысь горная ель не стремится. Она врастает в гору и цепко держится за нее даже сучьями засохших ветвей. Самая могучая из них в одну из зим потеряла верхушку, и теперь на ее месте выросли две новые. На стволах повисли лохмотья лишайника. Старый лес — серый и печальный.

В тот день — 2 ноября 1944 года — на просеку спустились Ушьяк и Мурзин и с ними несколько партизан. Вед их Дворжак. Он договорился о встрече в этом месте штаба бригады с представителями подпольных организаций Остравы. Мурзин то и дело беспокойно оглядывался. Ему не нравился этот ощетинившийся склон — слишком уж хорошо он просматривался. Мурзин еще утром советовал Ушьяку не идти на эту встречу, но командир и слушать его не хотел. По словам Дворжака, эта встреча могла иметь большое значение.

Одним из тех, кого поставили в охранение, был Вибог. Он знает здесь каждый овражек, каждую вымоину. Но это уже не прежний Вибог. Теперь он партизан и поэтому в первую очередь прикидывает, откуда может грозить опасность. Легче всего немцам пробраться сюда сверху, с Мартиника, или с Пустевны и через Чертов Млын. Но там партизанские дозоры. Неприятелю с челяднинской стороны пришлось бы взбираться по крутому склону, соединяющемуся с массивом Кнегини и высокогорными лесами над Холодной Водой, но только там тропа кончается, а дальше надо взобраться по крутому лесоспуску, пересекающему еловый лес. Это Вибога несколько успокоило.

Через какое-то время на вырубке появились три фигуры. Ушьяк вышел им навстречу. И вдруг плотный, стремительный огонь из засады накрыл вырубку.

— Ложись! — крикнул Мурзин и выхватил у стоявшего позади него Кости автомат, затем бросился на землю и привычным движением начал поливать огнем молодой ельничек.

Трое посланцев из Остравы исчезли с первыми же выстрелами. Дворжак тоже словно сквозь землю провалился.

Разгорелся жестокий неравный бой. Враг засыпал вырубку пулями. С челяднинского склона строчил пулемет. Со стороны землянки доносились разрывы ручных гранат. Партизаны попали в западню. Это было ясно.

На челяднинском склоне горы натиску врага противостоял дозор: Милан Гаврич из Боснии, белорус Дмитрий, Йожка Шухта из Галича, Борис Рабштайн и Ружена, преподавательница ритмики в Оломоуце. Ружена заметила, что автоматчик Шухта, стрелявший до сих пор с передовой позиции, пополз к лесу. Вдруг он замер на месте, сжался в клубок и стал корчиться от боли — пулеметная очередь отсекла ему кисть у запястья. Борис Рабштайн, раскинув руки, растянулся на земле и затих. Затих и автомат Дмитрия. К мокрому стволу поваленного дерева прижалось недвижное тело Милана Гаврича. Ружену охватил страх. С последним патроном в пистолете она поползла под огнем врага в глубь леса.

Натиск немцев усиливался. У старой овчарни к атаке готовился сильный отряд карателей.

В центре окруженного пространства, на открытой лесной вырубке, бой вело командование бригады. Кавчак простреливал пулеметом дорогу, ведущую к Кнегине, чтобы освободить путь для отступления к штабу. Ушьяк и Мурзин стреляли с левой стороны. Партизан мог спасти только молниеносный прорыв. Ушьяк приказал атаковать заросли на краю вырубки. Франтик Малек и Коза подползли к зарослям и несколькими гранатами заставили замолчать находившийся там пулемет. Партизаны поднялись и броском вырвались с вырубки. Пробираясь через лесную чащу, стали подниматься по крутому склону к Кнегине. Разбились на группы.

Мурзин шел последним — прикрывал отход. Вдруг он почувствовал острый удар в ногу и упал на колено. Неподалеку от себя увидел Ушьяка. Тот сидел на мху и растерянно смотрел на руки. Возле него лежал мертвый Сашка, прикрывший командира своим телом. Где-то совсем близко снова застрочил пулемет. Мурзин, Вибог и моравский словак Черешничка залегли и стали отвечать на стрельбу. Когда натиск был отражен, Мурзин подполз к командиру.