Месть - Стюарт Камински

― Спасибо, ― сказал я. ― Извините меня, пожалуйста.

― За что? За то, что вы честны со мной?.. Теперь для меня начинается самое тяжелое. Сказать Адели, что ее отец погиб, должна я, а я понятия не имею, как она будет реагировать. Пожалуй, я сделаю это прямо сейчас, я не в состоянии жить с этим целый день.

― Сообщите мне, как она воспримет эту новость, ― попросил я.

― Я скажу вам в субботу, ― пообещала она. ― Оказывается, быть подозреваемой очень интересно. Теперь я свободна от подозрения?

― Да, ― ответил я ― и соврал.

Выйдя из кабинета инспектора, Фло сообщила мне, что ей придется задержаться с Эдной, чтобы оформить бумаги, а потом Эдна отвезет ее домой. Фло выглядела взволнованной и сияющей. Они торопились уладить дело.

Я передал Салли то, что Харви сообщил мне о новом вирусе. Она написала электронное письмо всем корреспондентам своей адресной книжки, чтобы предупредить их, и я ушел.

Я не сомневался в том, что Хэндфорд убил Берил Три, но точно не знал, кто прикончил Тони Спилца и самого Дуайта Хэндфорда, хотя в лице двух последних человечество не понесло никакой утраты.

Главным кандидатом оставался Джон Пираннес. Он поссорился со Спилцем, вносившим свою лепту в обучение Адели. Хэндфорда он хотел убрать потому, что тот, возможно, стал свидетелем убийства Спилца, и потому, что он был непредсказуем, агрессивен и опасен. Возможно, Пираннес знал, что Дуайт убил Берил. Я решительно склонялся к тому, что это был Джон Пираннес.

Этот ответ мог бы закрыть для меня дело Хэндфорда, но дело Хэндфорда закрываться не хотело.

Я должен был знать наверняка.

Мою жену сбил пьяный водитель, который сбежал с места преступления. Его не нашли, и дело так и не закрыли. Мне требовалась законченность, определенность. И я должен был как можно скорее поговорить об этом с Энн Горовиц.

Синий «Бьюик» проехал за мной до стоянки «ДК». Я подошел к Дэйву, выглянувшему из окна.

― Как торговля?

― Не шибко. В дождь всегда мало народа, но меня это не огорчает. Ты был у Пираннеса?

― Был.

― И остался жив. Поздравляю! Сегодня утром «Красавица» снялась с якоря и двинулась в неизвестном направлении.

― Неудивительно.

― Возьмешь бургер и близзард?

― Я только что пообедал, дай колу.

Дэйв указал глазами на что-то за моей спиной. Я обернулся и увидел двух полицейских. Их машина стояла в нескольких футах от нас.

― Льюис Фонеска? ― спросил один из них.

Оба копа были молодые. Один стройный, гладко выбритый, а другой, плотный, с пышными светлыми усами.

― Да, ― сказал я.

― Будьте любезны проехать с нами. Детектив Вивэз хочет с вами поговорить.

― У меня есть выбор?

― Нет, сэр, ― ответил худой коп.

Я не спрашивал, могу ли поехать за рулем своей «Гео», и забрался на заднее сиденье их автомобиля. До недавних пор эмблемой полицейских машин штата служило изображение микеланджеловского Давида на дверце. Копия статуи стояла во дворе музея Ринглинга, а копии с копии украшали двери, вестибюли и казенные машины города. Отголоски этого поклонения далекому европейскому искусству остались до сих пор. Я не очень разбираюсь в живописи, но мне нравился музей, полированные полы темного дерева и старинного вида галереи с картинами в рамах с пышной резьбой, которые Ринглинг собрал во время своих путешествий в Старый Свет. Кто-то знающий говорил мне, что это худшие работы лучших мастеров ― Рембрандта, Тициана и компании.

― Вы бываете в музее Ринглинга? ― спросил я молодого копа, севшего рядом со мной.

― Был один раз, мальчишкой, ― ответил он.

― А вы? ― спросил я водителя.

― Нет, ― сказал он. ― Моя жена была.

― Ей понравилось?

― Сказала, что да.

Я думал, не спросить ли о музее Ринглинга Вивэза, но, войдя в его кабинет, увидел, что он сидит за столом и барабанит по нему левой рукой.

― Дуайт Хэндфорд мертв, ― сказал он.

Я сел напротив него.

― Не могу сказать, что огорчен.

― Я тоже, но это для меня проблема.

― Где он умер? ― спросил я.

― Вы прекрасно знаете, что он умер в своем доме в Пальметто.

― Откуда я это знаю?

― Не выводите меня из себя.

Он перестал барабанить по столу.

― Сосед видел, как в дом Хэндфорда сегодня утром зашли двое мужчин. Один высокий, в желтом плаще, и низкий, лысый. Они приехали в маленькой белой машине и через несколько минут уехали. Знакомо?

― Что-нибудь еще?

― Сейчас тело осматривает медэксперт. Пока все, что он может сказать, это что Хэндфорд умер и что это случилось сегодня ночью либо рано утром. Очень рано, до того, как его посетили вы и ваш друг.

― И?..

― Вы собираетесь валять передо мной дурака, Фонеска? Хэндфорд был убит. Застрелен. Говоря между нами, включая и маляров в соседней комнате, если они нас подслушивают, мир без него стал гораздо чище. Вы убили его, Фонеска?

― Вы хотите сказать, что я приехал в Пальметто ночью, убил его, а потом съездил туда еще раз, чтобы обнаружить тело и не сообщить полиции?

― Вы убили его? ― снова повторил Вивэз.

― Нет. А, может, вы?

― Не смешно, ― ответил он.

― А я и не шучу. У вас есть и оружие, и мотив. Тот же самый, что у меня. Вы рады, что он мертв.

― Я полагаю, очень многие рады, что он мертв, ― сказал Вивэз.

― Почему вы занимаетесь этим делом, хотя это случилось в Пальметто?

― Потому что я полагаю, что Хэндфорд убил свою жену и, возможно, Тони Спилца: Спилц умер в моем округе, и его смерть в юрисдикции департамента полиции Сарасоты. А полиция Пальметто счастлива спихнуть это на меня, если я буду держать их в курсе расследования.

― Яхта Пираннеса ушла сегодня утром, ― сказал я.

― Я знаю, мы его ищем.

― Что еще?

― Вы не хотите исповедаться?

― В чем? ― спросил я.

Он всплеснул руками.

― В чем хотите! В покушении на жизнь президента, в нарушении правил дорожного движения, мне подойдет что угодно. Вы давно в последний раз были на исповеди?

― Я не католик, ― сказал я. ― Я принадлежу к епископальной церкви, и очень условно.

― Вы знаете, кто убил Хэндфорда или Спилца? ― спросил он.

― Я занимаюсь этим. Предлагаю повесить это на Пираннеса. Если он не совершал этих убийств, то я уверен, что совершал другие, о которых мы не знаем. Он дал мне все основания быть в этом уверенным.

― Это так работает полиция в Чикаго? ― спросил он.

― Так, ― ответил я. ― Но я не полицейский.

― Вы даже и не частный детектив. ― Он начинал выходить из себя. ― Вы всего-навсего доставщик повесток, сующий свой длинный нос в чужие дела!

― Согласен.

― Убирайтесь, Фонеска, ― сказал он, положив руки на стол. ― Я знаю, где вас найти.

― Что стало с теми двумя парнями, которые тут были вчера, с тем черным в наручниках?

― Вы ― тяжелый случай, Фонеска, ― сказал он почти с такой же грустной улыбкой, как у меня.

― Ничего не могу поделать.

― Пришлось отпустить. Они угонщики машин, но без их признания у нас не хватало улик. Они не раскололись и отправились по домам. Как обычно.

― Можно еще вопрос? ― спросил я.

― Почему нет? ― сказал Вивэз.

― Вы были когда-нибудь в музее Ринглинга?

― Вы совсем плохи, Фонеска.

― Наверно, но я провожу что-то вроде опроса.

― Был. С женой и детьми. Мы состоим в Обществе друзей музея. Мне очень нравится там ― старина, тишина... Островок нормальной жизни во всем этом хаосе, где такие, как вы, разъезжают по улицам и задают идиотские вопросы. Вы удовлетворены?

― Вполне, ― сказал я.

― Уходите, Льюис, ― сказал он спокойно. ― Вы мне почти симпатичны, но это может измениться.

Я ушел. Молодые полицейские, которые меня привезли, ждали у двери кабинета, глядя, как работают маляры, и болтали с ними. Они предложили отвезти меня домой, но я ответил, что пойду пешком.

Я пошел по Мэйн-стрит мимо ИМКА, где я не был пять дней. Мне очень не хватало велосипеда и разминки. Я хотел, чтобы повседневная жизнь вернулась в свое русло. Я хотел снова быть один. Глядя на людей на тренажерах за стеклянной стеной, я постоял немного, ожидая прозрения, но его не последовало. Я вернулся на Триста первую и повернул на юг, к дому.

Проходя мимо бара «Хрустящий доллар» напротив «ДК», я вдруг остановился как вкопанный. Ну конечно! Это был единственный ответ, который имел смысл. Только этот смысл меня не обрадовал.

Синий «Бьюик» стоял около «ДК», а ангел сидел за одним из столиков и ел что-то вроде бургера-люкс. Возможно, он видел, как меня забирали полицейские, и решил, что ехать за ними не стоит. Он ждал меня.

Я не хотел, чтобы он последовал за мной теперь, и вошел в «Хрустящий доллар». Там царил полумрак, к которому глаза привыкали не сразу. Музыки не было. Хотя я больше двух лет жил через дорогу, сюда я никогда не заходил. Бар оказался меньше, чем я думал, ― всего один ряд деревянных столов справа и длинная стойка с табуретами слева. Кабинок не было. За одним из столов сидел молчаливый пьяница лет пятидесяти в яркой гавайской рубашке, устремивший глаза куда-то в прошлое.