Ворон и голубка - Мэри Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мерлин поднял голову, долгим взглядом окинул лицо жены. Она, казалась погруженной в магический волшебный туман очарования. Упругие полные груди под облегающим корсажем серого платья манили, звали дотронуться…
Мерлин завел свои руки за спину жены и быстро расстегнул ряд крохотных пуговичек на лифе. Она не пыталась противиться, и кровь тяжелыми толчками забилась у него в висках. Мерлин осторожно спустил с плеч жены сначала платье, потом отделанные кружевом бретельки сорочки. Кремово-розовая кожа поблескивала атласом, и Мерлин, будучи не в силах сдержаться, провел языком по шее, сгорая от нетерпения узнать на вкус каждый дюйм этой нежнейшей кожи. Синара, потеряв голову, беспокойно заметалась под ним. Мерлин прижался губами к затемненной ложбинке между грудями и окончательно обезумел.
«Теперь возврата нет, — думал он, сжимая соблазнительный холмик, прикусывая твердый камешек соска.
… Неужели любимая тоже в тисках этой упоительной пытки?»
Мерлин впился ртом в ее груди, и Синара поняла, что больше не в силах вынести блаженной муки. Восхитительные волны наслаждения распространялись по телу, и она с трудом сдерживалась, чтобы не застонать. Он точно знал, что делать, чтобы терзать ее ошеломительными ласками, доводить до безумия. Как она могла сохранить хоть каплю достоинства?
— Не нужно упорствовать… пусть это произойдет, — пробормотал он ей на ухо. Теплое дыхание защекотало кожу, и она едва не хихикнула, но вместо этого из горла вырвался тихий стон. Мерлин не спеша провел рукой по животу, слегка сдавил заветный холмик между ног, начал ласкать его через одежду, и ощущение это было гораздо более возбуждающим, чем если бы он коснулся обнаженной плоти.
Синара извивалась, вся во власти предвкушения. Ей казалось, что Мерлин слишком неуклюже возится с одеждой, и она сама помогла мужу стащить платье, нижние юбки, корсет и сорочку. Теперь на ней остались лишь чулки и кружевные подвязки. О, как все горит, какое страстное желание охватило ее!
Синара широко раскрытыми глазами наблюдала, как муж нетерпеливо сбрасывает свою одежду, восхищаясь широкими загорелыми плечами, мускулистыми руками с гладкой кожей, островками темных волос на груди, и потом… потом он снял остальное… Сильные узкие бедра, стройные ноги…
«Он прекрасен, — думала Синара, — этот мужчина мог бы послужить моделью великому Микеланджело».
Одним грациозным движением Мерлин оказался на кровати. Синара заметила на его бедре белый полумесяц шрама и осторожно коснулась его.
— Подарок французского солдата под Ватерлоо, — мрачно пояснил Мерлин.
— Очень болит?
— Нет, только в сырую и холодную погоду. Из-за этого я слегка хромаю. Он не вызывает у тебя отвращения?
— Нет… — пролепетала Синара, не решаясь признаться, насколько привлекательным находит мужа.
Мерлин прижал жену к себе. Его кожа была гладкой и горячей, сердце тревожно билось возле ее сердца в такт настойчивой дрожи в потаенном местечке между ног Синары, начавшейся, когда их тела соприкоснулись. Он со странным почтением взял в руки тяжелые груди, сначала одну, потом другую, заставив кончики холмиков туго сжаться и затвердеть. Чувствует ли он, как страстно она жаждет его прикосновения? Она совершенно потерял стыд!
Перекинув ногу через его бедро, Синара потерлась о пульсирующее доказательство его желания. Почему-то теперь все это казалось очень естественным, хотя не утолило ее голода. Она снова и снова скользила всем телом по его телу, утопая в неведомых прежде ощущениях, зная, что он может в любой момент овладеть ею… Но именно этого она и хотела сейчас.
— Ах-х… — вздрогнув, застонал Мерлин.
Его руки словно были одновременно повсюду… Мерлин, казалось, вот-вот изольется в экстазе, но, сдержавшись, он лишь резко отстранил ее, и тяжело дыша, откинулся на подушки.
— Что ты со мной делаешь, — пробормотал он. — Хочешь довести меня до безумия?
Синара сжалась, смущенная своим разнузданным поведением.
— Прости… я не хотел обидеть тебя, — прошептал Мерлин, снова притягивая жену к себе. — Мне было так хорошо… почти нет сил больше сдерживаться.
Он так сильно сжал ее в объятиях, что Синаре стало трудно дышать, и, тихо застонав, широко развел коленом ее ноги, приподнялся и глубоко вошел в нее.
Синара закричала от невыносимо восхитительного ощущения, чувствуя, как он заполнил ее всю. Когда Мерлин начал двигаться, ей показалось, что она сейчас растворится в наслаждении. Всем своим существом она стремилась к чему-то большему, и еще не успев понять, что происходит, стала взбираться выше и выше к вершине, где все замерло, затаилось в ожидании бесконечно сладостного мгновения блаженства. И вот она — вместе с ним — бросилась в море любви, взлетая и опускаясь на могучих волнах экстаза. Мерлин выкрикнул ее имя, и для Синары этот момент стал самым драгоценным даром.
Тяжело дыша, оба медленно вернулись к реальности. Душистый ветерок из приоткрытого окна ласкал разгоряченные тела усталых, но насытившихся любовников.
Теплота наполняла Синару. Никогда она не испытывала ничего подобного, не сознавала себя настолько удовлетворенной, желанной и прекрасной. Наконец ей удалось узнать секрет, крывшийся за страстным желанием, и хотя это откровение поразило ее, она инстинктивно чувствовала, что так и должно быть. Великолепно. Восхитительно. Чудесно.
Мерлин нежно гладил ее волосы:
— На этот раз ты не была разочарована, правда? — шепнул он. — И не боялась.
Синара отрицательно покачала головой, не смея взглянуть на мужа, и, покраснев от смущения, поспешно отвернулась, чтобы он не увидел ее лица.
Она услыхала, как муж вздохнул. О чем он подумал сейчас? Но тут длинные пальцы сомкнулись на ее подбородке: Мерлин осторожно повернул Синару к себе, пристально поглядел в глаза, с силой прижался губами к ее губам. Остатки сопротивления бесследно растаяли.
Утром Мерлин ушел, когда жена еще спала, оставив волшебные воспоминания о пережитом наслаждении. Он ухитрился растопить сердце Синары. А на подушке остался отпечаток его головы. Счастливое тепло по-прежнему оставалось с ней, но в резком утреннем свете все казалось иным, и сомнения снова начали терзать женщину. Да, он умеет любить и ласкать так, что противиться нет сил, и ее увлечение мужем растет с каждым днем. Однако он умудрялся ускользнуть всякий раз, когда она пыталась понять его, заставить раскрыть душу.
Синара, вздохнув, поднялась с постели. Нет, видно, ей никогда не постигнуть тайны этого человека, ставшего ее мужем.
Она позвонила Элис, велела приготовить ванну и, лежа в мыльной воде, гадала, куда мог пойти Мерлин, оставив ее наедине с тяжелыми мыслями, даже не дав понять, что опьянен проведенной вместе ночью. Опьянен? Что это с ней? Она не должна думать о муже ничего подобного. И запретить себе влюбляться в него… или это уже произошло?