Выходное пособие - Ма Лин

С преувеличенной чопорностью он чмокнул меня в обе щеки. От него пахло незнакомым цитрусовым лосьоном после бритья.

— Привет, — отозвалась я. — Ты пахнешь как мужской журнал.

— Куда мне это поставить? — спросил он, указывая на белую кружку в руке. Это была его ночная капа, плескавшаяся в зеленом ополаскивателе для рта. Он держал кружку ровно, за ручку, а пальцами прикрывал ее сверху. Он, очевидно, так и шел от дома до станции, так и сел в поезд.

Я пожала плечами:

— Куда хочешь.

Я смотрела, как он открывает шкафчик в ванной и осторожно ставит туда кружку. Он всегда так делал. Вопрос был чистой воды пижонством.

— Ты уже собрал вещи?

— Почти, — ответил Джонатан и пустился в рассказы о том, как прошел его день. Он продал матрас и проигрыватель через Craigslist. Остальные вещи он упаковал и отнес к соседу сверху, пожилому холостяку, который, готовясь к урагану, надел на свою собаку намордник — и все.

— Я нашел у себя в квартире кое-какие твои вещи. Зубную щетку, книги. Извини, забыл их захватить с собой. Они тоже у соседа. Хочешь, я завтра их тебе принесу?

— Я сама заберу, — сказала я, хотя и не особенно собиралась это делать, затем сменила тему: — Ты голодный? Я умираю с голоду. Хочешь, пойдем в El Paradiso.

— Эм-м, — сказал он в сомнении. — Я совсем не хочу, чтобы шторм застал меня на улице.

— Да ну, у меня есть зонтик. И вообще, пока там ничего страшного.

Мы спустились вниз и вышли на улицу, а зонтик забыли. Мы шли по улицам, укрываясь под эстакадой метро. Обещали, что дождь усилится, но пока на улицах было полно народу. Мир превратился в вечеринку. Бары под тегом #mathilde рекламировали коктейль дня: «Темный Штормовой» за пять долларов; из баров вываливались гуляки. На крышах собирались компании хипстеров, окруженные множеством пивных бутылок. В магазинах незнакомцы в очереди разговаривали друг с другом, запасаясь бутылками воды и батарейками. Старики сидели на пластиковых ящиках для молока и наслаждались бесплатным представлением. Из бумбоксов и стереосистем наперебой орала музыка. Черная спортивная машина пронеслась к перекрестку; из нее доносился трек Джинувайна. Багажник машины был до отказа забит консервированным супом и пакетами вина. Проходя мимо открытой двери хипстерского музыкального бара, я услышала обрывок знакомой старой песни. Waylon Jennings — «Crying». Голос его звучал как вода, льющаяся из графина.

Наконец мы дошли до El Paradiso, пуэрто-риканской забегаловки. Мы вошли, попав под резкую струю воздуха из кондиционера. Звякнул колокольчик. Это было самое обычное заведение: лампы дневного света, пол из красной плитки, запах моющих средств. Обслуживание здесь было как в столовой: нужно было подойти к прилавку и заказать, а тебе в тарелку наваливали еду.

Мы взяли подносы и подошли к прилавку. Как всегда, Джонатан заказал курицу с рисом, а я — рагу из бычьих хвостов.

— Здесь или с собой? — спросила Роза. Она была владелицей заведения.

— Здесь, пожалуйста, — сказала я.

Мы сели за столики из композита. В El Paradiso почти никого не было. Я не привыкла к такому. Мы часто ходили сюда в воскресные вечера, когда здесь было не протолкнуться от прихожан, только что вернувшихся из церкви, блистательных в своих воскресных нарядах.

— Не понимаю, почему все радуются, — сказал Джонатан и показал за окно.

— Ну, им завтра не надо на работу, — объяснила я.

— И что? — спросил он, отрезая ножом кусок жареного банана.

— Я как все. Мы все надеемся, что ураган опрокинет и разъебет все, но не слишком сильно. Настолько, чтобы можно было не ходить на работу, но не настолько, чтобы это помешало нам съесть бранч.

— Бранч? — повторил он скептически.

— Хорошо, может быть, не бранч, — уступила я. — Пусть не бранч, а что-то другое.

Неожиданный выходной означал, что можно сделать то, что мы давно собирались. Например, сходить в ботанический сад, «Коллекцию Фрика» или еще куда-то. Почитать. Свободное время, главная проблема современной жизни — недостаток свободного времени. И наконец, чтобы прервать нашу рутину, нужна была стихия. Мы просто хотели нажать на кнопку перезагрузки. Мы хотели ощутить поток времени, чтобы сделать что-то, у чего нет объективной значимости, заняться посторонними делами — писать или рисовать, например, а не тем, что мы делаем ради денег. Научиться лучше фотографировать. И даже если всего этого не успеть за один выходной, может быть, его хватит на то, чтобы почувствовать саму возможность сделать все это, если захочется. Иными словами, мы хотели почувствовать себя молодыми, хотя, вообще-то, многие из нас и были молоды.

— Я не знаю, понимаешь ли ты, о чем речь, — сказала я.

— Конечно, понимаю. Я работал в офисе, — он прожевал кусок банана.

Некоторое время мы ели молча.

— Так когда ты уезжаешь? — сказала я.

— В воскресенье. То есть… через три дня. Я все пытался встретиться с тобой. Ты не отвечала на мои сообщения.

— Ну, мы же поссорились.

— Мы не ссорились. Я рассказал тебе о своем намерении уехать из Нью-Йорка, а потом ты перестала со мной общаться.

— Да, — сказала я, — потому что ты принял решение, которое касалось нас обоих, а рассказал мне, когда уже все решил. Вот так просто взять и свалить.

— Ты должна знать, что я уезжаю из-за Нью-Йорка, а не из-за тебя. Ты знаешь, почему я не хочу здесь жить. Я не хочу горбатиться круглые сутки без выходных, только чтобы заплатить за квартиру. — Он рассеянно посмотрел в окно. — Потом еще глобальное потепление и эти регулярные ураганы. Весь этот город разваливается. Но, как бы то ни было, он получит по заслугам.

— Это довольно грубо, даже для тебя.

Он сощурился и посмотрел на меня.

— Ты знаешь, что с этой лихорадкой Шэнь все будет только хуже? Говорят, что в Китае уже треть населения заболела. Это намного хуже, чем птичий грипп.

Я покачала головой:

— Будь так, мы бы об этом уже слышали повсюду.

— В Китае государственные СМИ держат ситуацию под контролем, так что мы не знаем реальной статистики. Может быть, они хотят избежать массовой паники, но спорим, дело еще и в том, что они не хотят лишиться зарубежных инвестиций. Им нужно сохранить лицо.

— Звучит как теория заговора, — отмахнулась я.

Джонатан постоянно упрекал меня в том, что я не слежу за новостями, но тут мне пришло в голову, что он перечитал всяких странных статей и сообщений на форумах и теперь видит связи там, где их нет.

Он выжидающе смотрел на меня.

— И здесь лихорадка тоже распространяется. Особенно на побережье, где много торговли, много грузов, много импорта. Весь Большой Нью-Йорк под угрозой, как-то так.

— Ну, значит, ты правильно выбрал время, чтобы уехать. — Я выпила воду.

Он заговорил более мягким, примирительным тоном.

— Ты тоже могла бы уехать. Могла бы поехать со мной. — Он коснулся моей руки. — Мы поселились бы в каком-нибудь новом месте, более дешевом. Там видно будет.

Я убрала руку и сказала:

— Неважно, куда мы переедем, для меня ничего не изменится. Мне нужна работа. Мне нужно платить за квартиру. Мне нужна медицинская страховка.

Джонатан строго посмотрел на меня:

— Почему ты цепляешься за работу, в которую даже не веришь? Какова конечная цель? Твое время слишком ценно для всего этого.

Я тоже посмотрела на него строго.

— Тот образ жизни, который ты выбрал, — это роскошь. Так можно жить недолго, пока никто от тебя не зависит. Но это не может продолжаться вечно.

Он отшатнулся.

— Но от тебя тоже никто не зависит. Ни у меня, ни у тебя нет семьи, которую нужно содержать. И тем не менее ты сама себя привязываешь к работе, в которую не веришь, которую не уважаешь.

— А вдруг у тебя прямо завтра появятся дети? — спросила я, стараясь говорить ровно. — Это может случиться. Как ты будешь о них заботиться?

— Со мной такого случиться не может, во всяком случае не в ближайшее время.

Он был так уверен в себе, что я хотела расхохотаться. Но просто ела свой рис, тщательно пережевывая каждое зернышко. Я не стану ему ничего рассказывать, поняла я в этот момент. Во мне без предупреждения вспыхнуло желание защитить эту непонятную горстку клеток внутри меня. В тот момент я все поняла.