Выходное пособие - Ма Лин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лифт со скрежетом остановился. Постоял некоторое время и издал механический стон. Так всегда случалось между двадцать шестым и двадцать седьмым этажами — какой-то сбой. Потом что-то щелкнуло, и он плавно заскользил вверх, до тридцать второго этажа. Я задержала дыхание, ожидая, когда двери наконец откроются.
Когда они открылись, этаж за ними оказался темным. «Спектра» была погружена в могильную тьму, жалюзи были полностью опущены, так что наши кубиклы походили на маленькие тихие саркофаги. Из кабинета слева пробивался лучик света.
Я провела пропуском по двери и вошла.
— Э-э-эй, — позвала я.
Свет шел из кабинета Блайз. Пробравшись через лабиринт серых кубиклов, я обнаружила ее там. Она печатала на компьютере. Экран освещал ее прямое лошадиное лицо; длинные волосы были собраны сзади в хвост.
— Привет, — не глядя сказала она. — Ты представляешь, какая жопа.
— Какая?
— Письмо, которое они прислали утром, типа в шесть часов. Офис закрыт. Штормовое предупреждение. Ты что, не читала рабочую почту?
— Нет, — сказала я, чувствуя себя виноватой. — А ты почему здесь?
— Это все потому, что я разбила телефон, — сказала Блайз будто самой себе. Она посмотрела на меня. — Будет ураган. Вот. — Она повернула экран ко мне и погуглила погода в нью-йорке. Во всем Нью-Йорке и окрестностях объявлено штормовое предупреждение. Надвигается ураган третьей категории под названием «Матильда». Вечером некоторые линии метро будут закрыты. В Бруклине и Нижнем Манхэттене ожидаются паводки.
Утром мэр провел пресс-конференцию. Блайз запустила видеозапись. «Жители Нью-Йорка, — говорил мэр, — наша обязанность не в том, чтобы испугать вас, а в том, чтобы подготовить вас к худшему. Хотя все аварийные службы приведены в полную готовность, сегодня вечером у нас может не хватить ресурсов. Пожалуйста…»
— Как бы то ни было, — сказала Блайз, поворачивая экран обратно к себе, — я собираюсь забрать тут кое-что и поехать домой. — Она оглядела меня сверху донизу. — И тебе советую сделать то же самое.
Блайз выдвинула ящик и стала рыться в оттисках. Она нашла папку проекта и разложила оттиски на столе. Проект назывался «Зеркало Нью-Йорка» — собрание работ нью-йоркских фотографов.
Я увидела фотографию Нан Голдин «Грир и Роберт на кровати, Нью-Йорк». Я сразу ее узнала.
— Люблю Нан Голдин, — сказала я, задержавшись в дверях. — В подростковом возрасте это была моя любимая фотохудожница.
Блайз поглядела на меня.
— Посмотри-ка на этот оттиск. Я хочу знать твое мнение.
— Конечно, — сказала я, не вполне понимая, из вежливости она меня просит или ей действительно интересно мое мнение. В этом отношении Блайз всегда было трудно понять. Она была похожа на белую версию Кортни Кардашьян.
— Тебе не кажется, что цвета съехали? — спросила Блайз. Она включила цветокоррекционную лампу. Женщина лежит на кровати рядом с мужчиной, обхватив свое запястье, будто измеряя его толщину. Он смотрит в сторону, за пределы кадра. Комната залита теплым желтым светом. Она в него влюблена, а ему, похоже, наплевать.
— Не знаю, — наконец сказала я, — это же теплая картинка, правда?
— Посмотри, — Блайз указала на руки и шею женщины. — По-моему, они странно выглядят.
Я не сразу поняла, что она имеет в виду.
— Оттенок кожи неправильный, — подтвердила я. — Думаю, баланс цвета съехал в желтую сторону.
— Хорошо. — Она взяла карандаш и удовлетворенно пометила изъян резкими штрихами.
Она листала оттиски, страница за страницей. У Блайз, по сравнению со всеми остальными художественными девицами, был куда более острый, внимательный глаз.
— Садись, — сказала она, не поднимая головы.
Я прикатила в ее кабинет чье-то кресло, она дала мне второй карандаш, и мы сели рядом. Мы медленно просматривали фотографии Питера Худжара, Дэвида Армстронга, Ларри Кларка и отмечали погрешности в репродукции.
Там были и другие фотографии Нан Голдин, ее ранние работы из 70-х и 80-х. На них были изображены ее друзья. Они существовали в мире высоких чувств, общались в машинах и на пляжах, позировали на хороших и плохих вечеринках, устраивали хаотические пикники, принимали молочные ванны, занимались сексом и онанировали, навещали друг друга в больнице, освещенные простой фотовспышкой. Город тогда был почти банкротом. День не отличался от ночи, граница между ними была тонкой. Сцены вечеринок сменялись больницами, а потом — поминками. Казалось, вот-вот разразится эпидемия СПИДа.
Я первый раз увидела фотографии Нан Голдин, когда была подростком, и прятала экземпляр «Баллады о сексуальной зависимости» под матрасом. Многие из изображенных на них людей казались странным в том или ином аспекте, они не вписывались в обстановку. Но фотограф как бы говорил нам: это не имеет значения. А имеет его только то, что они сами создали свой образ так, как им хотелось. Они полностью собой управляли. Именно они пробудили во мне желание переехать в Нью-Йорк. Я думала, что там я тоже смогу полностью управлять собой.
Мы просмотрели все оттиски, отмечая ошибки цветопередачи.
— Спасибо за помощь, — сказала Блайз.
— Без проблем. Я думала, этим занимается Лейн.
— Лейн на больничном.
— Да? — я посмотрела на нее, ожидая продолжения.
Блайз помедлила и сказала, осторожно выбирая слова:
— Лейн заболела. Она, кхм, заразилась.
— Что, правда? — Я пыталась понять по выражению лица ее реакцию.
— Да, это довольно ужасно, — сказала Блайз с деланным безразличием. Но голос выдал ее, и она отвернулась.
— Извини. Никогда не думаешь, что это может случиться с кем-то, кого ты знаешь.
— Это случается со многими, Кандейс, — поправила меня Блайз. — Но что касается Лейн, это удивительно. Она всегда носила маску. Когда выяснилось, что ее соседка заразилась, она вызвала службу, чтобы ее квартиру опрыскали противогрибковым средством. Она соблюдала все меры предосторожности, и все равно это не… — Блайз сглотнула и оборвала себя на полуслове. Потом посмотрела в телефон. — Думаю, мне надо идти. Лучше оказаться дома до шторма.
— Да, мне тоже, — отозвалась я. — Хочешь, поедем вместе на такси?
— Вообще-то я собиралась ехать на метро, — с сомнением сказала она. — Оно еще несколько часов будет работать.
Где-то в офисе зазвонил телефон.
— Ответь, пожалуйста, — попросила она, складывая оттиски в сумку.
Я вышла из кабинета Блайз и пошла на звук, пробираясь сквозь лабиринт кубиклов. Звук привел меня через весь этаж к моему собственному кабинету. Звонил мой телефон. Кто-то звонил мне.
— «Спектра», Нью-Йорк. Кандейс слушает.
— Наконец-то ты взяла трубку, — сказал Джонатан.
Я сделала паузу.
— Смотрю, ты действительно хотел до меня дозвониться.
— Я позвонил в «Спектру» и набрал твою фамилию в голосовом меню. Я беспокоился.
В кабинете Блайз погас свет. Она надела тренчкот и вышла из стеклянных дверей к лифту. Я слышала стук дождя по оконным стеклам. Внезапно дождь полил с такой силой, что стекла задрожали. Внизу на улице туристы в белых кроссовках и сандалиях разбежались в разные стороны.
— Будет шторм, — добавил он.
— Я слышала. И как раз собиралась уходить.
— Можно мне приехать к тебе? Хозяин дома сказал, что в случае наводнения подвал придется эвакуировать.
Я слышала, как вдалеке звякнула дверь лифта, когда Блайз из него выходила. Я завидовала Блайз, ее свободному времени, ее беззаботным вечерам. Мне нужно было сообщить Джонатану новости. Нельзя было бесконечно это откладывать.
— Хорошо, приезжай, — наконец сказала я.
Когда Джонатан приехал, начинался вечер. Весь день с перерывами шел дождь. После того как он позвонил в домофон, я слушала его шаги, раздававшиеся на лестнице и в коридоре, тяжелые и осторожные, как будто он шел по мосту, который вот-вот рухнет.
Я пропустила несколько ударов сердца и открыла дверь.
— Привет, — сказал он. На нем была такая милая рубашка в клеточку со следами дождя. И ничего не поделаешь — сердце мое затрепетало от любви.