Полное собрание сочинений - Юлий Гарбузов

трижды. Меня кололи анальгином, димедролом, эуфиллином и Бог знает, чем еще. А боль все нарастала. Я рад был терпеть любую внешнюю боль, лишь бы отвлечь внимание от дичайшей пульсирующей боли в голове, даже умереть.

Врачи констатировали спазм сосудов головного мозга. Они клали к моей голове грелку — то на затылок, то на темя, то куда-то там еще. Бесполезно. Я уже не мог сдерживать стона отчаяния.

Наконец уехала третья скорая, а я остался в цепких когтях умопомрачительной боли. Я уже и не стонал, только лежал и, стиснув зубы, терпел, призывая на выручку все ресурсы своего организма. Боль продолжала неистово свирепствовать с садистической неумолимостью. И тут, видимо, начали действовать введенные мне лекарства. Я стал впадать в какое-то оцепенение, и боль — нет, не прекратилась — словно перешла к кому-то другому, а я только как бы со стороны наблюдал ее адские атаки. Постель будто рухнула подо мной, а я начал падать, падать, падать… в темноту, все более удаляясь от того, у кого болела голова, и теряя с ним связь. Внезапно наступило облегчение, и тогда я увидел свет, какой-то спокойный равномерный свет, который лился сам по себе, вроде бы не имея никакого источника; просто было светло — и все. И я не видел — просто ощущал его каким-то непонятным образом. Я почувствовал себя совершенно иначе, чем когда-либо. Что это было за ощущение! Сейчас я не могу вспомнить всего в деталях, да это к тому же невозможно описать категориями любого человеческого языка. Просто не существует языковых категорий, соответствующих тем понятиям, которые могли бы отобразить мое состояние. От того состояния остались только эмоции, которые с течением времени мне все труднее воскресить в себе. Воспоминания о них слабеют с каждым днем, что и заставило меня срочно написать об этом происшествии.

Постараюсь описать свои ощущения, хотя понимаю, что смогу это сделать весьма и весьма приближенно. Это вовсе не событие, скорее это напоминает комплекс ярких ощущений, удивительных по своей силе, необычности, неожиданности, полноте и новизне. При этом я не могу сказать, что я что-то видел, слышал и четко запомнил. Моей памяти удалось сохранить лишь жалкие обрывки воспоминаний. Хочу, дополнив их в какой-то мере фантазией (?), рассказать, что я испытал, во всяком случае, как мне это представляется, с трезвых сегодняшних позиций безо лжи и приукрашиваний, ибо никакая человеческая фантазия не способна создать столь яркие образы, краски, ассоциации, мощные вихри, потоки, разнообразие и упорядоченность. Но что бы я ни написал — это будет все равно не то — слишком далек мир наших повседневных образов от того, что я ощутил. Вероятно, сходным образом чувствовал бы себя житель времен палеолита, попади он в наш век, если бы ему показали автомобили, метро, кино, телевидение, компьютеры, космические корабли и прочие чудеса современной техники. Притом, все сразу, параллельно. Но так, чтобы он самое основное все же кое-как понял. А потом вернули бы его в свое время, в свое общество. Разве смог бы он описать даже самым близким людям увиденное, чтобы ему поверили или хоть что-то поняли? Думаю, что по сравнению со мной он находился бы в куда более выгодном положении, ибо увиденное мною представляется мне иррациональным, невыразимым словами. И только образы способны хоть как-то, хоть что-то передать окружающим, близким мне по духу. Но, будь я художником или композитором, я бы, наверное, оказался в еще более затруднительном положении.

Итак, я ощутил себя в совершенно иной форме бытия. Не скажу, что я не осознавал необычности своего положения. Но я не испытывал любопытства человека, оказавшегося в новой, совершенно непривычной обстановке. Я не имел желания разведать, где тут что и как. Меня захлестнула волна восхищения, удивления, мною овладело потрясающее волнение, ощущение кипучести, необъяснимого восторга, поэтического вдохновения, яркости и четкости восприятия. И чего-то совершенно потрясающего, необыкновенного, пламенного, возвышенного, благородного, необъятного и чего-то еще, еще, еще… Чего-то самого-самого…, бодрого, буйного, ураганного, свободного, феноменального…

Словно до сих пор я жил в каком-то ограниченном пространстве и внезапно вырвался на необъятный простор, ОСВОБОДИЛСЯ в самом невероятном смысле этого слова. Я ощутил, будто бы с меня внезапно кто-то невероятно могучий, скорее Всемогущий, снял какие-то особые ограничения, о которых я даже и не подозревал ранее. Мне словно открылись основополагающие истины во всей своей гениальной простоте, четкости, ясности, красоте и непосредственности. Нет, я не стал всезнающим. Но мне словно бы открылся доступ к ЗНАНИЮ всех уровней, к Всеобщей Гармонии Мира, к Совершенству и какому-то Абсолюту.

Это было неописуемо. Приятно ли это было? На этот вопрос ответить невозможно. Меня переполняли разнородные эмоции. Среди них были приятные и неприятные одновременно. Мне было радостно и печально, весело и грустно, торжественно и тоскливо. И так далее, и тому подобное, и еще во много раз сильнее, ярче и невероятнее. Я испытывал ужас и восторг, величие и ничтожность собственной личности одновременно. И все это параллельно, в комплексе! И никакой противоречивости — полнейшая гармония. Я ощущал присутствие какого-то Высшего Интеллекта, скорее Суперинтеллекта. Я был весь в Его власти и в то же время сохранял независимость, автономность собственной личности, полную свободу воли и мог удовлетворять любое свое желание. Если хотелось что-то узнать, мое сознание безошибочно находило ту ячейку, где хранилась интересующая меня информация в доступном мне виде. Я по желанию мог разворачивать ее, проникая все глубже в подробности и связи с другими областями до бесконечности, в любую сторону. Я помню, что делал это, но впоследствии так и не смог воспроизвести в памяти никаких деталей.

Суперинтеллект общался со мной. Ничто не может сравниться с таким общением! Словно какая-то необыкновенная, неописуемая волна эмоций накатывалась на меня, и мое сознание получало множество самых разных вопросов одновременно. Невозможно представить число этих вопросов, их объем и содержание, глубину или хотя бы примерный диапазон. Помню только, что это касалось моих желаний, взглядов, отношений, чувств, ассоциаций и чего-то еще, чего не могу припомнить, представить и описать. Остались только остаточные впечатления колоссальной глубины, неповторимые и неизгладимые. Малейшее усилие воли с моей стороны, и волна эмоций скатывалась с меня и уносила ответ сразу на все вопросы, причем истинный, правдивый. Солгать было невозможно. Можно было только не отвечать. ОН был добр и строг, на бесконечное число порядков превосходил меня во всем, но относился ко мне с уважением, не уязвляя моей личности, не принижая моего «Я» ни в чем ни на йоту.

Помню, что для меня перестали