Воля императора - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну да, справедливо. Идти с бесчувственной девицей на руках, хоть и не тяжело для меня, но как-то неудобно. Да и неправильно это что ли, чтобы император девушек таскал. Хотя, если честно, пока шагал по лесу, об этом даже как-то не думал. Думал я о другом. Что русская девушка, пускай даже в обличии монстра, делает посреди польского леса. Да ещё и о помощи просит. Тут невольно и вправду задумаешься о старых русских сказках да всяких красавицах. Правда, к чему её приурочить — ума не приложу. Вот и пытался сообразить. Точно она не русалка, не кикимора болотная, и не Василиса Премудрая. Да и на царевну-лягушку она никак не походит. По крайней мере, та самая лягушка вооружённых поляков пачками не раскидывала. Да уж, загадка. И эту загадку мне очень хочется разгадать. Хотя и эту девушку будить боязно. Вдруг она очнётся и за старое примется.
Да уж, дела… И как быть?
Тем временем разведчики, искоса поглядывая на меня и на девушку, принялись обустраивать лагерь. На этот раз решили выкопать ямку и зажечь небольшой бездымный костерок, чтобы хоть как-то разогреть воды и сделать горячей еды.
Спустя пару минут девушка зашевелилась и раскрыла глаза. Она вздрогнула, затем испуганно огляделась. Тут её глаза встретились с моими. Она, помогая себе руками и ногами, отползла в сторону, будто боясь, что я сейчас на неё наброшусь. В следующий миг она вдруг остановилась и принялась ощупывать себя. Ощупала одежду, принялась себя оглядывать. Затем снова посмотрела на меня.
— Кто вы? — спросила она снова по-русски.
— Русские солдаты, — ответил я спокойно. — А ты, красавица, кто такая будешь? — спросил я.
— Русские солдаты? — с придыханием спросила она. — А я Анна Петрова. Из Минска я. Нас немцы в плен взяли и к себе утащили.
Она вдруг откинулась на землю и принялась плакать. Слёзы катились из её глаз.
— Вы же пришли спасать нас, да? Правда? — спросила она. — Наконец-то! Так только где же вы раньше были? Что ж вы раньше не пришли? Что ж вы пришли, когда уже поздно, когда уже назад пути нет?
Так она и плакала, и причитала, говоря что-то своё непонятное.
— Почему же поздно? Ты же спасена. Мы вот тебя вытащить хотим, вернуть обратно домой.
— Да нельзя мне уже домой. Нельзя. Такой мне назад уже точно нельзя. Я же теперь опасность для людей представляю. Я же теперь даже не знаю, чего от себя ждать.
Она плакала, размазывая слёзы по щекам, так и лёжа прямо на земле.
— Ты бы, Аннушка, легла обратно на подстилку, — предложил ей я. — Так и застудиться недолго. А как успокоишься, мы с тобой поговорим. Ты и расскажешь, как ты оказалась в Польше, что за немцы тебя увели и где тебя держали столько времени. Ведь Минск-то давно освобождён.
От моих слов девушка ещё сильнее разрыдалась. Однако, послушав мои увещевания, она поднялась и действительно перелегла на подстилку. Там она свернулась калачиком и продолжала рыдать.
Поручик Вострецов и остальные бойцы, которые были свидетелями этой не самой приятной сцены, молча наблюдали за нами.
Поручик Недудко налил в металлическую кружку горячего варева из котелка и подошёл ко мне, протянув эту кружку.
— Ваше императорское величество, это вам.
Затем он снова сходил к котелку и принёс ещё одну кружку.
— А это вот девушке Анне. Пускай она горяченького попьёт, вдруг ей легче станет.
Я благодарно покивал и поставил кружку рядом.
Девушка не успокаивалась ещё около часа. Потом, уже придя в себя, держа перед собой обновлённую металлическую чашку с чаем, который, казалось, дымил в темноте, она принялась рассказывать.
Её вместе с другими женщинами и детьми увели почти сразу после взятия Минска. Было их очень много. Она даже сосчитать не смогла, сколько людей в тот день уводили. И потом ещё было немало пленных. Спустя несколько дней их пересадили на грузовые машины и везли ещё несколько дней. Потом они оказались на какой-то базе, где с ними проводили какие-то, как я понял, опыты. Им делали какие-то уколы.
Их содержали в камерах по 30 человек. И почти каждый день из этих камер выводили по одной женщине или ребёнку, и те уже никогда не возвращались, и больше их не было видно.
Иногда из соседних камер или ещё откуда-то слышались человеческие крики. Кто-то кричал, кто-то плакал и выл. Кто-то звал маму или родных. И во всём этом ужасе они и жили долгие месяцы, ожидая, за кем же следующим придут беспощадные душегубы.
И вот в один прекрасный или, правильно сказать, ужасный день пришли и за Анной. Её увели и потом для неё начался сущий кошмар. Её пытали, пытались что-то узнать. При этом кололи какими-то препаратами, её били, истязали. Задавали странные вопросы. Всё это смешалось в какую-то безумную круговерть. И она даже не знала, сколько времени это продолжалось — день, неделя, месяц, год и целая жизнь прошла.
И вот в один прекрасный день она поняла, что всё, конец и что скоро она умрёт, потому что больше просто не выдержит. И именно в тот день она поняла, что лучше она сама умрёт и попытается убить хоть кого-то из своих мучителей, чем вытерпит ещё хоть день. И так её эти чувства обуяли, что обрела она силу нечеловеческую. Разорвала цепи, что её сдерживали. Она показала свои запястья, на которых и правда виднелись следы будто от оков или от наручников. Затем разорвала на части всех тех, кто был рядом. И само это хоть было и страшно, и жутко, но в то же время она уже не чувствовала жалости и не жгло её сердце от того, что она убила людей. Не потому, что это были совсем не люди, а демоны в человеческих обличьях. А просто потому, что себя она больше не жалела. И даже душу свою она больше не жалела. Даже если она за свои злодеяния попадёт в ад, то это уже ничего не меняет. Единственное, что могло её спасти, это смерть всех её мучителей, потому что только так она сможет спокойно умереть — после того, как всех их убьёт, либо в попытке всех их убить. Тогда она будет отомщена и будет чувствовать себя снова свободной и живой.
От её рассказа у меня разрывалось сердце. Вострецов, уже заподозрив неладное, сидел белый как мел. Его, как и других солдат, сотрясала нервная дрожь, но в то же время они крепко держали в руках оружие, готовые в любой момент его применить, ведь они действительно стали догадываться о том, кто на самом деле эта девушка.
А та тем временем продолжала историю. То, как она вырвалась из подземной базы и, обуреваемая яростью, убивала всех, кто попадался на её пути. Как в первый раз за долгие месяцы увидела небо и луну. Как за ней гнались солдаты.
Она сначала испугалась, что её вернут обратно и побежала. Но потом вдруг поняла, что бегать всю жизнь нельзя. Поэтому развернулась и убила всех преследователей и всех тех, кого отправили за ней следом.
И вот потом она почувствовала такую смертельную усталость, что захотелось просто упасть и умереть. Больше не хотелось ей бегать. А ещё до неё вдруг стало доходить, сколько людей она погубила. И вот тогда её и нашёл Александр.
Глава 22
Подготовка к бою
Анна так и сидела, будто пребывая в анабиозе. Видимо, вспоминала всё то, что было в последние дни. Я её старался пока не трогать.
Офицеры из группы Вострецова тоже обходили девушку стороной, разве что принесли кружку с дымящимся чаем да несколько галет. Девушка тихо поблагодарила, глядя при этом в пространство.
Я подошёл к Вострецову узнать, как они дальше планируют действовать.
— Ну как, сейчас пару часов передохнём, — ответил он, — а потом дальше в путь двинемся.
— Так скоро рассветать начнёт, — подметил я.
— Начнёт, — ответил он, — но мы так, чувствую, вообще никуда не продвинемся. Мы сегодня малый путь поделали. Я думаю, нужно подальше отойти от этих мест. Вдруг ещё кто-то за нами следом пойдёт. А позже, уже где-то после обеда, встанем на дневку.
Приняв информацию к сведению, вернулся к девушке. У той
