Нерешенная задача - Елена Валентиновна Муравьева

шерифу каждого штата только с одним вопросом, встречался ли тот с господином Саливаном и какие предпринимали действия на поиски нашего господина Артура?

— Да, Бетси, но какая заинтересованность шерифа в поисках? Я должна была пообещать солидное вознаграждение, но у меня уже не так много денег, хотя — и она видимо разволновалась — какие деньги, разве можно думать о деньгах в этой ситуации? Я завтра же телеграфирую мистеру Салливану, что решила установить солидное вознаграждение тому, кто первый найдет моего Артура или хоть что-то от него — и слезы выступили у неё на глазах.

Бетси поспешила обнять её, и они вместе всплакнули от той безысходной тоски, которая терзала их сердца все последнее время. Бетси любила, и очень жалела свою Ани, которая стала для неё и покровительницей и спасительницей, и помощницей, и просто подругой, и даже дочерью одновременно.

На следующее утро Бетси застала Ани у зеркала, с саквояжем в руках и это её озадачило. Ани по лицу прочитала удивление и начала Бетси все пояснять.

Она неожиданно надумалась снова отправиться в Чикаго.

— Зачем? — спросила Бетси.

— Буду умолять главу компании снарядить новый аэроплан на поиски Артура и его напарника.

Бетси промолчала. Вернется ли Ани к началу того грандиозного мероприятия, на который её пригласил лорд Тернер, сейчас это было не важно. Бетси переживала за жизнь своего хозяина тихо и молчаливо, и только дневные заботы загоняли эти переживания в дальний угол. Но в её жизни не было радостных чудес и все последние дни, она чаще ловила себя на мысли, что не верит в чудное его появление в этом доме. И её заботила только здоровье её дорогой Ани, так как люди были слишком уязвимы перед лицом различных недугов тех времен. Средняя продолжительность жизни человека в достаточно цивилизованной стране составляла не более 55 лет и среди шестерых рожденных детей в семье, в большинстве случаев оставалось только трое. А Ани только вчера поднялась с постели, благодаря лечению Идена Тернера, а сегодня она уже уезжает в Чикаго!

— О, мисс, мисс. Вам не будет покоя, если вы не сделаете того, что решили, я знаю, но …вы еще так слабы! Не хотела каркать под руку, но …простите, скажу …вы рискуете свою маленькую Джизи оставить вовсе сиротой. Надо быть осторожной, мисс Ани…… моя дорогая Ани. — и понимая, что говорит слишком откровенную, черствую правду, она опустила глаза в пол и засунула руки под передник. Тут несвоевременно Билли появился в проеме их комнаты, и она только тогда подняла глаза, чтобы осмотреть, как всегда, собравшегося в школу подростка. А тот так же с большим удивлением обвел взглядом собравшуюся толпу у входной двери, так как Джо, тихо сидел на ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, терпеливо ожидая свою хозяйку, чтобы отвезти её на вокзал, в экипаже. И Том стоял у двери, чтобы отвезти Билли в школу на автомобиле. Ани, только рукой махнула ему, и не желая дальше раскисать от правдивых речей Бетси, быстро юркнула в дверь, оказавшись на морозе и Джо, тут же подхватился бежать за ней вслед.

В Чикаго она уже была к вечеру и сразу направилась в офис компании Сперри, застав там еще третьего сына Элмера Сперри, владельца компании. Разговор выдался не из приятных. Ани настаивала на том, чтобы сама компания отправила новый авиалайнер по тому же маршруту, что пролетел исчезнувший экипаж с Артуром Войцеховским, на что ей ответили, что сделать это смогут не раньше, чем через месяц.

Лоуренс Сперри снисходительно объяснял, что аэропланы, это не велосипеды, которые делаются за несколько недель. Их строят годами, ну самое короткое время — это полгода. И после исчезновения первого аэроплана, отправившегося впервые в столь дальний перелет, теперь им необходимо все тщательно перепроверить, дабы не повторился снова несчастный случай. Ей не отказали, но попросили ждать, ждать и снова ждать.

— Значит — проговорила она, расстроившись — вы полагаете, что с ними произошло самое плохое — они разбились?

Лоуренс Спери сам был авиатором. Конечно же, исчезновение аэроплана могло трактоваться только как то, что произнесла мис фон Марфель, но как это так откровенно можно было заявить в лицо этой женщины?

— Мисс — начал он медленно и настолько продуманно, что со стороны это казалось, как разговор человека с иностранцем, которому сознательно растягивают слова, чтобы смысл успел у ловиться им. — Я сам авиатор. Я сам полечу разыскивать господина Войцеховского и господина Паркенсона, но у компании сейчас не лучшие времена. Производство аэропланов снято с линии, в связи с войной, я и так себе в убыток заканчиваю выпуск нашего последнего аэроплана и то, только чтобы помочь вам хоть чем-то и закончить испытания «стабилизатора аэроплана». Компания, я думаю, временно, изменила направление развития на перспективу, и в ближайшем времени, планирует заниматься не воздушными, а морскими стабилизаторами.

— Почему Артур? — только спросила она его неожиданно.

— В смысле? — не понял вопроса господин Лоуренс Сперри.

— Он не авиатор, почему он полетел?

Он полетел вторым пилотом, а не первым — начал отвечать Лоуренс Сперри. — Он был только помощником, не нес основную нагрузку в управлении. И …требуется сказать, господин Войцеховский, просто …он настолько любит жизнь, он хотел испытать высоту. Прихоть, не более… …в этом не было необходимости.

Ани вздохнула. Она поднималась со стула так, словно ей это стоило большого труда. А ей и правда было трудно, когда её лишали надежды и так не хотелось снова уходить ни с чем, в то холодное одиночество, где грусть и боль пожирали сердце, отнимая силы жить и работать в этой жизни. Она представила себе, как снова сядет в холодный вагон поезда и будет смотреть в окно, стараясь контролировать последними усилиями каждый мускул своего лица. Чтобы не показывать окружающим людям, в какой беде она пребывает снова, потому что её беда только её и никому другому она не нужна, свою боль совершенно не с кем разделить, но даже если поделишь её с кем то, она не станет меньше и тебе не станет легче. Словно мысли вслух, проронила она при выходе из кабинета:

— Лучше бы он настолько любил свою семью. — и её худенькая изящная фигурка оставила только горький привкус еле уловимой вины за свою бездеятельность