Принцесса Клевская (сборник) - Мари Мадлен де Лафайет

До нас дошли слухи, что императорская армада приближается к острову, и Аламир уговорил Аласинтию и Белению покинуть наши места. Христианская религия служила нам залогом безопасности, но союз наших отцов с арабами и бесчинства, которые всегда несет с собой война, побудили нас последовать совету Аламира и перебраться в Фамагусту[75]. Я с трудом скрывала свою радость в надежде, что Аламир будет рядом со мной, поблизости, а Заида с матерью разместятся где-нибудь в другом месте. Я мучилась сознанием ее красоты и по-женски опасалась ее присутствия. Мне казалось, что без нее мне легче будет распознать его чувства и, убедившись в их искренности, не сдерживать своих. На самом же деле я давно потеряла над собою власть. И все-таки я уверена, что, если бы тогда я знала его истинное ко мне отношение, как знаю теперь, я сумела бы обуздать себя.

В день нашего прибытия в Фамагусту Аламир выехал нам навстречу. Заида в этот день выглядела необыкновенно красивой и предстала перед глазами Аламира тем, чем он представлялся мне, – человеком, которого нельзя не полюбить. От меня не укрылось то внимание, которым он сразу же окружил мою подругу. Когда мы подъехали к городу, наши матери расстались, и Аламир последовал за Заидой, даже не позаботившись подыскать повод, чтобы объяснить, почему он едет с ней и оставляет меня. Никогда еще мое сердце не испытывало такой боли, и я поняла, насколько сильна моя любовь. Эта мысль сделала мою боль еще нестерпимей. Я увидела, какое несчастье я навлекла на себя по своей собственной вине. Но, как все влюбленные, я на что-то еще надеялась и даже стала убеждать себя, что поступок принца объясняется какими-то неизвестными мне причинами. И действительно, вскоре эта слабая надежда засверкала ярче – Аламир дал понять нам, Заиде и мне, что любит нас обеих, и в дальнейшем все будет зависеть от нас самих. Но красота Заиды была неотразима и сделала свое дело. Он даже забыл, что и мне обещал свою привязанность. Я его почти не видела. Если он и навещал меня, то только в поисках Заиды. Страсть захватила его полностью. Он относился к ней так, как могла бы к нему относиться я, если бы судьба была на моей стороне и меня не сдерживали правила приличия.

Вряд ли мне стоит рассказывать вам, что я пережила и какие мысли обуревали меня. Я страдала, когда видела его, ослепленного страстью, рядом с Заидой, но в то же время не могла жить без него. Я предпочитала видеть их вместе, чем не видеть его вообще. Его ухаживания за ней не только не охлаждали мою страсть, но еще больше распаляли ее. Все его слова, все его жесты, предназначенные Заиде, восторгали меня до такой степени, что, если бы кто-то другой полюбил меня, я бы посоветовала ему взять поведение Аламира в качестве примера для подражания. Любовь настолько коварна, что разжигает ваши чувства, даже если предназначена не вам. Заида рассказывала мне о сердечных излияниях Аламира и о своем полном к нему равнодушии. Когда она мне об этом говорила, я готова была признаться ей в своей любви к принцу и этим признанием побудить ее оттолкнуть его от себя раз и навсегда. Но я боялась, что, если Заида узнает о моих чувствах к Аламиру, ее отношение к нему может измениться в лучшую сторону. Во всяком случае, я твердо для себя решила не мешать его любви к Заиде. Зная по своему горькому опыту, что значит любить безответной любовью, я не могла пожелать того же самому дорогому для меня человеку. Возможно, все дальнейшие испытания мне помогла перенести Заида своим безразличным отношением к Аламиру.

Император послал на Кипр такую огромную армию, что мало кто сомневался в его победе. С приближением императорских войск дали наконец-то о себе знать и Зулема с Осмином. Халиф, побаивавшийся своих грозных союзников, стал подумывать, как бы ему от них избавиться. Но они опередили его и сами попросили поставить их во главе армии, готовящейся выступить на помощь защитникам Кипра. К великой радости Аласинтии и Белении, они появились на острове, когда их никто уже не ждал. Занятая собственными переживаниями, я не только не испытала особой радости по случаю приезда моего отца, но на меня свалилась новая беда с приездом отца Заиды. Меня сразу же охватило предчувствие, что Зулема поддержит Аламира в его домогательствах руки Заиды, и предчувствие меня не обмануло. Пребывание Зулемы в Африке накрепко связало его с прежней религией, и он прибыл на Кипр с твердым намерением обратить Заиду в свою веру, увезти ее в Тунис и выдать замуж за принца Фесского, выходца из знатного дома Идрисов. Но, познакомившись с принцем Тарским, он счел его вполне достойным руки своей дочери. Я не делала ничего, чтобы помешать Заиде полюбить Аламира, но то, что могло произойти с приездом Зулемы, испугало меня.

Любовь Аламира к Заиде становилась все сильнее и сильнее. Те, кто знал его, были поражены его страстью. Мульзиман, о котором я вам говорила и которого приглашала к себе, так как он был близким другом Аламира, не переставал удивляться, и я поняла из его слов, что ничего подобного до сих пор с его другом не случалось. Аламир поведал Зулеме о своих чувствах к его дочери, и Зулема объявил ей о своей воле выдать ее за принца Тарского. Заида, которая догадывалась, что ее отец готов пойти на такой шаг, тут же, весьма обеспокоенная, поспешила с этой новостью ко мне. Должна признаться, что я не понимала причин расстройства подруги – мне отнюдь не представлялось несчастьем стать женой столь достойной особы. Узнав от отца Заиды о ее решительном отказе выйти за него замуж, Аламир полностью забыл о своих чувствах, которыми когда-то одаривал и меня, и тут же прибежал ко мне, умоляя помочь ему и замолвить за него перед Заидой словечко. Мысли мои помутились, и выдержка едва не оставила меня. Меня охватило такое волнение, которое он, несомненно, бы заметил, если бы не был, как и я, ослеплен страстью. Какое-то время мы молчали, и это молчание говорило о многом. Наконец я ему сказала:

– Я более других удивлена противлению Заиды воле отца, но менее других способна повлиять на нее. Я бы покривила душой, если бы стала уговаривать ее изменить свое решение. Несчастье полюбить человека другой веры мне хорошо известно, и я не могу посоветовать Заиде пройти через это испытание. Моя мать с пеленок предупреждала меня об этом, и думаю, что Аласинтия также приложила все усилия, чтобы ее дочь никогда не повторила ее ошибку. Уверяю вас, я менее чем кто-либо способна выполнить вашу просьбу.

Мой отказ повлиять на подругу очень расстроил Аламира. Он попытался разжалобить меня, заговорив о своем горе, о своей любви к Заиде. Его слова были для меня как соль на рану, но, находясь в том же положении отвергнутой, я понимала и жалела его. Несговорчивость Заиды доставляла мне маленькую радость мести, но в то же время мое честолюбие страдало от того, что она не хотела оценить человека, которого я боготворила.

Я решила открыть Заиде душу, но прежде посоветовать ей еще раз хорошенько подумать, способна ли она устоять перед волей отца. Она ответила мне, что пойдет на любую крайность, но никогда не согласится выйти замуж за человека другой веры, которая позволяет мужьям иметь сколько угодно жен. Она сказала также, что вряд ли Зулема будет упорствовать в своем решении, а если заупрямится, то Аласинтия найдет на него управу. Слова Заиды окрылили меня, и я решила, что наступил момент рассказать ей о своих чувствах к Аламиру. Сделать это оказалось для меня гораздо труднее, чем я полагала. И все-таки, преодолев гордыню и стыд, я, вся в слезах, поведала ей о своей несчастной любви. Для нее это было полным откровением, но, как я заметила и как того желала, она приняла мое горе близко к сердцу.

– Зачем же вы так долго скрывали свои чувства от того, кто заронил искру любви в ваше сердце? Я уверена, что, если бы он знал о них с самого начала, он, несомненно, полюбил бы вас. При малейшем намеке с вашей стороны, честь, которую вы оказываете ему своею любовью, и мое к нему прохладное отношение заставили бы его забыть обо мне. Если вы хотите, – добавила она, обняв меня, – я могу попытаться дать Аламиру понять, что ему следует обратить свой взор не на меня, а на вас.

– Дорогая Заида, не отнимайте у меня того единственного, что не позволяет мне умереть от моих страданий. Я не переживу, если Аламир узнает о моих к нему чувствах. И дело не только в моей гордости или женском самолюбии. Я была бы на седьмом небе, если бы он полюбил меня только потому, что я люблю его. Но любовью за любовь не платят. И, убегая от горькой правды, я сохраняю маленькую надежду, с которой не хочу расстаться. Это – единственное, что мне остается.

Я привела много других доводов, доказывая, что не должна открывать своих чувств Аламиру, и Заида согласилась со мной. Как бы то ни было, разговор с подругой и пролитые слезы облегчили мою душу.

Война тем временем продолжалась, и близость поражения ни у кого не вызывала сомнений. Вся равнинная часть острова была уже занята войском императора, и только Фамагуста продолжала оказывать сопротивление. Аламир каждый день подвергал себя смертельной опасности, и в его неистовстве было столько же мужества, сколько и отчаяния, что очень беспокоило Мульзимана. Он часто навещал меня, и его не переставала удивлять страсть, коей его друг воспылал к Заиде. Он настолько поражался его поведению, что я не удержалась и спросила его, был ли Аламир влюблен в кого-нибудь до знакомства с Заидой. Мульзиман не сразу удовлетворил мое любопытство, но, уступив моей настойчивости, согласился в конце концов рассказать о жизни и приключениях принца Тарского. Не буду вдаваться в подробности – это заняло бы слишком много времени. Расскажу лишь о самом главном – о том, что даст вам представление о персоне Аламира и глубине моего горя.