Бедная Настя. Книга 8. Воскресение - Елена Езерская

— Но как могло статься, что вы решились покинуть эти благословенные места? — негодовал Репнин при очередном мемуарном на строении Родичевых, вдруг ощутив в себе государственную жилку. — Отчего не воспротивились решению компании, не обратились к государю или Его высочеству?

— Мне ли рассказывать вам, князь, как сильна наша бюрократия, — тихо промолвил капитан-лейтенант, — и как невозможно бывает преодолеть неумных царедворцев и ленивых купцов, думающих лишь о сиюминутной выгоде и способных при малейшем снижении своих прибылей в одном месте бросать его, перебираясь к следующему, еще нетронутому их разрушительной волей.

— И никому нет дела до простых тружеников, верой и правдой служивших нашим интересам, — вторила мужу сердобольная Екатерина Павловна. — Мы, конечно, жили в Форте лишь последние пять лет его существования, но многие из его обитателей родились и выросли там, завели свои семьи, обустроились и процветали.

— Это очень похоже на заговор! — воскликнул горячий на суждения Репнин.

— О, князь! — не без иронии протянул Родичев. — В России иной раз и заговора не надо — дайте лишь дуракам поуправлять…

Репнин тогда покраснел от резкой отповеди коменданта, но позже, продолжая перебирать архивы ново-архангельской библиотеки, он нашел весьма любопытные заметки, сделанные участником одной из многочисленных русских экспедиций, исходивших Аляску и Юкон, казалось, вдоль и поперек. Отчет составлен был из нескольких докладов, но внимание Репнина привлек геологический синопсис, автор которого не только подробно запечатлел структурные особенности изучаемой им местности, но приводил факты, позволившие сделать выводы об иной ценности этих земель — кроме лесной, пушной и водной.

Геолог, оставшийся в докладе безымянным, описывал наличие признаков, аналогичных уже отмеченным им в изучении Камчатки и Алдана и с явностью свидетельствовавших о присутствии в недрах Юкона драгоценного металла — золота, и запасы его там, по оценке автора статьи, должны быть огромными. То же отмечал он и об особенностях строения калифорнийского побережья.

Еще одно соображение, привлекшее внимание Репнина, был рассказ Родичевых о посещении ими испанских земель и Мексики, где индейцам издревле была ведома подземная жидкость — густая, черного цвета с ужасным запахом и маслянистая на ощупь. Нефть — она хорошо горела и в цивилизованных странах, ценилась на вес золота.

И чем больше узнавал Репнин, тем сильнее поднималось в нем раздражение на бездарных правителей компании, не утруждавших себя поиском нового или хотя бы вниманием к уже сделанным в русской Америке открытиям. Увы, все эти замечательные находки, судя по всему, известны были лишь ему одному, но сможет ли один повлиять на ход истории?

Михаил с грустью вспомнил свой недавний дипломатический опыт — самоуверенного и высокомерного Меншикова, заслонившего своим тылом слабые попытки его коллег договориться с османами. Репнин, хотя и не обладал навыками стратега и всегда был далек от политики и войны, служа в привилегированном полку и состоя адъютантом при наследнике российского престола, но даже он понял — демонстрация силы уместна лишь тогда, когда она подкреплена позиционно. Французская эскадра, ставшая на якорь близ Святых земель, сколь угодно долго могла угрожать османам нападением, но она вряд ли бы пошла на это, не подразумевая ту сложную многоступенчатую подготовительную игру, которую провела католическая церковь на Востоке. И что бы ни говорил Меншиков о патологическом страхе турок перед французским оружием, тот бой выиграла другая армия — воинство в рясах, умело воспользовавшись демагогией о праве всех христиан на обладание библейскими святынями. А еще свою роль сыграло предательство Европы, не желавшей избавлять от любой страшной сказки на ночь о бородатом русском мужике — тупом и безжалостном…

Пожалуй, только после пребывания в Турции и теперь здесь, на Аляске, Репнин, всегда почтительный к европейским просветителям и осознававший возможную неблагополучность отечественного мироустройства, впервые в жизни задумался о новых для него сторонах русского характера. Узнавая историю освоения Аляски, он преисполнялся уважения к тем, кто открывал и облагораживал эти земли. Чего стоила одна история острова Ситки, где индейцы, поначалу видевшие в пришельцах — по аналогии с судьбой их собратьев с западного побережья Америки — лишь врагов, сожгли первое русское поселение, подвергнув страшной смерти его обитателей. Но русские не отступили и, пережив горечь утраты, со временем превратились в друзей на всем пространстве Русской Америки — Родичев приводил ему в пример такой факт: за все время существования Форта-Росс крепость ни разу не подверглась нападению со стороны индейцев, в то время как калифорнийские испанцы вынуждены постоянно быть начеку, потому что их колония нередко оказывалась объектом военных действий живших поблизости воинственных племен.

Репнин не исключал, что находился сейчас под впечатлением рассказов капитан-лейтенанта, возможно, овеянных за прошествием времени романтическим ореолом, но не мог не признать за этими землями будущего, способного оказать существенное влияние на судьбу российского государства. И потому, отдаляясь душою от сердечной раны, коротал долгие зимние вечера в библиотеке, собирая факты и обобщая их в доклад, который намерен был как можно скорее представить Его высочеству — Александр Николаевич за последние несколько лет превратился в фигуру, более значимую, чем просто официальный наследник престола. Александр в глазах многих уже воспринимался не как тень своего отца, а как самостоятельный и влиятельный государственный деятель, и это внушало надежду Репнину, что мысли его не останутся без внимания и найдут в душе и сердце наследника должный отклик. Потому, завершив свой отчет и набросав в тезисах те соображения, каковые еще требовали аргументации и документального обоснования, он решил не дожидаться ответного, послания Анны и с ближайшим кораблем, отправляющимся на материк на исходе осени, вернуться в Россию, несмотря на запрещение Императора и желая лично из рук в руки передать Александру свой манускрипт. Однако пришедший в Ново-Архангельск за грузом пушнины корабль привез с собою известие, для князя весьма неожиданное.

Письмо от Александра, полученное им специальным пакетом, доставленным бригом «Крейсер», прежде всего, содержало в себе несколько уже известных рекомендаций в отношении проводимой Репниным инспекции. Кроме этого, Михаилу снова подтверждены были широчайшие полномочия его инспекции и особо дано поручение к нынешнему правителю Ново-Архангельской крепости капитан-лейтенанту Родичеву во всем содействовать Александрову порученцу. Но главным, как позже понял Репнин, в том послании являлась приписка, в которой ему сообщалось, что по распоряжению Его высочества баронесса Анастасия Петровна Корф для ее же блага и в ознаменование ее заслуг перед государством российским направляется в Ново-Архангельск, чтобы соединиться с князем в священных узах брака. Однако сие путешествие осуществляется ею конфиденциально и под именем Анны Петровой Платоновой, мещанского сословия и без определенного занятия. В завершение до сведения князя доводилось, что проследует госпожа Платонова через Читу и далее по Амуру на пароходе-корвете «Америка», где в японском порту Хокадате пересядет на бриг Российско-американской компании «Румянцев», который и доставит означенную персону в Ново-Архангельск.