Лоенгрин, рыцарь Лебедя - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ого, – сказал он, – вы умеете читать мысли?
Она рассмеялась снова.
– Разве сложно читать мысли мужчин?
– Думаю, – ответил он, – мужчин… сложно. Не все же, кто носит штаны, – мужчины?
Она расхохоталась, показывая влажный рот, такой же жгуче красный, как и толстые пухлые губы.
– Интересная шутка!
– Это не шутка, – сказал он мирно, – многое изменилось. Даже значения слов…
Она бросила лукавый взгляд в сторону ошеломленного Нила, лицо его красное и вспотевшее не просто говорит яснее ясного, что он чувствует и чего жаждет, а кричит во весь звериный голос.
– Правда?
– Правда-правда, – заверил он. – Конечно, не все… Изменения происходят медленно.
– Я не верю в изменения, – сказала она победно. – Боги создали вечный мир, в котором все предопределено и все повторяется. Мойры следят…
– Да-да, – прервал он. – Коней наших тут покормят?
– Покормят, – заверила она с улыбкой. – Они уже получают то, что у вас еще впереди… Вы желаете сперва искупаться или же…
Нил замотал головой так яростно, что уши захлопали по сторонам, как у охотничьей собаки.
– Купаться потом! – заявил он. – Или я сейчас лопну! Я иду!
В ответ на его вопль из-за шелковой занавески протянулись обнаженные женские руки, ухватили его за пояс, и он со счастливым воплем дал себя утащить за эту непрочную преграду.
Глава 13
Лоенгрин рассчитывал, что увидит Нила хотя бы к вечеру, Нил все-таки стесняется благородного господина, образцового во всем и во всех отношениях, потому, как и где тешит плоть, догадаться трудно, но, когда в саду вспыхнул жаркий огонь в светильниках, разгоняя медленно накапливающийся мрак, зазвенел приближающийся женский смех, стена зелени раздвинулась, Лоенгрин уже готов был увидеть оруженосца, но появилась улыбающаяся Голда.
Из одежды на ней только небольшая гирлянда цветов и нитка дивных ракушек, но с ее фигурой любая одежда будет выглядеть оскорбительной, и Лоенгрин успел подумать, что со времен язычества идеалы женских пропорций изменились в сторону утонченности и одухотворенности, в то время когда раньше царствовала вот такая чувственная плоть…
Раскачивая широкими бедрами, она подошла вплотную и взглянула крупными томными глазами навыкате, очень живыми и блестящими.
– Мой герой, – проговорила она низким чувственным голосом, – ты еще не видел моего дворца внутри…
Лоенгрин поднялся и сразу оказался на голову выше.
– Пойдем посмотрим?
– Ты очень разборчив, – упрекнула она. – Столько красивых девушек пытались подарить тебе любовь!
– Это для моего слуги, – ответил он.
– А герою нужна сразу богиня?
Она расхохоталась и прижалась к нему нагим горячим телом, обняв одной рукой и понуждая идти в сторону сказочного дворца, засверкавшего в огнях расположенных вокруг светильников.
Утром Лоенгрин, обнаженный до пояса, быстро ополоснул лицо и грудь в холодном ручье, избегая разнеживающих ванн с теплой водой и плавающими на поверхности лепестками роз, повернулся в сторону укрытых за пышными цветущими кустами конюшен, пора проверить, как там и чем кормят коней, как вблизи прозвенел легкий женский смех, кусты раздвинулись и вышел его оруженосец.
Он обнимал сразу двух девушек, а третья шла сзади и бросала в них цветами, а когда на нее перестали обращать внимание, нагнулась и со смехом укусила Нила за ягодицу.
Нил, растеряв почти всю одежду, штаны все-таки сохранил, а у женщин из одежды только гирлянды из ярких цветов.
Оказавшись на поляне, он торопливо и смущенно поклонился своему хозяину.
– Ваша светлость…
– Не стесняйся, Нил, – ответил Лоенгрин мирно. – Однажды все проходят эту проверку. Говорим про огонь, воду и медные трубы, но про главное испытание стыдливо умалчиваем.
– Ваша светлость?
Лоенгрин пояснил:
– Настоящее испытание – женщины. В нем мало героического, потому и помалкиваем, но стойкости требует больше, чем самая кровавая битва. Садись, будем завтракать.
Нил осторожно сел, женщины сразу же прижались к нему, а одна уселась ему на колени и обхватила за шею.
– Какой завтрак, – взмолился Нил, – я все время что-то да ем! Даже ночью жрал в три горла.
– Что?
– Не знаю, – признался Нил. – Что-то суют в рот, а в кубки наливают и наливают. Никогда столько не жрал и не пил, как только и влезло! Но вкусно, скажу честно. Дома такого не случалось пробовать ни разу в жизни.
Лоенгрин кивнул:
– Да, конечно. Здесь и еда вкуснее, и вино слаще, а женщины вообще выше всех похвал. Для человека простого это и есть предел всего желаемого.
Нил спросил осторожно:
– Ваша светлость, я не понял… Все говорят, что под Волшебным Холмом живут эльфы, но какие же это эльфы?
– Это не эльфы, – согласился Лоенгрин.
– А… кто?
– Язычники.
– Господи, – воскликнул Нил, – эти нечестивые язычники, выходит, здорово жили!
Лоенгрин посмотрел на него с сочувствием.
– Я неправильно объяснил, извини. Это не люди, Нил. Это нимфы, как их тогда называли. Понимаешь, это у нас один Господь, а язычники его не знали, у них было множество мелких богов, что пили, ели и дрались, как и все, ходили к чужим женам, совокуплялись с людьми и животными, не видя разницы, и от людей почти не отличались… Они бессмертны и всегда юны, никогда не старятся и не умирают сами по себе, их можно только убить. Это уцелевший кусочек того мира. Венера – богиня плотских утех, а эти женщины – ее нимфы. Я не знаю, как они уцелели, сумев отгородиться от нового мира христиан, но так уж получилось… Так что это не враги в прямом смысле.
– Друзья?
– И не друзья, – ответил он. – Просто они так живут. Просто живут.
– Хорошо живут, – сказал Нил. Женщины продолжали ластиться, целовали его в шею, плечи, гладили, почесывали, разминали мышцы, игриво покусывали за уши. – Радостно, я бы сказал.
– Радостно, – согласился Лоенгрин. – Даже у богов простые такие радости… Представляешь, их самый высший бог, бог богов, ел и пил, как и ты, дрался с людьми и богами, соблазнял чужих жен.
Нил воскликнул:
– Вот здорово!
– Да, – согласился Лоенгрин. – Только меня ничто не заставит кланяться богу с умом и повадками моего оруженосца.
Он взял выстиранную вчера рубашку, за ночь высохла, с удовольствием натянул на сильное тело, жаждущее действий, влез в стальную кирасу и начал прилаживать на себе остальные доспехи из такой непривычной в этом мире неги стали.
Нил вскочил и поспешно взялся помогать. Женщины смотрели с недоумением и обидой.
– Вам не нравится их мир? – спросил Нил.
Лоенгрин с усилием затянул пряжку потуже, вздохнул.
– Понимаешь, Нил… я вижу разницу между поучениями отца Ефимия и наставлениями отца Теогольда, хотя оба на одну и ту же тему, но я не вижу разницы в том, возлечь на ложе с вон той рыжеволосой красавицей, что справа, или вот с этой жгучей брюнеткой, что слева. Или даже с той золотоволосой, что чешет тебе спину. А ты видишь?
Нил ответил с готовностью:
– Конечно!
– В чем, просвети.
– Та рыжая, – объяснил Нил, очень гордый, что понимает больше господина, – а та вот черная!
– Это я заметил, – обронил Лоенгрин, – а насчет существенной, как бы сказать, разницы?
Нил приподнял в удивлении плечи.
– Ваша светлость, это женщины! Какая между ними может быть разница?
– Гм, – сказал Лоенгрин. – Не совсем… но вообще-то хороший ответ. Ты, как я понял, планируешь остаться?
Нил радостно подхватился.
– А что, можно?
– Будут только рады, – сообщил Лоенгрин.
– Тогда меня отсюда и сто быков не вытащат!
– Понятно, – сказал Лоенгрин. – Ну ладно, будь здоров. Вот тут еще чуть затяни, чтоб не болталось… Хорошо, спасибо! Я пошел.
Нил непонимающими глазами смотрел, как его господин, расправив плечи, уходит вольно и широко к своему коню. Тот радостно заржал, Лоенгрин вынес из сарая седло и положил коню на спину.
– Мой лорд!
Лоенгрин оглянулся, Нил подбежал с вытаращенными глазами и распахнутым в удивлении ртом.
– Слушаю, – ответил Лоенгрин и принялся затягивать подпругу.
Нил поспешно ухватился за ремни, начал сам все затягивать и улаживать, деликатно отстраняя рыцаря.
Лоенгрин сказал усмешливо:
– Да брось ты эту ерунду!.. Там вон тебя такие женщины ждут…
Нил спросил с пугливым недоверием:
– Вы в самом деле решили уехать?.. Отсюда? Где вот так все… божественно?
– Что значит решил? – перепросил Лоенгрин. – Я и не собирался здесь задерживаться, как помнишь. Или все забыл? Мне нужно объехать земли Брабанта, посмотреть, что и как, затем вернуться в Анвер.
Нил взмолился:
– Но почему сейчас?
– А почему не сейчас? – спросил Лоенгрин отстраненно. – Я христианин, а это обязывает. И я возвращаюсь в христианский мир.
– Ваша светлость, а я?
– Это у язычников нет выбора, – напомнил Лоенгрин. – А у христиан есть. Ты христианин, сам волен, вернуться ли в мир христиан или же остаться в язычестве. Заметь, я не называю это вот ни гнусным, ни развратным или развращенным, похотливым или… любым другим словом. Я просто сделал здесь остановку, дал отдохнуть коню, теперь еду мимо и дальше.