Тайна пропавшей экспедиции: затерянные во льдах - Александр Конрад

Но, так или иначе, мы отправились в путь.

Берегом пошли: Архиреев, Регальд, Смиренников, Губанов и Луняев.

На этот раз течение было встречное, и мы должны были усиленно грести, чтобы не отставать от береговой партии. Погода была пасмурная и прохладная, но работа веслами не давала нам особенно зябнуть; пришлось даже снять теплое полупальто и плыть в одной тужурке. Войдя в бухту Кембридж, мы вышли на лед и позавтракали. Следующее наше свидание с береговой партией было назначено на мысе Ниль (Neale), который отсюда хорошо виден, выделяясь своими высокими черными скалами.

Вся бухта, отделяющая этот мыс от западной части Земли Александры, была еще покрыта невзломанным льдом, и только местами отламывались небольшие льдины, которые и шли с течением вдоль кромки припая. Вдоль этой кромки плыли и мы, во-первых, опасаясь нападения моржей, а во-вторых, для того чтобы быть уверенными, что никакая полынья не разделит нас с партией, шедшей на лыжах. Мы с Конрадом поставили на своем каяке парусок и легко пошли с попутным ветром. Но на другом каяке пришлось грести: оказывается, что мачту с того каяка мои спутники сожгли на леднике, когда остановились ночевать перед приходом на мыс Мэри Хармсуорт. Не досадно было бы, если бы это вызвалось необходимостью сварить пищу где-нибудь на плавучем льду, но ведь они остановились в виду мыса, до которого было полчаса хода и на котором было много топлива. Теперь они были наказаны и усиленно гребли, даже не догадавшись сделать мачту из лыжных палок. Около 6 часов вечера мы подошли к высокой ледяной горе, должно быть, сидевшей на мели. Забравшись на ее вершину, мы очень внимательно осмотрели местность, надеясь увидеть пешеходов, но нигде не могли их заметить, хотя горизонт с этой горы открывался большой. Полагаю, что они остановились где-нибудь за торосами на отдых, хотя погода, казалось бы, к этому не располагала. Ветер довольно сильный W, начинает даже разводить зыбь.

В 10 часов вечера мы подошли к мысу Ниль и прошмыгнули на сильной зыби между массой льда в тихую закрытую бухточку. Тут была тишина и даже значительно теплее, настоящее «тихое пристанище».

Мыс этот представлял из себя небольшую площадку, постепенно поднимающуюся по мере удаления от берега. Она сплошь была покрыта, как зеленым ковром, толстым слоем мха. Много ручейков прорезывали эту прелестную площадку по всем направлениям и сбегали в море. С двух сторон она была защищена очень высокими отвесными базальтовыми утесами. Эти утесы, как стеной, закрывали площадку до самого берега, и забраться на них со стороны площадки было совершенно невозможно. С третьей же стороны возвышалась узкая гора ледника, одинаковой высоты со скалами. Уклон его был настолько крут, что идти по нему на лыжах было нельзя, надо было их снимать, иначе вы неминуемо скатывались вниз.

Едва мы ступили на землю, как были оглушены страшным непрерывным шумом, несшимся откуда-то сверху. Источник этого шума не был заметен, казалось, что он исходит из самых утесов. Только можно было догадаться, что это шумят птицы, ютящиеся где-то высоко-высоко на отвесных утесах. Отдельных птичьих голосов здесь, как и на мысе Мэри, нельзя было разобрать, это был непрерывный низкий гул, еще более усиливающийся, благодаря отражению от стен, ограждающих площадку. На фоне этого однотонного гула периодически вырывался пронзительный свист, хохот и какие-то отчаянные крики, которые на время даже покрывали самый гул. Право, этот шум, крики и хохот производили впечатление чего-то сверхъестественного; казалось, что там, на утесах, обитают какие-то злые духи и что они подняли такой гвалт только по случаю нашего вторжения на их территорию.

Если вы поднимете взгляд наверх, то только после очень и очень внимательного наблюдения заметите целые тучи каких-то едва заметных точек, непрерывно, на страшной высоте, носящихся от утеса к утесу. На фоне темных утесов их заметить нельзя. Они становятся заметными только тогда, когда проектируются на фоне неба. Их такая масса и так они высоко, что скорее похожи на тучи комаров или мошек. Положительно не верится, чтобы эти чуть заметные точки, хотя бы их и было очень много, могли быть источником этого низкого, однотонного, непрерывного гула, безумного хохота и отчаянного крика. Какие это птицы? Я заметил только два рода «нырков», т. е. тех птиц, больших и малых, которых мы назвали нырками. Если не ошибаюсь их называют «люмсами» и «кайрами». Кроме этих птиц можно было заметить разных пород чаек.

Если бы удалось как-нибудь забраться на эти скалы, то, я думаю, можно было бы набрать яиц, которых хватило бы для полного груза большого корабля. Но как туда забраться? Может быть, это и удалось бы, сделав обход по леднику и с помощью веревок спустившись на скалы, на которых, должно быть, имеются выступы, но мы не пробовали.

Внизу же, на площадке, птиц не было, кроме нескольких хищных, очень красивых, коричневого цвета с красной отделкой.

Этих птиц, я слышал, местами называют «исправниками». Некоторые из «исправников» очень смелы, летают над самой головой и даже норовят ударить по шапке клювом. Может быть, где-нибудь недалеко у них имеются гнезда, и потому они так воинственно настроены.

Ни вчера, ни сегодня наши пешеходы еще не пришли. Не понимаю, что могло их задержать. После случая на леднике Уорчестер, где они заночевали перед самым мысом Мэри Хармсуорт, я всего ожидаю от них. Возможно, что и теперь они где-нибудь устроились и спят; тем более это возможно, что на этот раз мои спутники пожелали взять с собой малицы. У них имеется двустволка, 27 патронов дробовых и 12 патронов пульных. Из съестного у них взята одна гага. Конечно, это мало на пять человек, но, идя по льду, они могли убить несколько нырков. Сейчас Максимов и Конрад отправились на лыжах навстречу пешеходам, взяв с собой винтовку, патроны и три вареные гаги. Вряд ли они найдут пропавших, так как разойтись очень нетрудно. Я раскаиваюсь, что послал их; они подвергаются еще большему риску, так как их только двое, а в береговой партии пять человек. Сейчас ветер покрепчал, и из пролива несет лед, которым нас совершенно закупорило в нашей бухточке. Эх, упустим мы, кажется, благоприятное время для плавания. Придется опять браться за лямки и делать переходы по 6 или 10 верст в день.

Ночью дело дрянь! Но запишу все по порядку. Максимов с Конрадом вернулись только в 6 часов вечера, проходив в оба конца 7 часов и сделав не менее 12 верст. Ни пропавших, ни их следов не видели. Дорога, по их сообщению, недурная, да это и мы видели, когда плыли на каяках около кромки льда. Мы уже приступили к устройству склада провизии, патронов