Тайны виртуальной жизни - Алла Полянская

Жаль, не увижу я, как растут девчонки, и особенно моя Лида, потому что Тамила меня запомнит, а Лида маленькая, она помнить не будет».

– Тамила?!

– Да, а что? – Билли-Рей следит, как два налетчика медленно приходят в себя. – Что не так?

– Тамила Афанасьевна – так же звали хозяйку квартиры.

– Вот дела… – Билли-Рей вскинул брови. – Все-таки мир – большая деревня. А как звали бабушку твою и твоего кузена?

– Лидия Афанасьевна.

Блин. Лидия. Лида. Нет, не может быть.

– А прабабушку звали Тамарой?

– Я поняла, на что ты намекаешь. Да, Тамарой, вот только она была не Грабовская, а Ковальская. И сестры у бабушки не было… Ну, насколько я это знаю.

– Видимо, свою семейную историю ты мало знаешь. – Билли-Рей вздохнул: – Паола, у тебя глаза точно такие, как у старухи на фото. Той, что с детьми, Степаниды Федоровны. Ты же на отца похожа?

– Ну да…

– А он, я думаю, похож на свою мать, на твою бабушку. Так что Михаил Грабовский, по-видимому, твой прямой предок, дорогая. – Билли-Рей хмыкнул: – Впечатляющая наследственность.

А мне вот не до смеха, потому что ну никак не может убийца и садист быть моим предком.

– Прабабушка была вдова. – Я же помню семейные рассказы. – Она умерла в первый год войны от гриппа, и бабуля выросла в детдоме, и она туда попала, когда ей было четыре года, а потому не помнит свою мать, просто при ней были документы, и отцом там значится Афанасий Степанович Ковальский. Метрика эта у моих родителей хранится, как и остальные бумаги. Бабушку привезли в детский дом соседи, и они же собрали все документы, в том числе и семейную Библию, совсем маленькую, но она, как ни странно, тоже сохранилась, но теперь она не у нас, а у папиной сестры. Не знаю, откуда это письмо. Что там еще?

– Сейчас, погоди. – Билли-Рей пнул лежащего около раковины, и тот перестал шевелиться. – Тут буквально пара строк: «Дорогая Тамара, я сделал много такого, о чем сейчас жалею. Но только знай, что ты была моей единственной отрадой, ты и дети, и ради вас я не сделал много еще худшего. Прощай, остаюсь вечно твой Михаил Грабовский». И дата стоит – двенадцатое марта тридцать седьмого года. Когда твоя бабушка Лида родилась?

– Седьмого января тридцать седьмого года, по-моему…

– Видимо, он и эта Тамара не были официально женаты и связь свою скрывали. – Билли-Рей спрятал письмо в пакет. – Думаю, к тому времени Грабовский уже все понимал об НКВД, частью которого был, а потому свою женщину скрывал, как мог, и даже не жил с ней и детьми в своем флигеле, а перевез их куда-то и мебель отдал. И когда родилась твоя бабушка, он не записал ее на себя. Но то, что он знал о тайнике, очевидно. Просто ему некуда было девать эти цацки: бежать на Запад он не мог, его могли опознать, а он участвовал в массовых убийствах. Вот и оставил Тамаре, и она, скорее всего, тоже знала о кладе, но не знала, как распорядиться, а потом началась война, и она заболела и умерла прежде, чем сказала старшей дочери о спрятанном кладе. Какого года рождения была Тамила?

– Не знаю.

– А я знаю, видел ее заявление в полицию. Она была тридцатого года рождения, и на момент начала войны ей было одиннадцать. И как-то случилось, что сестер разлучили в детском доме.

– Тогда эвакуировали многих, вот и разлучили. – Я вспоминаю свою бабушку – нет, не говорила она о сестре, никогда. – Многие семьи тогда потерялись, я думаю, даже взрослые, а тут две девочки. Но мебель стоит здесь, а это значит, что она…

– Ты права. Возможно, Тамила осталась жить в этой квартире – надо выяснить, ведь неспроста мебель здесь. Но как могла девчушка остаться, если младшую забрали? Я выясню… Ага, очнулись, голуби.

Парни подают признаки жизни, но нападать им расхотелось.

– Милана…

– Отвали. – Я эти родственные связи вообще не признаю, с чего бы. – Где ты взял это письмо?

– У матери старая Библия, бабушкина еще. – Кирилл со стоном садится. – Там все записаны, кто родился и кто умер, кроме нашей бабули – тогда уже не записывали, религию отрицали. А письмо это было подклеено под обложку, она отклеилась, вот и нашлось. Видала, там клад какой-то.

– И как вы вычислили, где он?

– Так в бабушкиных документах довоенная прописка сохранилась, адрес этой квартиры. – Кирилл нервно косится на Билли-Рея, но делает ставку на мою гуманность, и совершенно зря. – Мы подняли архивы, и оказалось, что здесь были прописаны две семьи: Ковальская Тамара Германовна, вдова, и две ее дочери: Тамила и Лидия, а также Покорская Анна Станиславовна, артистка местного театра. И отчего-то ее дочь тоже была Тамила. Мы начали копать, и оказалось, что Тамила стала ее приемной дочерью в самом начале войны. Видимо, когда прабабка умерла, детей должны были забрать в детдом, а в квартиру вселили бы кого-то другого, и артистке не хотелось нового соседа. Она быстренько определила младшую девочку в приют, а старшую удочерила, со старшей-то возни совсем никакой уже. А потому и фамилия у этой Тамилы была не Ковальская, а Покорская.

– Путаница жуткая…

– А мы выяснили. – Кирилл свысока взглянул на меня, и в этот момент я его узнала! Точно, был он на той свадьбе, и в детстве я его помню, наглый сопляк, вечно сующий нос в чужие дела. – Мы откопали в архивах, что Тамила была как раз дочерью прабабки от первого мужа, а нашу бабулю та родила вот от этого Грабовского, которого расстреляли в тридцать седьмом. Видимо, он потому не женился на прабабке и не записал бабушку на свое имя, что допускал такой исход дела, тогда же и семьи «врагов народа» казнили, сажали, а то высылали в такие места, откуда они уже и не возвращались. А эта актриса, Покорская, умерла в сорок шестом от рака, и Тамила осталась в квартире одна. Какое-то время здесь еще жила другая семья, потом им дали отдельное жилье и они съехали, а Тамила так и жила здесь. Представь, если бы бабушка помнила, что у нее была сестра, они бы с Тамилой встретились! Но бабушки уже пятнадцать лет нет, а тут эти бумаги. И мы подумали, что мебель может быть по сей день тут и вряд ли старуха знает о тайнике.

– Так это вы следили за ней?!

– Ну да. Смотрели, когда выходит, как надолго…

– И вы, два дебила, пытались вскрыть квартиру?!

– А старуха оказалась дома. – Кирилл досадливо поморщился. – Мы потом следили за квартирой, но войти не смогли. А потом она умерла и квартиру опечатали. Мы думали подождать вывоза мебели, но так и не знали, сохранилась ли она. А тут смотрим – печати нет, ну и… А нам надо было знать, стоит ли еще мебель, ведь сколько лет прошло, старуха могла ее выбросить или продать!

– Не выбросила и не продала. – Я мстительно ухмыляюсь. – Только вы не посмотрите на нее. Вы Тамилу до смерти довели, кретины.

– Она свое отжила. – Это второй подал голос. – Работала костюмершей в театре, путалась с местной звездой, Вадимом Кульчицким, а потом он умер. Кстати, вот в этой самой квартире! Скандал был жуткий, мы нашли людей, которые это помнили. В начале семидесятых было дело, Кульчицкий этот был моложе ее, а вот запал. Ну, такие вот дела, как оказалось. Так что старуха свое неплохо пожила, даже излишек ей выпал.

– А вы кто такие, ребятки, – решать, что есть излишек и где он есть? А я вот считаю, что вы уже лишних пять минут дышите. – Я зла на них невероятно. – Вы превратили последние дни этой женщины в ад, она собственной тени боялась, а ей всего-то и оставалось – дожить свои дни так, как они идут, и даже это вы у нее отняли, жадные придурки. И я думаю, что вот пусть мой друг пристрелит вас.

– Миланка, ты что?! Я же твой брат!

– Двоюродный. И ты мне никогда не нравился.

Глаза парней сделались круглыми от ужаса, и причина есть – Билли-Рей достал из кармана небольшую коробочку с двумя шприцами, наполненными какой-то прозрачной жидкостью.

– Выбор такой: либо вы себе колете этот препарат и у вас есть шанс остаться в живых, просто память последних месяцев сотрется. Либо я сейчас вас обоих пристрелю. – Билли-Рей тоже зол. – Ну, что выбираете?

– Мы не…

Билли-Рей зажатым в руке пистолетом велел подняться, и парни повиновались. Мы двинулись в гостиную, и Билли-Рей скомандовал:

– Паола, открой балкон и покажи нашим гостям, что там лежит.

Ну да, если память у них сотрется, они о трупах даже не вспомнят. А вот созерцание двух мертвых тел подтолкнет их к верному решению.

– Итак, что выбираете?

– Я… я это сделаю. – Кирилл все еще с надеждой смотрит на меня: – Милана, ты…

– Не смотри на меня, мне тебя не жаль.

– Ты всегда была ненормальной и вообще позорила всех нас.

Я скорчила самую глумливую из всех своих гримас.

– Да. Так что ты должен понимать, что к моим родственным чувствам взывать бесполезно. Кстати, чтоб ты знал. Я нашла тот клад, случайно. Но ты никогда об этом даже не вспомнишь.

Они затравленно смотрят на трупы, виднеющиеся на балконе, а я думаю, как это может быть, что Норд не пришел на шум. Может, уснул?

Парни взяли шприцы и ввели себе вещество. Я-то думала, оно их вырубит, но они как стояли, так и стоят. Не подействовало?