1982, Жанин - Аласдер Грей

Взяв Роскошную обеими руками за голову, он целует ее, возвращается на свое сиденье и щелкает тумблером. Верх машины складывается. Он дважды нажимает на клаксон, выходит из машины, обходит ее и открывает дверцу Роскошной. В руке у него кожаный ошейник. Остолбенев, она удивленно и испуганно наблюдает, как он застегивает ремешок у нее на шее, прикрепляет к нему цепь, отходит к багажнику и с силой дергает цепь со словами:

– Выходи, сучка.

(Внимательнее, следи за собой.) Роскошная вся трясется, но подчиняется натяжению цепи. Она встает на колени, вытягивает ногу из машины и опять чувствует босой ступней холод бетонного пола. Края ошейника больно врезаются в шею, поэтому ей приходится высоко поднимать подбородок. Она стоит перед закрытой дверью. Чарли подходит сзади, расстегивает одной рукой кнопки на ее правом бедре, а другой рукой проскальзывает под верх комбинезона и ласкает ее грудь. Потом прижимает ее к себе – сквозь два слоя ткани она чувствует его напряженный пенис, – целует ее между лопаток. Она настолько сбита с толку и обескуражена, что все это даже доставляет ей удовольствие. Вдруг дверь открывается, однако довольно, остановимся пока на этом. Можно только добавить, что все происходит в гараже, где уже стоит двенадцать машин.

Затрудняюсь определить ее возраст. У нее маленькая девичья головка с пепельными волосами. Приходится внимательно присматриваться, чтобы разглядеть следы возраста на ее лице. Такую голову я видел у одной из тех похожих на бегемотов проституток, которые постоянно появляются в фильмах Феллини. Когда мне было двенадцать, эти женщины казались мне омерзительными. А что на ней надето, и вообще, где она? С тех пор как я покинул полицейский участок, я потерял ее из виду. Сейчас реабилитируюсь: пусть она будет сразу в двух местах.

(А). В лучах света, по направлению к которым идет Жанин. Мамочка стоит, широко расставив раздвинув раздвинув ноги и положив руки на бедра. Она смотрит на Жанин с завороженной улыбкой, словно маленькая девочка, увидевшая перед собой тарелку пирожных. Но смотрит-то она на Жанин. На Мамочке восхитительная просвечивающая одежда: облегающее платье кремового цвета с большими пуговицами, большая часть которых расстегнута. Сквозь него видны узкие черные трусики и лифчик. Никаких чулок. Босоножки.

(Б). Неожиданно дверь перед Роскошной распахивается, и она видит Большую Мамочку, ухмыляющуюся, словно маленькая девочка, увидевшая тарелку с и т. п. Мамочка одета как в (А). Она направляется прямо к Роскошной, которую Чарли крепко держит перед собой.

– Дай-ка попробовать, – раздается ее хриплый шепот.

Приподнявшись на цыпочки, она аккуратно целует Роскошную в губы.

– Передай мне поводок, Чарли. Теперь она пойдет со мной. Там у меня куча хот-догов, которые ждут не дождутся эту цыпочку.

О-о-о, какая мерзость…

Ей около тридцати пяти. Из всех моих женщин она наиболее атлетически сложена, подтянута, ничего нигде не висит. Некоторые идиоты почему-то называют такие высокие и стройные фигуры «мальчишескими». Ничего в ней нет мальчишеского, даже несмотря на маленькие и широко расставленные грудки. Зато соски огромные – покрывают их почти наполовину. Глядя на нее, я испытываю странное чувство, не имеющее никакого отношения к истории, в которую я ее впутал. Я чувствую что-то вроде… дружелюбия. Почему? Уж дружелюбие-то тут совершенно ни при чем. Такое ощущение, что гангстерская пьеса на радио, которую я озвучиваю, вдруг прервалась оперой с другой радиоволны. Отцу очень нравилась опера, хотя он и скрывал это. Случалось, что я или мать заставали его на кухне, приникшим ухом к радио, тихонько играющему на третьей программе. Он тут же переключал его на волну легкой музыки шотландского вещания и увеличивал громкость. Думаю, что до моего рождения он пел в каком-нибудь хоре. Даже вообразить страшно, с каким отвращением воспринял бы он мои гадкие сексуальные фантазии, узнай он о них. Уверен, что в глубине души он считал сексуальность безнравственной. Вот почему своим нутром я чувствую, что безнравственность сексуальна. А теперь назад, к Хельге, в домашний кинотеатр.

Ей около тридцати пяти. На ней **********

Она носит ******************************

Почему я не могу сделать ее ************************************ что-то в глубине души сопротивляется, не могу рассказывать о Хельге. Может быть, это Бог мешает. Мне вообще не стоило Его здесь о чем-либо спрашивать. Хельга принципиально важна для рассказа, она как бы собирает воедино всех остальных девочек. Забудь, как она выглядит и что на ней надето. Вообрази лучше, что она видит, чувствует и говорит. Возможно, таким образом удастся протолкнуть ее в сюжет. Итак, еще раз, сначала.

досматривает фильм о пробах Жанин и аккуратно тушит сигарету в пепельнице. Потом говорит:

– Постановка – полное дерьмо. Но материал хороший, даже очень. Она ведь не играла, все было по-настоящему?

– Слово «играть» используется в двух значениях, – говорит д-р фон Страуд, которого зовут Вильгельм или как-нибудь еще более по-немецки. – В пословице «все дело в действиях, а не в чувствах» говорится о том, что поступки важнее, чем эмоции. Фраза «она не хотела этого, она просто действовала» означает, что поступки не имеют никакого значения, если за ними не стоят искренние чувства или интенции. Действия Жанин в вашем замечательном фильме демонстрируют похоть и насилие, но вызваны они ее страстным желанием заработать и покрасоваться. – (Ну и зануда же этот доктор.) – В нашем фильме ее чувства и действия обусловлены поведением второстепенных героев по отношению к ней. Но наш фильм нельзя назвать удачным! Все, кто помогал сделать эту постановку, слишком увлеклись процессом, в результате запись получилась не совсем такая, как хотелось бы. Монтаж, съемка, освещение и декорации могли быть гораздо лучше. Поэтому мы взяли вас в качестве режиссера наших будущих картин.

– А до сих пор кто их ставил?

– Мамочка, – хихикает Холлис.

Хельга смотрит на д-ра Вильгельма, нет… Адольфа – чересчур банально, Зигфрида – слишком возвышенно, Людвига… нет, я все-таки слишком люблю Пасторальную симфонию, в общем, буду называть его просто Доктор. Хельга смотрит на Доктора, а тот поясняет:

– Скоро вы с ней познакомитесь. А пока позвольте показать вам кое-кого из тех, с кем вам придется работать.

Доктор пробирается к проектору, в задний ряд сидений, напоминающих глубокие мягкие восточные диваны. Макс развалился здесь с официанткой, они как будто бы спят, однако его правая рука где-то под платьем у нее между ног периодически шевелится. Свет гаснет. Раздается щелчок и на экране вдруг появляется ******* черт возьми ************************************************************************** ************************************************************************************** черт, черт ***************************************************************************** ******************************************* ******************************************* черт ************** никакого удовлетворения

(Надо перескочить через этот эпизод.)

Придется мне перескочить через этот эпизод. Хельга спрашивает:

– Кто эта толстая дама? Такая странная блондинка.

– Вот она как раз и занималась до сих пор постановками, – говорит Доктор. – Но она нас больше не устраивает. Она ничего не смыслит в кинопроизводстве, к тому же вообразила себя примадонной и лезет во все сцены с одной и той же ролью.

– Хотел бы я увидеть выражение ее лица, когда она узнает, что ее отстранили от этого дела, – возбужденно взвизгивает Холлис.

– Мы не станем сообщать ей сразу, сделаем так, что со временем она все поймет сама, – говорит фон Штрудель. – Ей уже известно, что вас взяли на работу в качестве режиссера, но едва ли она сейчас отдает себе отчет, что это может повлиять на ее должность. Начнем с того, что вы посмотрите еще какой-нибудь из ее фильмов, посетите репетиции. Вы вправе давать ей советы и предлагать, как сделать лучше, впрочем, будьте готовы к резким отказам, ей нравятся только собственные идеи. Но мы всякий раз будем поддерживать ваше мнение и заставлять ее следовать вашим рекомендациям, так что постепенно у вас появится авторитет, и она вынуждена будет подчиниться.

– Когда ближайшая репетиция? – спрашивает Хельга.

– Все будет происходить здесь, довольно скоро. Мамочка ведет сюда совсем новую девочку, я имею в виду девочку, для которой наши правила в новинку.

– Как называется постановка?

– Так и называется: «Первый день новой девочки». Мой приятель Максимилиан сам не свой от таких постановок. Ты уже выбрал актрису, Макси, или у тебя не было времени?

– Конечно, выбрал, – отвечает Макс, наклоняется к официантке и шепчет ей на ухо (однако здесь такая акустика, что каждое слово отчетливо слышно всем): – Если не будешь отдаваться мне по первому моему желанию, заставлю и тебя исполнить роль в этой постановке.