Москва Норд-Ост - Анджей Зауха

Террористы не могли не ощущать серьезности ситуации, близости смерти, но большинство из них были молодыми парнями, скорыми до шуток и шалостей. Ну чем плохая шутка - спрашивать лишний билетик за два часа до начала операции, о чем вспоминала Кругликова? Георгий Васильев тоже говорит о том, что их просто распирала энергия. В одной из сцен спектакля главным реквизитом был огромный арбуз, естественно, как все в театре, не настоящий.

- Я потом выяснил, что они играют в футбол нашим знаменитым арбузом, помните, в спектакле с ним ходит по сцене узбек, - вспоминает Васильев. - Я отобрал арбуз, говорю: «Что вы делаете, это же реквизит!» И тут они ощетинились: «А ты кто такой, чтоб нам приказывать?!»

Иногда, не задумываясь, пытались решить любую проблему автоматами.

- За последним рядом кресел на балконе есть огромные окна кабин осветителей, - рассказывает Филиппова, сидевшая в предпоследнем ряду. - Террористы хотели устроить проход через эти окна. Один из чеченцев, вместо того чтобы их открыть, решил просто выбить стекла, но они оказались какими-то сверхпрочными. Сначала ударил локтем - ничего, потом прикладом -опять ничего. Тогда он отошел на пару шагов и говорит: «Нагнитесь!» Я поняла, что он будет стрелять, нас засыплет осколками стекла или кого-нибудь рикошетом ранит пуля. Мы упали на пол между креслами, но тут, к счастью, кто-то из террористов его остановил. Они потом открыли одно из окон и в средней комнатушке сидели и пили чай, наблюдая оттуда за заложниками.

Больше всего о членах чеченского отряда рассказывает Лобанков, но в этом нет ничего удивительного, поскольку он с самого начала поставил перед собой задачу, как можно больше сблизиться с террористами ради детей.

- Я хотел установить возможно близкий контакт с террористами, дежурившими на балконе, - говорит Лобанков. - Я это делал, чтобы завоевать их симпатию и дать хоть минимальный шанс детям. Важно было, чтобы в экстремальной ситуации они не пытались их убивать, чтобы детей никто не тронул. Террористы ведь тоже все время были в страшном напряжении. Мы все были заложниками ситуации - и мы, и они. Они же не пришли в театр отдохнуть. Их было значительно меньше, чем нас, а им приходилось наблюдать за каждым - что делает, как ведет себя. И надо было исполнять приказы командиров. Поэтому к ним надо было подходить очень осторожно и мягко, требовать, но не пережимать, иначе результат мог оказаться плачевным, прямо противоположным твоим намерениям.

У одного из подопечных хореографа, Алексея, было воспаление легких и высокая температура. Лобанков постоянно напоминал чеченцам, что ребенок болен и его надо выпустить. Говорил он об этом и доктору Рошалю.

- Ведь это дети, они с вами не воевали, у вас и так достаточно заложников, - уговаривал Лобанков террористов. - И тогда один из них сказал мне: «А у нас такие, как они, воюют». Я ему на это: «Там у вас воюют, а не здесь». И услышал в ответ: «Это будущие солдаты».

Лобанкову не только не удалось освободить ни одного из своих подопечных, но вскоре во время разговора с одним из террористов, Рашидом, одетым не в военную форму, а в майку и спортивные брюки, он узнал страшную вещь. Террористам запрещено стрелять в десантников во время возможного штурма.

- В них нет смысла стрелять, они как в броне - бронежилеты, каски… ворвутся сюда, как танки, - объяснял Рашид. - У нас приказ стрелять в заложников. Мы все равно смертники, мы пришли умирать, защищаться не будем.

- Тогда я ему сказал: «Рашид, я понимаю, что у тебя приказ, но прошу тебя, не стреляй в детей, - вспоминает Лобанков. - Если тебе так важно исполнить приказ, у тебя и так вокруг полно целей. Стреляй в меня, только не в детей. Я не знаю, чем это кончится, может, мы все погибнем, но хоть ты не стреляй в детей».

Рашид ничего не ответил, но Лобанков все-таки надеялся, что он каждым таким разговором чуть-чуть увеличивает шанс своих детей выжить.

Одного нельзя сказать, что террористы, которые находились на балконе, были кровожадными. Вот что написал Александр Сталь: «С некоторыми детьми сидящие рядом террористы охотно играли в разные игры, типа «камень, ножницы, бумага», и страшно радовались, когда выигрывали, что меня, мягко говоря, удивляло».

Рашида, дежурившего на балконе, трудно было не заметить. У него единственного среди террористов с самого начала была повязка на руке.

- Как только нас привели на балкон, я сразу заметил, что он ранен, - вспоминает Лобанков. - Рана была свежей, кровь еще сочилась сквозь повязку.

Несколькими часами позднее раненый террорист сел в кресло недалеко от Лобанкова, который внимательно за ним наблюдал, и стал рыться в карманах. Достал свернутые десятки и пятидесятирублевки и бросил их на пол. Потом вытащил патрон к «калашникову», внимательно его осмотрел и поставил на подлокотник. Больше в карманах ничего не было. Хореограф догадался, что чеченец ищет бинт или пластырь, во всяком случае что-то для перевязки раны.

- Деньги остались на полу, они Рашида совершенно не интересовали, а патрон спрятал обратно в карман, и это было символично - последний патрон.

Лобанков внимательно присматривался к тому, как раненый террорист разматывает пропитанный кровью бинт. Он хотел понять, была ли во время захвата театра перестрелка. Если бы рана была огнестрельная, значит, террористам было оказано сопротивление.

- В этот момент к нему подошла одна из чеченских девушек, которая должна была ему помочь сменить повязку, - продолжает Лобанков. - Бинт присох к ране, и они не могли его оторвать. Рашид даже кривился от боли. Тогда я им подсказал, чтобы полили бинт водой из бутылки. Повязка отпала, и я увидел, что пулевого отверстия нет. Рана на внутренней стороне ладони была рваная, как если бы он зацепился за какой-то крюк или поранился о стекло. Рана была глубокая, я заметил оторванный кусок тела с кожей, было много крови.

У террористов были с собой лекарства и перевязочные материалы, но чеченка, которая делала перевязку, не имела ничего для дезинфекции раны.

- И я опять подсказал им, что в углу стоит бутылка виски, которую Аслан отобрал у одной из заложниц, - вспоминает Лобанков. - Полили рану «Джонни Уокером» с черной наклейкой. А потом я еще подсказал ему, чтобы он поднял руку вверх, тогда кровотечение прекратится.

Так вот Лобанков стал «приятелем» Рашида. Благодаря этому хореографу удалось договориться пересадить Галю Делятицкую и двух девочек из его ансамбля, которых террористы сначала усадили в правой, «женской» половине балкона, к мальчикам. Естественно, Лобанкову пришлось об этом попросить, и Рашид милостиво согласился. Может показаться, что это мелочь, но и это было для них облегчением. «Дружба» Сергея с Рашидом, однако, длилась не долго. После побега Зиновьевой и Кононовой Рашид подошел к хореографу, оперся на соседнее кресло и вполголоса сказал: «Мы вроде подружились, а теперь нас снова поссорили». Но сидящие на балконе заложники не почувствовали на себе последствий подорванного доверия. Лобанков считает, что им просто повезло - на балконе дисциплина была значительно менее суровая, чем в партере, к тому же их охранники от природы не были злыми.

Зато в партере, по воспоминаниям Филипповой, свирепствовал один из террористов, которого она называет «настоящим гоблином».

- У него на ремне от автомата было написано «киллер», -вспоминает англичанка. - В зале он появлялся редко, но всегда было видно, что его просто распирает жажда убивать. Достаточно было, чтобы кто-то лег на пол немного отдохнуть, он тут же кричал: «Вставай, а то брошу гранату!» Или: «Отдай телефон, а то брошу гранату!»

Наверное, именно с этим террористом была стычка у Марка Подлесного.

- Я ему ужасно не понравился, - рассказывает Марк. - Может, потому что много болтал? В какой-то момент я повернулся, хотел что-то сказать людям, сидевшим рядом со мной. А он сидел в полуметре от меня. Воткнул мне дуло автомата под ребра и тихим, ледяным тоном произнес: «Не вертись!» Я вполголоса спросил: «Ладно, а что мне делать?» «Сиди тихо», - был ответ. Если рядом были их женщины, они на это смотрели сквозь пальцы. Ну, болтает себе парень, кому это мешает, пусть болтает. А этому типу страшно это не нравилось.

На балконе ничего похожего не было, заложники могли спокойно ложиться между рядами подремать, а одна из дежуривших там террористок приносила воду, лекарства и термометр мальчику, у которого было воспаление легких. Так же хорошо к Лобанкову и его детям относился один из молодых «рядовых» террористов. Как говорит Лобанков, видно было, что он добрый от природы человек, видимо, когда вербовали их для участия в операции, его просто обманули. Не сказали конкретно, в чем она будет заключаться. Примерно по прошествии двух дней молодой чеченец вошел на балкон, держа в руках два куска хлеба с солидным куском колбасы между ними. Это был шок. Ведь в театре хлеба не было, в магазин, ясное дело, сбегать было невозможно. Заложникам давали только шоколадки, вафли и жевательную резинку. Наверное, они все-таки привезли с собой запасы продуктов, подумал Лобанков и вспомнил, что один из террористов говорил, что, пока власти выполнят их требования, может пройти и две недели. Значит, они выходили из зала и подкреплялись там, где их никто не видел, пришел к выводу Сергей. Тем временем чеченский юноша, который шел от входа с правой стороны, исчез за его спиной. Неожиданно Лобанков услышал голоса своих воспитанников, сидевших слева от него. Они спрашивали, могут ли принять угощение. Оказалось, что террорист предложил хлеб с колбасой его подопечным. Лобанков кивнул головой и сказал только, чтоб они поделились с соседями.