Тайна болезни и смерти Пушкина - Александр Костин

В отсутствии графини был решен вопрос о высылке Пушкина из Одессы в Михайловское, и 1 августа он навсегда покинул Одессу. А за четыре дня до того из Крыма вернулась Воронцова.

Собственно, главные события развернулись именно в эти четыре дня. Воронцовой было крайне неловко перед Вяземской за служебные неприятности, случившиеся с поэтом, как она полагала, не без участия ее супруга. Выглядеть в глазах петербургской гостьи соучастницей «неправого гоненья» ей крайне не хотелось, и она всячески стремилась отмежеваться от действий мужа. Эта роль требовала определенного внимания и сочувствия к Пушкину, и эту роль в общем холодная, расчетливая и немного побаивавшаяся своего супруга графиня исправно сыграла… Пушкин – чистая душа – был в восторге. Она встретилась с ним где-то у моря, мило поговорила и, похоже, подарила сувенир на дорогу – перстень-талисман, прославленный позже Пушкиным в его лирическом шедевре:

Храни меня, мой талисман,Храни меня во дни гоненья,Во дни раскаянья, волненья:Ты в день печали был мне дан.

Когда подымет океанВокруг меня валы ревучи,Когда грозою грянут тучи,Храни меня, мой талисман.

В уединенье чуждых стран,На лоне скучного покоя,В тревоге пламенного бояХрани меня, мой талисман.

Священный сладостный обман,Души волшебное светило…Оно сокрылось, изменило…Храни меня, мой талисман.

Пускай же ввек[87] сердечных ранНе растравит воспоминанье.Прощай, надежда; спи, желанье.Храни меня, мой талисман»[88].

По той же самой причине, по которой Александр Ризнич – сын Амалии Ризнич и «чудесная, смуглая девочка с курчавыми волосиками» – дочь графини Воронцовой не могли по чисто физиологическим причинам быть внебрачными детьми Пушкина, не мог быть его сыном также и Николай Орлов – сын Екатерины Николаевны Раевской, в замужестве Орловой. По версии Александра Лациса, основным аргументом в пользу того, что Михаил Федорович Орлов, женившийся 15 мая 1821 года на Екатерине Николаевне Раевской, не является отцом Николая, явилось то, что он «…родился 20 марта 1822 года, то есть на целый месяц (на 29 дней) позже обычного срока»?? Аргумент, конечно, весьма интересный, предполагающий, что зачатие ребенка должно произойти непременно в первую брачную ночь?? А если это произошло в конце «медового месяца», то есть 13 июня 1822 года, то тут уж непременно «постарался» Пушкин. И на полном серьезе А.Лацис «углубляет» свою аргументацию: «Отсчитаем обратно 40 недель (280 дней). Спрашивается, где была Екатерина Николаевна в понедельник, 13 июня 1821 года?

По данным «Летописи жизни и творчества Пушкина» (С. 274–275), Пушкин воротился в Кишинев из Одессы 25 или 26 мая. Чета Орловых прибыла из Киева в Кишинев около 5 июня. Итак, все действующие лица нашего сюжета в должное время оказались в должном месте»[89].

То есть, в период с 05 по 13 июня 1822 года в присутствии мужа Екатерины Раевской – Орлова Михаила Федоровича, в то время достаточно близкого друга, Пушкин умудрился стать отцом Николая Орлова?! Уж если самому Орлову не удалось это сделать в первую брачную ночь, на что и попенял ему А. Лацис, то Пушкину это было уж совсем не под силу.

Закончим обзор событий, связанных с возможным появлением у Пушкина внебрачных детей, следующим вопросом-размышлением. А были ли вообще у него внебрачные дети, или, по его собственному выражению, «выблядки», кроме, разумеется, Леонтия Дембинского и Павла Калашникова? Вернее, могли ли они быть, если все романтические истории в добрачный период (да и после брака тоже) были весьма кратковременными, а сексуальные контакты с «гризетками», скорее всего, разовыми. Крылатое выражение Пушкина по поводу «выблядков», растиражированное Борисом Михайловичем Федоровым («Борькой»), это, по всей вероятности, очередная мистификация поэта, над разгадкой которой изломано столько копий биографами, исследователями-пушкинистами и просто пушкинолюбами.

Стремительное старение Пушкина, явное снижение его поэтического потенциала, как следствие снижение его гиперсексуальности, не могло не привести поэта к раздумьям о причине резкого снижения репродуктивной функции по сравнению с первым опытом ее реализации. Неудачи последних интимных контактов до свадьбы (К. Собаньская) и после (Д. Фикельмон), а также зачатие дочери Марии на седьмом месяце интимной жизни с Натальей Николаевной, наводили на Пушкина тоску, он впадал в уныние, что жизнь заканчивается, поскольку для поэта со столь высоким божественным даром – не любить – означало не творить. А не творить, значит, не жить. Он понял, что носит в себе болезнь куда более грозную, чем предсказанный ему «дрожательный паралич», который, слава Богу, пока себя никак не проявлял.

Вопрос об уходе из жизни именно по причине приближающейся импотенции возник сразу же после рождения дочери Марии 19 мая 1832 года и висел над поэтом дамокловым мечом в течение последующих четырех лет. Но Пушкин знал свое историческое предназначение для России и уйти из жизни так же банально, как это сделали в трагическом 1832 году его иностранные собраться по перу: Вильям Винсент Барре, Оже Луи-Симон и Чарльз Калеб Колтон, он не мог. Он должен подготовиться к этому событию так, чтобы уйти в вечность не с клеймом самоубийцы, а по другой «благородной» причине. Но для этого необходимо тщательно продумать саму процедуру ухода.

Решение было принято, но теплилась надежда, что все еще может вернуться на круги своя: «И может быть – на мой закат печальный // Блеснет любовь улыбкою прощальной». Нужно положиться на время, которое подскажет, как должно действовать, а пока предстояло решить вопрос с рождением второго ребенка.

Об этих же проблемах думала и Наталья Николаевна, которая стремительно превращалась из провинциалки в светскую львицу, опытную замужнюю женщину, которая не любила и теперь уже не в силах была полюбить своего мужа, который, по существу, насиловал ее, чтобы в течение полугода, суметь зачать очередного ребенка. Уйти от такого насилия, можно было единственным способом – прикрывшись беременностью от другого мужчины, ею любимого человека. Почему бы нет? Почему Наталье Николаевне отказывали и по сей день отказывают в возможности полюбить другого человека лишь только потому, что она жена гения? И она полюбила. Кто он? Назовем его пока Потаенной Любовью Натали (ПЛН).

Пушкин начал догадываться об этом сразу же по рождению второго ребенка 6 июля 1833 года – «рыжего» сына Сашки. Из ранее цитированного письма Пушкина к жене от 21 октября 1833 года из Болдино в Петербург мы натолкнулись на загадочный вопрос отца: «…а каков Сашка рыжий? Да в кого-то он рыж? Не ожидал я этого от него». Вопрос не к Сашке, вопрос к Наталье Николаевне, мог ли уродиться мальчик рыжим при родителях – жгучих брюнетах? У Пушкина было время поразмышлять об этом в свою вторую Болдинскую осень 1833 года.