Роман на крыше - Пэлем Грэнвилл Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все это кажется мне чрезвычайно интересным. Что вы намереваетесь предпринять?
– Джордж поехал на вокзал, чтобы перехватить по дороге эту самую мисс Стобс и попытаться образумить ее.
– Как? Мисс Стобс?
– Да, ее так зовут. И, между прочим, она ваша землячка, родом из Ист-Гилеада. Вы случайно не знаете ее?
– Имя как будто знакомое. Итак, Джордж поехал встречать ее, надеясь образумить ее?
– Да. Но, конечно, не может быть сомнения в том, что она будет настаивать на своем.
– Очень скверно!
Гамильтон Бимиш загадочно улыбнулся.
– Не так скверно, как вам кажется, – сказал он. Я, видите ли, уделил этому делу некоторое внимание и могу смело сказать, что теперь оно у меня в руках. Я уже все устроил.
– Все устроили?
– Абсолютно все!
– Вы, наверное, ужасно умный?
– О, что вы! – скромно сказал Гамильтон Бимиш.
– Но, конечно, вы должны быть умницей, если вы могли написать столько знаменитых руководств. Нет ли у вас сигареты?
– Пожалуйста!
Мадам Юлали взяла сигарету из его портсигара и закурила ее. Гамильтон Бимиш не дал ей кинуть спичку. Взяв обгорелый кусочек дерева из рук девушки, он благоговейно спрятал его в жилетный карман.
– Итак, продолжайте, – сказала мадам Юлали.
– Да, так вот, – начал Гамильтон Бимиш, очнувшись от глубоких дум. – Мы говорили, если я не ошибаюсь, о Джордже. Получается так, что у Джорджа перед его отъездом из Ист-Гилеада был, как он выражается, сговор с какой-то девушкой, по имени Мэй Стобс. Насколько я понимаю, разницы между сговором и помолвкой нет никакой. Но, во всяком случае, Мэй Стобс – это весьма неприятное имя.
– Кошмарное! Будь у меня такое имя, я поспешила бы переменить его.
– А потом Джордж вдруг разбогател, уехал в Нью-Йорк и забыл даже о существовании этой девушки.
– Но она не забыла его, не так ли?
– Очевидно, нет. Я себе великолепно рисую ее, эту маленькую толстушку (вы должны знать, что все эти провинциалки ужасные толстушки), у которой нет никаких шансов найти другого жениха. А потому она крепко цепляется за свою единственную возможность. По-видимому, она рассчитывает, что, приехав сюда вовремя, она сумеет принудить Джорджа Финча жениться на ней.
– Но вы, будучи умницей, естественно, этого не допустите, не правда ли?
– Совершенно верно!
– О, какой вы очаровательный!
– Это очень мило с вашей стороны так отзываться обо мне, – сказал Гамильтон Бимиш, выпрямляясь и застегивая пиджак на все пуговицы.
– Расскажите мне, как вы все устроили?
– Все затруднение, изволите ли видеть, заключается в том, что Джордж оказался в положении человека, нарушившего свое слово. А потому я стремлюсь к тому, чтобы эта Мэй Стобс, по прибытии сюда, отказалась от Джорджа по своей доброй воле.
– Как же вам это удастся?
– Очень просто. Можно, я думаю, заранее с уверенностью сказать, что она типичная провинциальная добродетельная особа. И вот мне пришло в голову инсценировать маленькую драму, в которой Джордж будет выведен в роли прощелыги и ловеласа.
– Джордж?
– Эта девушка будет так шокирована и возмущена, что немедленно порвет всякие сношения с ним.
– Я начинаю понимать. И вы все это сами придумали?
– Абсолютно без посторонней помощи.
– Право же, вы слишком умны для одного человека. Вам следовало бы организовать из вашего мозга акционерное общество.
Гамильтону Бимишу казалось, что настало время открыто и без всяких уловок излить в красивых словах любовь, которая бурлила в его сердце и, точно свежие дрожжи, росла и росла с того самого момента, когда он извлек пылинку из глаза мадам Юлали на ступеньках дома номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице. Гамильтон Бимиш уже открыл было рот и готовился начать, но вдруг заметил, что мадам Юлали смотрит совсем в другую сторону. И в тот же миг он услышал, что она смеется.
– Да ведь это Джордж! – воскликнула она.
Гамильтон Бимиш круто повернулся, доведенный до отчаяния. Каждый раз, когда он намеревался говорить о своей любви, непременно случалась какая-нибудь помеха, вынуждавшая его прервать объяснение. Накануне это был какой-то противный Чарли, помешавший ему говорить по телефону, а теперь, извольте радоваться, Джордж Финч.
Джордж стоял в дверях, сильно раскрасневшийся, по всей вероятности, от быстрой ходьбы. Он смотрел на мадам Юлали с таким выражением, которое ни в коем случае не могло понравиться Гамильтону Бимишу. Чтобы выразить свое недовольство, последний громко кашлянул. Но Джордж не обратил на него ни малейшего внимания. Он по-прежнему не сводил глаз с мадам Юлали.
– Ну, как же вы поживаете, Джорджи? Вы даже не подозреваете, какую интересную историю я сейчас слышала!
– Мэй! – произнес, наконец, Джордж Финч, запуская палец за крахмальный воротничок, очевидно с целью немного высвободиться из его тисков. – Мэй! Я… Я только что с вокзала… Я надеялся встретить вас там.
– А я приехала на автомобиле.
– Мэй? – с ужасом повторил Гамильтон Бимиш, и жуткая мысль пронизала его мозг.
Мадам Юлали весело повернулась к нему.
– Ну, да! Это я и есть маленькая толстушка.
– Но вы отнюдь не маленькая толстушка, – сказал Гамильтон Бимиш, который, в силу своего логичного мышления, счел первым долгом опровергнуть столь ошибочное заявление.
– Но я была маленькой толстушкой, когда Джордж знал меня.
– Но ведь вас зовут мадам Юлали.
– Это мое профессиональное имя. Не находите ли вы, что человек, которого судьба наградила таким именем, как Мэй Стобс, пожелает возможно скорее переменить его?
– И это вы, действительно, Мэй Стобс?
– Я самая.
Гамильтон Бимиш закусил губы. Затем он повернулся к своему другу и холодно смерил его с ног до головы.
– Поздравляю вас, Джордж. Вы помолвлены с двумя очаровательными девушками.
– Спасибо за комплимент, Джимми – сказала мадам Юлали.
Лицо Джорджа Финча было искажено от конвульсий.
– Но право же, Мэй… Помилуйте, Мэй… Неужели вы и впрямь считаете, что мы с вами помолвлены?
– А почему бы нет?
– Ho… …. Я был уверен, что вы давно уже успели забыть обо мне.
– Что вы, Джордж! Забыть вас, после тех изумительных писем, которые вы мне писали?
– Но ведь это была чисто ребяческая шутка, – лепетал Джордж.
– Вы так думаете, сэр?
– Но, послушайте, Мэй…
Гамильтон Бимиш прислушивался к этому разговору, и температура его крови быстро поднималась. Сердце его бешено колотилось, и грудь бурно вздымалась. Никто не опускается так быстро до уровня первобытного человека, попав в сети любви, как тот, кто всю свою жизнь провел в царстве логики и последовательного, разумного мышления. В течение двадцати с лишним лет Гамильтон Бимиш твердо верил, что он стоит выше грубых страстей ординарного человека. Но теперь, когда любовь захватила
