«Новый завет» - Игорь Мельник

«Иных Бог поставил в Церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями… Далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, управления, разные языки.

Все ли Апостолы? Все ли пророки? Все ли учители? Все ли чудотворцы? Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками? Ревнуйте о дарах бОльших, и я покажу вам путь ещё превосходнейший».

А в чём же этот путь? Что затмевает всё это сверкающее многообразие? Конечно же, любовь.

«Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто».

А экстрасенсорные способности, если разобраться, не многого стоят.

«Теперь, если я приду к вам, и стану говорить на незнакомых языках, то какую принесу вам пользу, когда не изъяснюсь вам или откровением, или познанием, или пророчеством, или учением?..

Если и вы языком произносите невразумительные слова, то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер.

Сколько слов есть в мире и ни одного из них нет без значения. Но если я не разумею значения слов, то я для говорящего чужестранец».

Вот именно. Всё это в полной мере относится к лопотанию Иоанна в Апокалипсисе.

«Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом; буду молиться духом, буду молиться и умом…

Я более всех вас говорю языками; но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке».

А ведь он — мудрец. И настоящий философ, к тому же.

Мне странно, что некоторые комментаторы называют среди апостолов Иоанна, как философа. Куда ему до философии? А вот Павел… Его многому научили в Афинах.

«Если вся церковь сойдется вместе, и все станут говорить незнакомыми языками, и войдут к вам незнающие или неверующие, то не скажут ли, что вы беснуетесь?»

Скажут, непременно скажут. А нам этого не надо. Нам надо с верхушкой сомкнуться, а верхушка, она ясность любит.

«Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении… Если же они хотят чему научиться, пусть спрашивают о том дома у мужей своих… Ибо неприлично жене говорить в церкви».

Это маленький подарок феминисткам и сторонникам эмансипации — от христианской церкви.

И ещё немного истории движения.

«Христос умер за грехи наши, и погребен был, и воскрес в третий день — по Писанию…

И явился Кифе, потом двенадцати; потом явился более нежели пятистам братий в одно время, большая часть которых доныне живет…

Потом явился Иакову, также и всем Апостолам… А после всех явился ко мне, как некоему извергу».

Павел говорит немного не так, как евангелисты. Он чётко называет последовательность событий и участников. Его описание выглядит наиболее достоверным.

«Ибо я наименьший из Апостолов, и недостоин называться Апостолом, потому что гнал церковь Божию. Но благодатью Божией есмь то, что есмь».

Вот так. Старшие отказали ему в праве называться апостолом. Горько, конечно. Но и в этом качестве он сделал больше, чем все они, вместе взятые.

И, наконец, споры о воскресении. Помните, какую бучу поднял Павел в синедрионе, когда воззвал к фарисеям и натравил их на саддукеев? Именно разговорами о воскресении он сумел это сделать.

«Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес; а если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера наша…

Если мертвые совсем не воскресают, то для чего и крестятся для мертвых?.. Для чего и мы ежечасно подвергаемся бедствиям? Я каждый день умираю!..»

Это последний рубеж обороны — дальше некуда отступать. Логически доказать что-либо невозможно, и вот аргумент — неужели всё зря?

«Верую, ибо абсурдно». Это было логическим продолжением.

«Когда я боролся со зверями в Ефесе, какая мне польза, если мертвые не воскресают?»

А вы помните этот случай в Ефесе? Греческие ювелиры возмутились тем, что упали заказы от храма Артемиды и устроили протест.

Павла, Гая и Аристарха поволокли на зрелище — их заставили сражаться с животными. И эти ребята выжили. Да из таких гвозди делают! Павел не зря потом взял с собой Аристарха Рим покорять.

Странно, что он вообще обращал внимание на критику из Иерусалима, переживал, оправдывался.

Да после клинической смерти от побивания камнями и гладиаторских боёв он мог вообще наплевать на всех пресвитеров. Но вера — великая вещь.

«Станем есть и пить, ибо завтра умрем! Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся».

И, как уже повелось, организационные вопросы.

«При сборе для святых поступайте так, как я установил в церквах Галатийских…

В первый день недели каждый из вас пусть отлагает у себя и сберегает, сколько позволит ему состояние, чтобы не делать сборов, когда я приду.

Когда же я приду, то, которых вы изберете, тех отправлю с письмами, для доставления нашего подаяния в Иерусалим…»

«Как я установил». Вот оно — Павел изменил порядок сбора и отправки денег.

К его приходу деньги должны быть собраны. И никаких проволочек. Руководителем он был жёстким.

Без его разрешения теперь ни одна копейка не могла уйти пресвитерам. Они брали его за горло — он отвечал тем же.

«Я приду к вам, когда пройду Македонию… В Ефесе же я пробуду до Пятидесятницы, ибо для меня отверста широкая дверь, и противников много».

В Ефесе противников хватало.

«Если же придет к вам Тимофей, смотрите, чтобы он был у вас в безопасности».

Это не книга, а боевик — в который раз убеждаюсь.

«Я рад прибытию Стефана, Фортуната и Ахаика».

Гонцы курсировали, почта работала, организация процветала. Вернее, готовилась процветать.

«Приветствуют вас церкви Асийские; приветствуют вас Акила и Присцилла».

Да, письмо писалось в Ефесе.

«Мое, Павлово, приветствие собственноручно».

Это значит — сам писал.

«Кто не любит Господа Иисуса Христа, анафема, маранафа».

Ну, что же… Аминь.

Второе послание коринфянам.

Его Павел написал вместе с Тимофеем.

«Павел, волей Божию Апостол и Тимофей брат — церкви Божией, находящейся в Коринфе, со всеми святыми по всей Ахайи».

Что-то случилось. Павел вообще не писал попусту, все его послания продиктованы острой необходимостью.

«Мы не хотим оставить вас, братия, в неведении о скорби нашей, бывшей с нами в Асии, так что не надеялись остаться в живых… Но сами в себе имели приговор к смерти…

И мы пишем вам не иное, как то, что вы читаете или разумеете, и что, как надеюсь, до конца уразумеете, так как вы отчасти уразумели уже…»

Очень интересно. Он говорит им: ребята, тут никакого второго смысла нет, ведь вы же понимаете! Они поняли. Павел надеялся на это.

«И в этой уверенности я намеревался придти к вам ранее… И через вас пройти в Македонию, из Македонии же опять придти к вам… А вы проводили бы меня в Иудею…»

Да, планы изменились. Что-то в самом деле произошло.

«Имея такое намерение, легкомысленно ли я поступил?»

То есть, не было ли ошибкой не придти в Коринф по дороге в Македонию — раз уж собрался.

«Щадя вас, я доселе не приходил в Коринф, не потому, будто мы берем власть над верою вашею… Я рассудил сам в себе не приходить к вам опять с огорчением. Ибо если я огорчаю вас, то кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною?»

Если помните, в первом послании Павел изменил порядок сбора и отправки денег для Иакова. И отправил это послание с нарочным — Тимофеем.

И вот, теперь Тимофей опять с ним, за это время их чуть не убили, и Павел собирается «огорчить» коринфян.

Иерусалим тоже зря времени не терял. Игра пошла по крупному.

Павлу подстраивают верную гибель и начинают обрабатывать асийские и греческие церкви — его вотчину. И делают это руками Петра — видимо, Кифа с Иаковом всё-таки договорился.

Неужели, предал? Ну, Петру не привыкать.

Но Павел выжил и опять вступил в игру. И по праву решил «взять власть». И наказать виновных — тех, кто поддержал конкурентов.

«Если же кто вас огорчил, то не меня огорчил, но частью, — чтобы не сказать много, — и всех вас… Для такого довольно сего наказания от многих, так что вам лучше уже простить его и утешить».

Предателя нашли и уже наказали, но Павел хочет, чтобы он дожил до его визита. Поэтому просит оставить «крота» в покое. Пока.

«И потому прошу вас оказать ему любовь. Ибо я для того и писал, чтобы узнать на опыте, во всем ли вы послушны».

«Придя в Троаду, я не имел покоя духу моему, потому что не нашел там брата моего Тита; но, простившись с ним, я пошел в Македонию».

Этот Тит… Кто он такой? Кажется, Павел удивлён и даже огорчен его отсутствием.

Когда появились изменники, он хочет никого не упускать из виду.