Яма - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович"

Пока воздух не начинал малиноветь, лиловеть, пунцоветь, Сюань-Нюй смотрелась в зеркало, любуясь своим лицом. Ненакрашенное, оно было никаким, ни одной красивой или примечательной черты. Разумеется, кроме глаз. Но природная красота, которую все так ценят, для умной женщины только помеха. Красивое лицо всегда одно и то же, в конце концов это надоедает. Ни в Порт-Саиде, ни здесь Сюань-Нюй у себя красавиц не держала.

Лицо должно быть, как пустой холст, на котором хороший художник может написать картину ослепительной красоты, а потом стереть ее и создать другую.

При помощи косметики владетельница Парадизшлосса могла менять свой облик до абсолютной неузнаваемости, становиться не красавицей, а тысячей разных красавиц. Если понадобится для дела – так и дурнушкой. Кем угодно.

Конечно, очень повезло с кожей. Она была гладкая, упругая, свежая – безо всяких кремов, притираний и ванночек. В свои сорок три года Сюань-Нюй с легкостью могла выдать себя за двадцатилетнюю. Что ж, китайская богиня ведает еще и секретом вечной молодости, это одно из ее сокровищ.

Бесцветное и прозрачное, как вода, лицо слегка окрасилось в самые первые цвета заката. Отодвинув венецианское зеркало, Сюань-Нюй села на подоконник и через оконный переплет стала смотреть на простирающуюся внизу долину, на верхушки гор, на высокое и широкое небо.

Восхитительное зрелище! А особенная изысканность в том, что эпицентр Красоты не виден. Потому что ты находишься внутри него.

Люди, которые проходят и проезжают по дороге там, внизу, обычно не замечают маленького сказочного замка, парящего на острой скале, над пропастью, потому что башни и зубцы стен сливаются с деревьями. Но Парадиз, сотворенный людьми, еще прекрасней, чем долина и горы, сотворенные Богом.

Да, Яньло умеет делать подарки.

Замок на горе Кюлунгберг в Шварцвальде был выстроен полоумным баварским королем Людвигом лет тридцать назад как архитектурная фантазия на тему Средневековья. Поскольку баварский ландтаг протестовал из-за огромных расходов на возведение другой подобной химеры, гигантского Нойшванштайна, для новой своей затеи Людвиг купил землю в соседнем Вюртембергском королевстве. Получился настоящий шедевр зодчества – зачарованный чертог из сказки.

Яньло выкупил это чудо света у наследников Людвига за баснословные деньги и подарил своей подруге, а все необходимые усовершенствования сделала уже она сама.

Дорога к Парадизшлоссу вела снизу, от деревни Кюлунг, через густой лес. Вид на замок открывался внезапно – такой, что захватывало дух. Во время древнего землетрясения от горы отделился кусок, и на верхушке этой лесистой скалы, за подъемным мостом, перекинутым через глубокую расщелину, тянулся к небу затейливый, ажурный, будто летящий по воздуху контур. Райский чертог на облаке, да и только.

Когда на инициацию привозили очередного мальчишку, он останавливался внизу, в деревенской гостинице. Там же потом и приходил в себя. А чтоб не подумал, будто всё приснилось, в руке переливается всеми цветами радуги райская птичка.

Мужчинами так легко манипулировать!

От любования сказочным зрелищем ценительницу Красоты отвлек совершенно несказочный звук: зазвонил телефон.

Матадорка, дежурившая в караульной башне, что возвышалась над подземным мостом, доложила: в зарослях на той стороне замечен посторонний, притом что снизу сигнала о чужих не поступало.

Те, кто прознал о чудесном невидимом замке, иногда забирались на гору, как же без этого, и, бывало, пялились на Парадизшлосс с обрыва, но попасть сюда они могли только через деревню, а там во всех домах жили свои люди. Они немедленно телефонировали наверх про очередного визитера.

Раз этот появился внезапно, значит, желает остаться незамеченным.

Всё же Сюань-Нюй не насторожилась.

– Ну и что? Поглазеет и уйдет.

– Он не просто глазеет. Он собирается спускаться с обрыва.

Тогда Сюань-Нюй переместилась к окну, которое было обращено к горе.

– Где?

– Видите кривую сосну? Метров пятьдесят влево от моста?

К стволу, кажется, была привязана веревка. Сюань-Нюй взяла бинокль, через который обычно разглядывала долину.

Плотный человек в черном костюме с ловкостью циркача скользил вниз, отталкиваясь от каменистого откоса ногами. Лица было не видно, только спину и широкие плечи. Остановившись на уступе, акробат обернулся посмотреть, сколько еще до дна расщелины. Круглое лицо, раскосые глаза, черные волосы бобриком.

– Мирину ко мне, живо! – сказала Сюань-Нюй в трубку. – И пришли Эфу. Пусть ждут меня в Круглой Башне.

Отсоединилась.

Подумать только! Проклятый японец каким-то колдовским образом добрался и сюда! Неужели мы с Мириной все-таки ошиблись и тут замешана какая-то серьезная организация? Но которая? «Клык Дракона»? Или кто-то западный, вроде агентства «Пинкертон»?

Во вчерашней телеграмме от Яньло сообщалось, что главная контора подверглась нападению. Охрана перебита, Смит и его заместитель мертвы. «Буду выяснять, кто за этим стоит. Вряд ли Берлин и Карлсбад – совпадение», – говорилось в конце.

Нет, не совпадение.

Подъем займет у японца намного больше времени, чем спуск, но чертов азиат очень уж проворен. Он наверняка уже понял, что в замок проще всего пролезть через Круглую Башню – потому и спускается в этом месте.

Сюань-Нюй взбежала по ступенькам в овальное помещение первого этажа. Эфа, самая смертоносная из матадорок, уже ждала, как всегда неподвижная, обманчиво сонная, с полуприкрытыми глазами.

Вторая вызванная еще не явилась.

Кукловодку Мирину разыскали не сразу, потому что она была в музыкальном салоне. Напевала, аккомпанируя себе на пианино, и, как часто в минуты досуга, мечтала о том, как купит совершенно необитаемый остров у берегов Австралии, заселит его коалами, ленивцами и вомбатами. Там-то и будет настоящий земной рай.

Свое имя, с которым появилась на свет, Мирина никогда не вспоминала. Новое имя ее полностью устраивало. Сама его выбрала: Мирина, легендарная царица амазонок. В ее государстве женщины правили и воевали, а мужчины вели домашнее хозяйство и возились с детьми.

Заглянула гурия-ученица, их использовали для повседневной работы. Позвала к госпоже кастеллане (так в Парадизшлоссе было принято называть владелицу замка).

– Он здесь, твой Ромео, – сказала Сюзанна вместо приветствия. Ее глаза светились возбуждением, но по-разному. Левый, сапфировый, горел жарким огнем. Правый, изумрудный – холодным.

– Какой еще Ромео?

– «Просто Маса». Японец.

Мирина тронула рыжий локон, прищурилась, ничего не сказала.

– Видишь за окном веревку? Это он спустился вниз, закинул крюк или петлю на зубец башни и карабкается. Лезть высоко, но он шустрый. Минут через пять, максимум через десять доберется. Что ты молчишь?

– Слушаю.

– Ты в него часом не влюбилась? После Марбурга ты какая-то странная.

– Ты меня знаешь, Сюзи. Я этого не умею, – спокойно ответила Мирина. – В Марбурге я всё исполнила по инструкции. Окликнула его, чтобы он остановился прямо под фонарем. Не знаю, как болван-фидаин мог промахнуться. Но… скажу честно, я почему-то была рада, что японец остался жив. Он занятный. Не такой, как другие мужчины. Пожалуй, я к нему даже привязалась. Как привязываются к собаке. У меня в детстве был спаниель. Заболел, пришлось отравить, чтоб не мучился. Тем более собаку убивают, если она взбесилась. Скажи, что нужно делать. Я всегда исполняю инструкции.

В Париже она тоже в точности выполнила инструкции, присланные по телеграфу.

Сюзанна прибыла на место первая. Ей было поручено провести диагностику сыщика Фандорина – «особенный» он или нет. Сюзанна сообщила: они оба особенные, и срочно вызвала Мирину, чтобы занялась японцем. Прислала подробное резюме на обоих. Там в конце говорилось: «Поскольку они очень разные, я беру на себя господина. Его слабое место – нежная damsel, которую нужно спасать. Это я. Слуга-японец будет воском в руках властной, непредсказуемой, неприступной амазонки. Тебе даже прикидываться не придется. Просто будь собой».