Роза алая, роза белая - Марианна Уиллмен

В такую чудесную солнечную погоду не хотелось спешить за толстые каменные стены. Моргана прошла по крытому переходу и спустилась по второй лестнице к лабиринту неиспользуемых кладовых и пустых казарм первоначальной крепости, построенной три столетия назад. Эта лестница вела в маленький укромный двор, где она часто играла в детстве, но который не посещала во время коротких визитов в Уэльс с Робином.

Вот он. Такой, каким она его помнит. Маленькая скамья все еще стоит у сводчатого прохода в стене, и через эту брешь сапфирами и изумрудами сверкает море.

Когда ей было семь лет, пятнистая кошка, ее любимица, умерла от старости и обжорства, и ее похоронили здесь. Один из каменщиков вырезал на камне контуры спящей кошки, чтобы облегчить горе Морганы. Воспоминания душили ее непрошеными слезами. Здесь она время от времени искала приюта и утешения от скорби утрат. Сначала дедушка с бабушкой, потом отец. Она не помнила матери и не знала ее: мать умерла в родильной горячке вскоре после того, как дала жизнь Моргане - единственному своему чаду.

Казалось таким естественным снова очутиться в этом убежище. Как у хозяйки замка Гриффин, у нее было довольно хлопот, но и сотней дел не удавалось отогнать мысли о последствиях ожесточенной схватки с Ранульфом. В последнее время она стала слишком раздражительной, слишком быстро вспыхивал ее гнев, и подступали к глазам слезы. Она становилась все тревожнее, все мрачнее и, хотя винила во всем Ранульфа, догадывалась, что корни несчастья таятся в ней самой.

Сев на низкую скамью, она следила за грохочущими волнами. Минуты шли, она не двигалась, рассеянно внимала музыке - еле слышной и отдаленной. Затем ветер изменился, и она поняла, что играют совсем близко - тихо, мечтательно и невыразимо печально. Она встала, как сомнамбула, и пошла к источнику звука. Музыка всегда обладала таинственной властью над ней, поднимала ее настроение, успокаивала тревоги.

Баллада, чистая и ясная, как вода в горном потоке, вдруг сменилась колыбельной - звуки порхали от мелодии к мелодии, как бабочки с цветка на цветок.

Музыкант услышал шаги, и музыка резко оборвалась.

- Пожалуйста, играй, Дэффид! - крикнула Моргана. - Ты стал так искусен в мое отсутствие, что можешь сравниться с любым придворным музыкантом.

Достигнув сторожевой башни, она поднялась на стену и остановилась как вкопанная. На деревянной скамье сидел Ранульф, позолоченный солнечным светом. Лютня Дэффида была в его руках. И потому, как умело он держал инструмент, она поняла, что можно больше не искать зачаровавшего ее музыканта.

Она была испугана и обескуражена, и Ранульф прочел эти чувства в ее лице. Только что она была весела, энергична и прекрасна - и вдруг стала скованна, бледна и, кажется, готова сквозь землю провалиться, только бы не быть рядом с ним.

- Надеюсь, я не потревожил вас… - начал он, но Моргана заговорила одновременно с ним:

- Я не хотела нарушить…

Оба умолкли. Моргана - от смущения и стыда за свою ужасную тираду несколько часов назад и оттого, что он так прекрасен - золотой бог язычников-северян, или диких кельтов. И лицо его столь мрачно и задумчиво, что сердце разрывается. Она глубоко оскорбила его, и теперь он смотрит на нее равнодушно, точно на незнакомку.

Моргана кивнула на лютню:

- Я не знала, не ожидала… Как… какой глупой вы, наверное, считаете меня. И… и очень злой.

Ранульф встал.

- Я не хотел посягать на ваши права, сударыня, и уж тем более не хотел копаться в ваших личных вещах. Будьте уверены, я больше не совершу подобного промаха.

Ранульф повернулся, чтобы уйти, а она хотела, чтобы он остался.

- Вы играете как настоящий музыкант.

- В Ирландии меня обучали с детства. Я родился музыкантом, но обстоятельства сделали меня воином.

Она сгорала от стыда. Как теперь загладить свою вину?

- Я прошу у вас прощения за свою резкость, милорд. И была бы рада слышать, как поет в ваших руках Лютня Гриффинов. Я прикажу, чтобы ее настроили для вас.

Ранульф скрыл удивление. Она изменчива, как море: то бурное и опасное, то тихое и игривое. С самого начала их знакомства она сбивала его с толку внезапными переменами своего настроения. Но теперь это уже не имеет значения. Он не собирается играть в ее игры.

- В этом нет необходимости. Если погода не ухудшится, я отправлюсь в Лондон со своими людьми через три дня.

Пряча разочарование, Моргана попыталась весело улыбнуться.

- И как долго вы будете отсутствовать, милорд?

Еще одна пауза, душераздирающе долгая для Морганы. И не успел он ответить, как она уже знала, что потеряла его.

- Мне казалось, что вы поняли меня, миледи. Я собираюсь подать прошение архиепископу о расторжении нашего брака. Я уеду, и вы избавитесь от меня навсегда.

Он ушел, а Моргана стояла на стене, глядя в морскую даль ослепшими от слез глазами.

К вечеру стало ясно, что Ранульф не в состоянии даже планировать путешествие в Лондон. У него началась лихорадка, и Десмонд силой удерживал его в комнате.

На следующее утро Десмонд появился в кладовой, где ничего не подозревающая Моргана учила Бронуин готовить смягчающий лосьон из розовой воды, гамамелиса, толченого корня лилии и очищенного бараньего жира для изрезанных рук леди Уинифред.

- Еще капельку гамамелиса, Бронуин.

- Вот так, миледи?

- Да, именно так. Я думаю, у тебя врожденный талант к приготовлению лекарств.

Девушка покраснела от удовольствия, но тут дверной проем заслонила мощная фигура Десмонда. Лицо его было сурово и подозрительно, рыжие волосы ярко сверкали в падающем из окна солнечном свете. Обе женщины с удивлением оторвались от своего занятия, Бронуин спряталась за спину хозяйки, ее румянец стал еще гуще.

- Вы заблудились, сэр Десмонд, - язвительно заметила Моргана, не дождавшись приветствия, - или вам нужно лекарство… для умягчения дурного нрава?

- Ваши лосьоны и мази, может, и годятся для баб, а настоящим воинам от них один вред.

Моргана отложила пестик, которым размалывала луковицу лилии.

- Как видите, я занята, и у меня нет времени выслушивать ваши колкости.

- Тогда я скажу без колкостей: моему кузену, вашему мужу, не становится лучше от ваших лекарств. Он горит в лихорадке и, как сказал мне Седрик, метался и бредил почти всю ночь.

- Почему мне никто не сообщил об этом? Десмонд дерзко выпрямился, прислонившись к дверному косяку.

- А вы не догадываетесь? Не я один думаю, что ваши снадобья дрянь, проку от них - что от козла молока.

- Мои бальзамы и эликсиры многим пошли на пользу. Как вы смеете оскорблять меня?

Губы Десмонда скривились в едкой усмешке.