Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела

Молодежной лиги и АНК, стали свидетелями тому, что индийский народ смог организоваться и выразить активный протест против своей сегрегации в то время, как чернокожие африканцы и руководство АНК оказались не способны на это. Исмаил Меер и Дж. Н. Сингх были вынуждены прервать свои исследовательские проекты, попрощаться с семьями и отправиться в тюрьму. В тюремном заключении оказался и студент Ахмед Катрада. Я часто бывал в гостях у индийской домохозяйки Амины Пахад, и неожиданно для меня эта очаровательная женщина отложила в сторону свой фартук и тоже отправилась в тюрьму за свои убеждения. Если у меня еще и оставались какие-то сомнения в готовности индийской общины протестовать против своего угнетения, то теперь я полностью избавился от них.

Массовая индийская кампания стала образцом именно того типа протеста, к которому мы в Молодежной лиге и призывали. Она привила своим участникам дух неповиновения и радикализма, избавила от страха перед тюрьмой, повысила популярность и влияние Южноафриканского индийского конгресса и Индийского конгресса провинции Наталь. Она напомнила нам, что борьба за свободу заключалась не только в произнесении речей, проведении собраний, принятии резолюций и отправке делегаций, но и в тщательной организации уличных мероприятий, проведении активных массовых действий и, прежде всего, в готовности к страданиям и жертвам. Проведенная индийской общиной кампания восходит своими корнями к кампании пассивного сопротивления 1913 года, в ходе которой Махатма Ганди возглавил массовую мирную процессию индийцев, которая в нарушение существовавших законов демонстративно пересекла границу между провинциями Наталь и Трансвааль[29]. Та кампания проходила у меня на глазах и вошла в анналы истории.

В начале 1946 года мы с Эвелин переехали в собственный муниципальный дом с двумя комнатами в Орландо-Ист, а затем в более просторный дом по адресу Орландо-Уэст, 8115. Орландо-Уэст представлял собой пыльный, спартанский район с приземистыми муниципальными домами в форме ящиков, которые позже станут частью Большого Суэто (хотел бы напомнить, что Суэто (Soweto) – это аббревиатура названия «Юго-западные поселки» (South-Western Townships), которые ранее располагались на юго-западной окраине Йоханнесбурга и были созданы для принудительного проживания африканского населения). Наш дом располагался в районе, прозванном его жителями «Уэстклифф» в честь богатого пригорода Йоханнесбурга с белым населением.

Арендная плата за наш дом составляла семнадцать шиллингов и шесть пенсов в месяц. Сам дом был совершенно идентичен сотням других, построенных на участках размером с почтовую марку и выходом на грунтовые дороги. У него была такая же стандартная жестяная крыша, такой же цементный пол, узкая кухня и туалет с ведром в задней части. Хотя по улице тянулись фонари, мы были вынуждены пользоваться керосиновыми лампами, так как дома еще не были электрифицированы. Спальня была такой крохотной, что двуспальная кровать занимала практически всю ее площадь. Дома были построены муниципальными властями недалеко от города для проживания рабочих. Чтобы скрасить однообразие этого района, некоторые жильцы высадили у своих домов что-то из зелени или покрасили свои двери в яркие цвета. Все здесь было крайне скромным, однако это был мой первый собственный дом, и я очень гордился им. Мужчина не может считаться мужчиной, пока у него нет собственного дома. В то время я еще не знал, что это будет моим единственным собственным местом жительства в течение многих, многих лет.

Государство выделило нам с Эвелин этот дом, потому что нас было уже не двое, а трое. В тот год родился наш первый сын, Мадиба Тембекиле. Ему дали имя моего клана Мадиба, но он был больше известен всем под прозвищем Темби. Он рос крепким, радостным мальчишкой, который, как говорили многие, больше походил на свою мать, чем на отца. Теперь у меня был наследник, хотя я пока еще мало что мог ему завещать. Однако я уже увековечил имя Манделы и клан Мадиба, что относится к числу одной из основных обязанностей мужчины народа коса.

У меня, наконец-то, появилась стабильная основа, и я теперь мог не только гостить у других, но и сам принимать гостей в собственном доме. К нам присоединилась моя сестра Либи, и я записал ее учиться в среднюю школу Орландо. Согласно обычаям нашего народа, все члены одной семьи имеют право на гостеприимство любого другого члена семьи. А с учетом многочисленности моей семьи появление у меня собственного дома означало появление большого количества желанных гостей.

Мне нравилась домашняя жизнь, хотя времени на нее у меня оставалось катастрофически мало. Мне доставляло удовольствие играть с Темби, купать его, кормить и укладывать в постель, рассказав ему какую-нибудь короткую историю. Я вообще люблю играть с детьми и общаться с ними, это всегда приводило меня в состояние максимального умиротворения. Мне нравилось отдыхать дома, не торопясь, читать в домашней обстановке, вдыхая при этом пикантные запахи от кастрюль, кипящих на кухне. Жаль только, что мне доводилось редко бывать дома, чтобы наслаждаться этим.

Во второй половине года к нам переехал преподобный Майкл Скотт, англиканский священнослужитель, являвшийся известным борцом за права чернокожих африканцев. К нему обратился человек, которого звали Комо и который представлял группу бездомных переселенцев, самовольно разбивших палаточный лагерь за пределами Йоханнесбурга. Правительство стремилось ликвидировать этот лагерь. Комо обратился к преподобному Скотту с просьбой выразить протест против планов властей. Преподобный Скотт ответил: «Если я собираюсь помочь вам, то я должен быть одним из вас», – переехал в этот лагерь и основал там общину. Это место находилось недалеко от скалистого холма, и жители окрестили его «Тобруком» в честь города в Северной Африке, рядом с которым происходили ожесточенные бои во время Второй мировой войны. Я иногда водил туда по воскресеньям утром Темби, так как он любил играть в прятки среди скал. После того как преподобный Скотт организовал в палаточном лагере бездомных общину, он обнаружил, что Комо присваивал себе деньги, которые бездомные вносили, чтобы помешать властям выселить их из лагеря. Между преподобным и Комо возник конфликт, в результате которого Комо выгнал преподобного из лагеря, угрожая его жизни.

Преподобный Скотт нашел у нас в Орландо временное пристанище и привел с собой африканского священнослужителя Дламини, у которого были жена и дети. С учетом крошечных размеров нашего дома преподобный Скотт спал в гостиной, отец Дламини и его жена – во второй комнате, а всех детей мы разместили на кухне. Преподобный Скотт был скромным, непритязательным человеком, но вот с отцом Дламини общаться было не так просто. Дело в том, что он постоянно высказывал жалобы относительно еды. «Вот смотри, – говорил он, – твое мясо очень постное и жесткое, его не приготовили, как надо. Я не привык к такой еде». Преподобный Скотт был