Каменная грудь - Анатолий Загорный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Леший… лешуленька! – шептала черноволосая, набеленная, нарумяненная женщина, склоняясь к своему возлюбленному.
Рядом с Доброгастом говорили:
– Девка-то кругла, бела, как мытая репка.
– Живот у нее копной!
– Э, сынок, женщина без живота, что рыба без хвоста…
Грянули громче гудки-перегуды, понеслись по гриднице неокладные протяжные звуки, вошли танцовщицы из невольниц – хозарские девушки. Поблескивая обнаженными плечами и покачивая головками, они стали медленно проплывать перед пирующими. Тосковали о своем далеком, разрушенном царстве. Потом вдруг смятенно закружились под тревожное гудение бубнов, понеслись вихрем, разметав волосы, разбрасывая легкие покрывала, жемчужные нити, обнажая узкие бедра. Они возникли, как видение, и так же неожиданно исчезли, а в гриднице еще долго выражали восторг подгулявшие бояре.
Доброгаст поднялся со скамьи, стал пробираться среди пирующих.
– Златолист послал гонцов к Курею, каково? – наклонился он к боярину, уплетавшему за обе щеки налимью печенку, лохматому, как дворовый пес.
– Врешь!
– Клянусь Перуном, – спокойно ответил Доброгаст, положив руку на рукоять меча.
– Златолист призывает печенегов, – бросил он спорившим о чем-то юношам. Те сразу притихли, стали переглядываться, как заговорщики.
– Златолист лжет, что Святослав разбит; великий князь – в трех переходах от Киева, не верь Златолисту, он – добытчик, продался византийцам, печенегов ждет не дождется, – зашептал на ухо тысяцкому, евшему с закрытыми глазами.
– Поздравляю вас, витязи, через три дня в Киев прибудет великий князь Святослав, – встал Доброгаст между двумя воинами.
– Святослав оставил в Переяславце воеводу Волка. Златолист знает это и посему призывает хакана Курея. Крамольник!
– Да ты стой… стой! – потянул его за рукав один из воинов. – Ты сам кто будешь? Давать ли веру словам твоим?
– Я – дружинник его, гонцом из Переславца прибыл, вручил грамоту княгине Ольге. Бойтесь гнева Святослава, – отвечал Доброгаст твердо и повернулся спиной.
Направился было к Алексею Чудину, но остановился, увидел Судиславу подле Златолиста. Прямо в глаза Доброгасту смотрела она, смотрела с испугом, будто боялась за него. Лицо ее было бледно, только на скулах горел лихорадочный румянец, выдавая тайное волнение. Звали, позванивали бубенчики, привешенные к серебряному обручу в волосах. Доброгаст сел, прислушиваясь к их нежному позвякиванию среди шума, среди звонких ударов сталкивающихся братин. Но только стук собственного сердца услышал он. Придвинул чью-то чару…
А в ушах Судиславы все еще звучал голос великой княгини:
«Милосердие Всевышнего безгранично! Ты пойдешь к тому… Пророк Варух говорит: «Они погибли от того, что не имели мудрости, погибли от неразумия своего… они исчезли и сошли в ад, и вместо них восстали другие…»
– Пододвинься ближе… видишь пузырек? В нем зелье Абербана!.. Златолист должен умереть подлою смертью. Он антихрист!.. Пока его душа не отправится в ад, я не увижу лика Иисуса Христа… Смотрю на образ, а вместо него – поганая рожа Златолиста… Господи, прости мне и это мое прегрешение. Бери же пузырек. Иди!
– Что, девица-миловидица, зорька вешняя, малиновы щеки, глаза-бирюза? Не возьмешь себе в толк, не отчаешься? А вот кузнечик с того бережка Днепра прыгнул на этот, как гналась за ним ласточка, – присоединялся к голосу Ольги голос ее милостника – Блуда…
Не сразу Судислава поняла, что ошиблась в Златолисте. Лишь когда он, похитив меч киевской Руси, принадлежавший Святославу, сбросил всегдашнюю отрешенность, как уж линялую шкуру, и показал свое настоящее лицо, лицо добытчика, Судислава возненавидела его.
А теперь она решилась…
Когда Доброгаст повернулся, девушка выходила из гридницы, следом за нею шел на неверных ногах Златолист. Доброгаст стукнул кулаком по столу и, поднеся чару ко рту, залпом осушил ее. Прикатилось что-то к губам со дна, глянул – бубенчик, серебряный бубенчик. «Когда успела забросить его Судислава?» Бубенчик жег руку, украдкой сунул его за пазуху, поднялся.
По гриднице между тем ходили странные разговоры, путаные, недосказанные. Беспокойство охватило присутствующих, будто ждали – вот-вот раздастся тьма в окне и гневный Перун покажет настоящее огненное небо, такое небо, что, упади кусочек его на землю, все сгорит дотла. Присмиревшие бояре уже не верили себе, жадно подставляли уши – что скажет сосед. Запутывались все больше и больше. Двое юношей озлобленно грызли углы воротников. Большой волхв Вакула, тупо глядя перед собой, взмахивал бровями, как птица смерзшимися крыльями.
– Святослав завтра вступает в Киев! Остановился на Лыбеди – утра ждет!
– Какая-то дрянь, глуздырь какой-то сбрехнул, а вы развесили уши…
– Святослав не пощадит нас, ежели мы отступимся от него.
– Где он, который внес смуту в веселье?
– Да, да, где гонец от великого князя?
– От какого это «великого князя»? – зарычал Дремлюга, потрясая братиной у пупа. – Великий князь один – Златолист, слышишь, щенок? Слава Златолисту!
– Стыдно, боярин, при ныне здравствующем великом князе! – не выдержал Алексей Чудин, поднялся спокоен, прост.
– Стыдно деревянной корсте поклоняться и мертвецу в ней, – медведем заревел Дремлюга.
– Златолист клевещет на киевских князей, – не смущаясь, продолжал Чудин, – княжества не отбирают, а собирают в одно великое и единое!
– Веское у него слово.
– Молчи ты, цыплячий потрох!
– Верно говоришь, Чудин!
– Да мы вас полою придушим!
– Борецкий, ты за кого?
– За Лихо одноглазое.
– Удержи меня, Дремлюга, а то я двину кулаком в его противную харю.
– Охальники! Бояре! Витязи! Постыдитесь! Что скажет народ? – кричали перепуганные женщины.
– А мы его в плети! В плети… народ-то.
– Он кусаться вздумал…
– Что нам князь? Я сам могу называться князем: земли у меня хватит, а не хватит – докуплю.
– Продались печенегам, крамольники, дочерей им в наложницы прочите!
– Бермятич, разве я тебе не друг?
– Горшок котлу не товарищ!
– Мы из вас повыбьем блох, предатели!
Доброгаст размахнулся и бросил в толпу споривших тяжелую чару. Этого как будто и ждали. Долго сдерживаемые страсти, подогретые не в меру потребленным вином, прорвались, бояре полезли друг на друга с кулаками, и началась потасовка.
Не помнила Судислава, как очутилась в покоях рядом со Златолистом, как меченые осторожно закрыли за ними дверь.
Окна были отворены, задувал прохладный ветерок, то ли гнилушка светилась там, на обрыве, то ли луна всходила; звезды падали в широкую степь за Днепром, откуда невидимое грозило кочевье.
