Парадоксы гениев (СИ) - Казиник Михаил Семенович

Да и сама рифма («Рифма, звучная подруга…»[4]) рождена античной историей. Постоянные поиски высшего смысла в истории цивилизаций и религий — высшая идея творчества Пушкина.

Сказка о рыбаке и рыбке — не примитивная сказка о жадности, ненасытности старухи и безропотности и покорности старика.

Это история столкновения двух начал: античного рога изобилия (неограниченные потребности старухи) и христианской идеи «нищих духом», ограничения материальных потребностей (старик довольствуется малым).

Старик не становится дворянином при дворянке, царем при царице. Чем выше поднимается старуха, тем ниже опускается по социальной лестнице старик. Причем сохраняя любовь к старухе. Ведь он при любых оскорблениях готов продолжить исполнять свой долг. И даже когда старуха собирается стать «владычицей морскою», а рыбка, выполняющая любое желание, будет у нее «на посылках», старик послушно идет к рыбке. По сути, он приносит себя в жертву. Ведь он в этой иерархии не нужен, ибо перестает быть посредником между старухой и рыбкой. Старик добровольно идет на заклание — если рыбка сама будет исполнять все желания старухи, то старик должен исчезнуть. Ведь пока он у старухи «на посылках». Вот почему в ответ на желание старухи стать «владычицей морскою» ничего «не сказала рыбка, // Лишь хвостом по воде плеснула…». И ушла не в «синее», как раньше, а в «глубокое» море. Здесь в сказке наступает момент протяженности. Море глубокое, а старик — «долго у моря ждал он ответа…». Ведь, с точки зрения старика, решение вопроса о старухе как «владычице морской» требует времени и глубины.

Давайте остановимся на всех деталях, всех знаках сказки Пушкина.

Сюжет сказки не оригинален — было несколько вариантов ДО Пушкина.

Но основной источник для Пушкина — сказка братьев Гримм[5].

Итак, не Пушкин придумал сюжет сказки, он, как и Шекспир, воспользовался существовавшими ДО него новеллами, сказаниями, историями. И, как и Шекспир, Пушкин превратил сказку в Космос, в грандиозную нравственно-эпохальную идею, вышел не на уровень простой морали (каковой эту сказку и пытаются представить), а на уровень высших представлений о Добре и Зле. Не случайно сказку Пушкин написал в конце жизни, верлибром (белым стихом). Это как творения Гомера, где судьбы человеческие сопряжены с судьбами божественными. Это — одно из пушкинских завещаний. В конце жизни поэт искал новые пути русского стихосложения.

Жил старик со своею старухой У самого синего моря…

В этих двух строчках возникают два пушкинских чуда.

Обычно в общении с людьми я провожу эксперимент-провокацию. Я начинаю читать сказку так:

Жили-были старик со старухой У самого синего моря…

И спрашиваю, правильно ли я читаю начало сказки. Ответ в большинстве случаев один: «Правильно!» И только после этого я раскрываю секрет. Действительно, правильнее было бы начать сказку именно так. Ведь так начинаются все русские сказки.

У Пушкина каждое слово имеет глубинный смысл. И здесь смысл намного глубже, чем простое и традиционное начало сказки.

Жил старик СО СВОЕЮ старухой.

Словосочетание «со своею старухой» резко меняет смысл сказки.

Своя старуха — это идея тесной связи, единства, взаимности. По мере того как желания старухи становятся все обширнее, она все меньше становится «своей» для старика. Хотя старик изо всех сил пытается называть ее своей. Мы обязательно проследим за тем, как старуха перестает быть СВОЕЙ.

Но во второй строке не меньшее пушкинское чудо!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я часто спрашиваю, что означает фраза «у самого синего моря»? И получаю такой естественный и правильный ответ: «Старик и старуха жили рядом с морем, у самого моря, на берегу моря». Ответ правильный. Но неполный.

Пушкин, как никто, владеет поэтической полифонией слова. Фразы и слова могут иметь двойной и даже тройной смысл.

Пример из «Евгения Онегина»:

Татьяна (русская душою, Сама не зная, почему) С ее холодною красою Любила русскую зиму…

Здесь «холодная краса» относится и к зиме, и к Татьяне. Чудная пушкинская полифония!

Кто-то, конечно, не согласится. Скажет, что определение «холодная краса» относится ТОЛЬКО к зиме. Но давайте проведем эксперимент. Переставим слова так, чтобы «холодная краса» действительно относилась ТОЛЬКО к зиме. Иначе строчки звучат явно неуклюже.

Татьяна (русская душою, Сама не зная, почему) Любила русскую зиму С ее холодною красою.

Та же история со строчкой «у самого синего моря». Два значения. Первое — то, что все слышат сразу, — местоположение «ветхой лачужки» у «самого синего моря». А если услышать вторую мелодию словосочетания «самое синее», тогда речь идет не о месте жизни, но о самом синем море, что сине́е всех остальных морей. Рождается поэтический образ моря, которое «самое синее».

По мере развития действия старуха перестает быть для старика «своей», а море меняет свой цвет.

Но здесь вычитывается и третий образ. Словосочетание «синее море» повторяется так часто, что становится названием моря. Как Черное море. Особенно там, где «почернело синее море». Думаю, когда юный Пушкин был в Тавриде у Черного моря, то ему вполне могла прийти в голову мысль о том, что Черное море на самом деле — Синее. Так через годы родилось «синее море» сказки. Причем заметьте, что первый вариант (жили у самого моря) — географический. Местоположение. Второй вариант — поэтический. Море «самое синее». И третий — название моря или признак моря, по которому оно узнается.

Не случайно через сто лет после сказки Пушкина появятся строки другого поэта: «Самое синее в мире Черное море мое…»[6].

Итак:

Жил старик со своею старухой У самого синего моря…

Дальше чудеса продолжаются:

Они жили в ветхой землянке Ровно тридцать лет и три года.

Излюбленная Пушкиным игра с цифрой «три»!

Как в «Сказке о царе Салтане». Там тоже бесконечная троичность. Более того, вся сказка построена на числе «три». И тридцать три богатыря, и три девицы под окном, и замена выбывшей сестры, которая стала царицей, на третью участницу интриг — бабу Бабариху. А три полета князя Гвидона! А три чуда! В «Салтане» такое количество троичностей, что этому нужно посвятить отдельную книгу.

Но почему старик и старуха жили «РОВНО тридцать лет и три года»?

Здесь я осмелюсь привести аналогии с двумя цифрами: 33 — возраст смерти Иисуса Христа и 33 — возраст, в котором «Земную жизнь пройдя до половины…» Данте начал писать «Божественную комедию» и встретил своего спутника, античного поэта Вергилия:

Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу…[7]