Роковой выбор - Виктория Холт

Теперь, оказавшись в чужой стране, я поняла, как мало я училась, и мое невежество беспокоило меня. Я решила больше читать и очень увлеклась чтением. Кроме того, я начала понемногу рисовать, вспоминая наставления моего карлика-учителя Ричарда Гибсона.

За этими занятиями я приятно проводила время. Однако все больше людей задавались вопросом, почему я позволяла своему мужу управлять собой.

– Принцесса Оранская живет отшельницей, – говорили они, – и похоже, что ее муж только этого и желает.

Но я любила свои книги и рисование. Я полагаю, что по натуре я была миролюбива. Я никогда не хотела подчеркивать свое высокое положение. Больше всего мне хотелось быть в дружеских отношениях с окружающими. Я всегда считала, что вспышки гнева редко на пользу людям. Мне кажется, что в какой-то степени меня привлекала и личность Уильяма. Я знала, что он нехорош собой, дурно сложен, холоден и сух. Судя по такому описанию, его можно было представить себе наделенным самыми непривлекательными чертами. Но в нем чувствовалась какая-то сила. В нем была та властность, которая имеет особую притягательность для некоторых женщин. Видимо, я была из их числа.

Итак, я скромно жила в Лесном домике или в Дирене, который я посещала время от времени, поскольку говорили, что воздух там мне полезен, и, конечно, во дворце в Лу. Окружающие меня, священник доктор Ковелл, Бетти Селбурн, миссис Лэнгфорд и Анна Трелони, по-прежнему сетовали, что принц Оранский плохо обращается с женой, но сама я в тот период не переживала по этому поводу.

Новостей из Англии все ждали с нетерпением. Было ясно, что кризиса не миновать, хотя билль, согласно которому мой отец не мог занять трон в случае смерти брата, не прошел, потому что король помешал этому, распустив парламент.

В отличие от моего отца герцог Монмутский очень нравился народу – протестант, сын короля, – но к несчастью для него, а по мнению некоторых, и для Англии он был рожден вне брака. Будь он законным сыном, всего этого беспокойства удалось бы избежать.

Однако изменить обстоятельства его рождения было невозможно.

Я могла представить себе, как король наблюдает за выходками своего сына, забавляясь ими, как он забавлялся в последнее время почти всеми делами, важными и неважными, как бы говоря тем самым окружающим: всерьез это предстоит решать вам, когда меня уже здесь не будет.

Но, когда мой отец вернулся из Шотландии, король встретил его с большой радостью. Министров, требовавших его изгнания, одолели те, кто желал его возвращения; но тот факт, что наследник престола так долго вынужден был находиться вдали от двора, создал очень неловкую ситуацию.

Мой отец взял на себя свои прежние обязанности. Его враги никуда не делись, но они казались теперь не столь могущественными, и, хотя отец не был популярен, многие предпочитали лучше увидеть на троне его, чем ожидать возможных междоусобиц.

Однако были и те, кто с этим не соглашался. Это и привело к Солодовому заговору.

Казалось, заговор с целью убийства короля невозможно было себе представить. Он был по-прежнему популярен, и все надеялись, что он еще долго проживет, потому что, пока он оставался на троне, все было в порядке. Но он не позволил провести закон, лишавший его брата права на престол, и теперь этот брат, наследник престола, вернулся домой. Некоторым должно было казаться, что любовь короля к брату взяла верх над его здравым смыслом; и они решили во что бы то ни стало лишить моего отца короны. Они задумали убить его, а вместе с ним и короля.

К счастью, заговор был плохо задуман, и один из заговорщиков, струсив, признался в готовившемся покушении. Король и его брат должны были быть убиты по дороге из Ньюмаркета в Хафедшир, в доме, принадлежавшем солодовнику. Отсюда и название заговора.

Все эти события вызвали немало пересудов в Гааге, поскольку там знали и некоторых заговорщиков. Одним из них был лорд Рассел, а другим Алджернон Сидни, не раз бывавшие в Голландии, я подозревала, что они и приезжали сюда за тем, чтобы заручиться согласием моего мужа в случае их успеха принять корону.

Уильям скрывал свои чувства, но я видела, что он огорчен, и не из-за Сидни и Рассела, которые были казнены после суда, а из-за того, что заговор, который устранил бы тех, кто стоял между мной и престолом, не удался.

Анна вышла за Георга Датского. Как жаль, что я не могла присутствовать в королевской часовне Сент-Джеймского дворца в тот день. Судя по всему, она легко забыла Малгрейва и была вполне довольна женихом, которого ей нашли. Как редко это случается, и блаженны те, с кем это бывает!

Сара Черчилль по-прежнему была при ней. Анна хотела, чтобы та оставалась ее фрейлиной, и Сара согласилась из-за тех преимуществ, какие придавало ей это положение.

Тем временем я продолжала вести свою уединенную жизнь, читала, рисовала, гуляла, не видя никого, кроме своего ближайшего окружения.

С большой скорбью я узнала, что герцога Монмутского подозревают в причастности к Солодовому заговору.

Я верила, что он искренне любил своего отца Карла; он всегда выказывал к нему большую привязанность. Мне было известно, что он и мой отец не были друзьями. Я уверена, что Джемми считал отца глупцом из-за его открытой приверженности католицизму; а моему отцу, естественно, не нравилось, что Джемми принимает на людях вид и манеры наследного принца, хотя и не имеет на это законных прав.

Теперь у Джемми были неприятности. Они у него и раньше бывали, но король всегда был снисходителен и каждый раз прощал его. Джемми в большой степени обладал обаянием Стюартов и был во многом похож на отца, хотя и не обладал, увы, его мудростью.

На этот раз его вряд ли простили бы. Сидни и Рассела казнили за участие в заговоре, как же можно было простить Джемми? Король поступил, как он обычно поступал в таких ситуациях. Он уклонился от решительного поступка. Джемми не арестовали, но отправили в изгнание. Самым подходящим местом казался Брюссель, куда он и выехал.

Вильгельм приветствовал его по прибытии в Голландию, что было отмечено и обсуждалось.

Мне сказали, что, когда король услышал об этом, его это очень позабавило, и он заметил в своем обычном невозмутимом духе, что его удивляет такая дружба между двумя соперниками, пытающимися завоевать одну и ту же даму. Под дамой он подразумевал английскую корону.

Повсюду было неспокойно. Все ожидали, что произойдет дальше. Каково было моему дяде, думала я, знать, что все они желают его смерти.

На посту английского посла Алджернона Сидни сменил Томас Чадли, принятый Уильямом не особенно милостиво. Чадли прислали следить за ним, поскольку его расположение к Сидни и Расселу было хорошо известно.