Миссис Марч - Вирджиния Фейто

– Должна сообщить вам, что у нас тут произошел один инцидент, – сказала директриса школы. – Дело очень… деликатное для того, чтобы обсуждать его по телефону.

И таким образом, миссис Марч начала готовиться к роли стильной, харизматичной матери, которая беспокоится о своем ребенке, но при этом может вызвать и страх у персонала. Она загадочна, но тепло относится к людям. Она надела свои лучшие клипсы и поехала в Верхний Вест-Сайд на такси в приподнятом настроении. Однако во время поездки ее немного укачало оттого, что водитель многократно резко тормозил на всем пути мимо парка культуры и отдыха Сентрал-Парк-Уэст.

В детстве ее в школу возил папин шофер. Он доставлял ее туда и обратно на протяжении десяти лет, но при этом она крайне редко видела его лицо. Хотя она помнила его шею сзади – квадратную, со стоявшими дыбом волосками, – видневшуюся в проем в подголовнике. В те дни, когда отец отправлялся на работу немного позднее обычного, он ехал в машине вместе с ней – в специально пошитом у портного костюме. Во время поездки он читал новости делового мира в утренних газетах, которые специально для него раскладывали на заднем сиденье. Миссис Марч всегда подташнивало от запаха типографских чернил, похожего на запах газолина. Однажды ее вырвало на кожаную обшивку и деревянные детали на дверце (она целилась в окно). Шофер ненавязчиво пытался ее успокоить – он всегда был ненавязчивым, а она за него переживала. Но, по крайней мере, ей удалось продержаться, пока из машины не вышел отец. На следующее утро машина пришла чистой, никакого дурного запаха не осталось – словно ничего и не произошло.

Она стала обмахиваться веером, чтобы избавиться от нахлынувшего приступа тошноты, и наконец вышла перед школой Джонатана. Ученики второго класса играли на примыкающей к зданию школы баскетбольной площадке, радостно кричали, иногда раздавался пронзительный визг. Все были одеты в обязательную форму.

Она заметила, что у забора маячит мужчина. Она прекрасно знала, какие мужчины вот так дежурят у школ и парков. Мать предупредила ее о том, что никогда нельзя полностью доверять мужчинам, причем в очень раннем возрасте – в девять лет, когда она впервые направлялась на исповедь.

– А папе? – спросила миссис Марч, ожидая какого-то исключения из правила, в особенности раз ее мать всегда только хвалила отца.

– Никогда не забывай об осторожности, – ответила мать.

В здании школы в воздухе висел запах металла и мокрого дерева. Детьми не пахло, что порадовало миссис Марч. Стены были покрашены в зеленый цвет – такой, как в исправительных учреждениях – и цвет патоки, периодически мрачный вид стен разбавлялся яркими картинами на пробковых досках. В здании стояла благословенная тишина, как в церкви, если не считать тихого монотонного голоса учителя, который становился громче, пока она шла дальше по коридору по полу из терраццо [36] с коричневыми пятнами.

Как она смутно помнила из ознакомительной экскурсии по территории школы, директриса красила волосы в темно-бордовый цвет, носила высокую прическу с начесом, у нее были тонкие губы и маленький острый носик, как у ласточки. Она поприветствовала миссис Марч, когда та вошла в ее кабинет – маленькое помещение с цветными ковриками, в котором стояли не сочетавшиеся друг с другом предметы мебели. Директриса предложила присесть друг напротив друга в большие кресла, одно – пестрое, второе – с рисунком в клетку.

– Спасибо, что пришли, миссис Марч, – начала разговор директриса, когда миссис Марч опустилась в имевшее форму луковицы кресло. – Простите за неудобство, но я посчитала, что вопрос требует личной встречи.

Последовало молчание. Директриса ободряюще улыбнулась, вокруг прищуренных глаз стали четко заметны «гусиные лапки».

– Ничего страшного, – ответила миссис Марч.

– Как вы знаете, я никогда раньше вас не приглашала и надеюсь, что этого не потребуется в будущем. – Она вздохнула. – Джонатан ощущает дома какое-то давление? Может, во время каникул случилось что-то, вызвавшее излишнее эмоциональное напряжение?

Миссис Марч моргнула.

– Нет, – покачала головой она.

– Может, все дело в простом любопытстве. Знаете, иногда в этом возрасте они находятся в смятении, у них в голове каша, они хотят… исследовать. Они не понимают, что могут… принести кому-то боль, обидеть. – Директриса вздохнула и сложила руки на коленях. – Боюсь, что Джонатан совершил нехороший поступок. Все было прекрасно после возвращения с зимних каникул – казалось, что он легко снова влился в школьную жизнь, но потом…

Пока директриса говорила, миссис Марч рассматривала один из потрепанных ковриков, конец которого завернулся; фотографии в рамках на письменном столе, сделанные во время лыжных походов; книги по детской психологии на полках. В детстве ее саму только один раз отправляли к директору – после того как она написала злобную записку другой маленькой девочке из ее класса: «Дорогая Джессика, все тебя ненавидят, и ты вскоре умрешь. Это Божья воля». С тех пор миссис Марч ненавидела имя Джессика. Она подписала записку: «Ученица четвертого класса». Теперь она совершенно не понимала, почему сфокусировалась на Джессике, если говорить объективно, – совсем непримечательном ребенке. Она часто наблюдала за Джессикой на игровой площадке, ее злило то, как гольфы у нее сползали с икр, оголяя розовые ноги в холодные зимние месяцы, в то время как все остальные девочки носили брюки из рубчатого вельвета и шерстяные колготки. Она наблюдала за тем, как ничего не подозревающая Джессика играла – по-идиотски плясала, уперев руки в бока, смеялась высоким голосом, и этот смех напоминал визг, а ее светлые распущенные волосы подскакивали у нее на груди. Она изучающе смотрела на Джессику в классе – как та покусывала ногти, склонив голову над тетрадью и слегка раскрыв рот, при этом обнажая зубы с небольшими щелями между ними. Миссис Марч смотрела, как Джессика слишком старалась, поднимала руку, как все ее тело будто разбухало, и она издавала тихое поскуливание: «Меня, меня, меня спросите!» Миссис Марч сидела в зрительном зале, когда Джессика участвовала в школьном балетном спектакле. Она смотрела, как танцевала Джессика, в тот раз ее волосы были очень мило стянуты в пучок, а крошечные соски торчали под розовым трико. И тогда миссис Марч омыло волной жгучей зависти, и та стала пульсировать у нее в теле. Эта зависть оставалась у нее в крови и только крепла, и после урока математики она, не задумавшись лишний раз, написала эту записку и засунула ее в ранец Джессики, где лежали учебники.

Конечно, после обнаружения записки было проведено целое расследование. Обеспокоенная учительница сделала фотокопию записки и раздала всем другим учителям, преподававшим в четвертом классе. Миссис Марч ругала себя за то, что указала класс, в котором училась, в записке, но,