В дебрях Борнео - Эмилио Сальгари

XVIII. Новые испытания

Покинув вершину Кинабалу после того, как поднявшаяся буря разогнала несколько дней державшийся над равниной едкий дым пожара, отряд Сандакана опять тронулся в путь к озеру, где была расположена резиденция Белого раджи. Нельзя сказать, что этот путь был легким: уже с первых шагов по сожженной степи приходилось брести, часто погружаясь по колено в горячий пепел, под которым местами еще скрывался слабо тлеющий огонь. Малейший ветер поднимал целые тучи едкого пепла. Иногда, чтобы миновать небольшое пространство, где земля еще дымилась и где почва была раскалена, приходилось пробегать несколько десятков метров, задерживая дыхание.

Но было и некоторое преимущество, созданное огнем в степи: под влиянием сильного жара потеряли листву даже те деревья и кусты, которые не были сожжены, и благодаря этому отряд был гарантирован от неожиданного нападения, по крайней мере, днем, ибо даякам негде было скрываться. Зато ночью приходилось по-прежнему соблюдать все строжайшие меры предосторожности: выставлять охрану, высылать в окрестности небольшие пикеты, постоянно поддерживавшие между собой связь.

Сандакан стремился пройти сожженные степи как можно скорее, и главной причиной этой спешки было то, что многолюдный отряд нуждался в больших количествах провианта, а запасы, принесенные к хребту Кинабалу людьми Самбильонга, естественно, быстро истощались. Надеяться же на пропитание отряда с помощью охоты теперь не приходилось: во время грандиозного пожара вся живность, которая только могла уйти от лавины огня, спаслась бегством, и теперь только в исключительных случаях охотникам удавалось в каком-нибудь пощаженном огнем перелеске, на каком-нибудь островке кустарника, уцелевшем благодаря большой влажности почвы, отыскать захудалую дичь.

Правда, теперь не было недостатка в птицах: как только погас огонь пожара, тысячи и тысячи попугаев какаду, аргусов, туканов и других представителей царства пернатых хлынули в степь и оживляли ее своим неумолкаемым гомоном, писком и криком, своей возней над обгорелыми стеблями трав и кустарников. Но охота за стайками птиц, по большей части мелких, давала мизерные результаты.

Сознавая, что близится развязка драмы, что предстоящими схватками и боями будет окончательно решено, кому владеть страной его предков, Сандакан, а за ним и все его спутники невольно испытывали стремление поскорее завершить дело.

Никто не обольщал себя надеждой на легкий исход предприятия: хотя даяки как будто и оставили в покое отряд Сандакана, но их присутствие, их непосредственная близость ощущались всеми, особенно по ночам, когда шайки даяков кружили около отряда словно коршуны в ожидании возможности ринуться на добычу, усыпив ее бдительность.

К рассвету даяки обыкновенно исчезали, и только в редких случаях днем удавалось видеть их отряды, державшиеся на очень большом расстоянии.

Зато, как только отряд Сандакана трогался в путь, передовые воины немедленно обнаруживали многочисленные следы даяков, державшихся ночью в непосредственной близости от лагеря. То были видны отпечатки множества ног на покрытой еще мелким пеплом и горячей земле, то кто-нибудь подбирал оброненную стрелу, обломок копья, мешочек, содержащий снадобья и краски.

Раз или два разведчики показывали Сандакану ясно отпечатавшиеся следы ног человека, обутого в сапоги европейского образца: это заявлял о своем присутствии неугомонный Теотокрис.

— Ох, эта гадина готовит нам еще не одну ловушку! — ворчал Янес.

И в самом деле, Теотокрис изощрялся в изобретении все новых способов истребления своих противников.

На третий день пути, когда отряд Сандакана был уже на расстоянии всего трех, самое большее четырех переходов от Голубого озера, но брел еще по низменной и болотистой равнине, общее внимание было привлечено странным явлением: отряд наткнулся на ручей, воды которого журчали под слоем пепла. Сандакан, глядя на этот ручей, увидел, что никакого русла у него здесь раньше не было. Казалось, ручей именно теперь, после пожара, родился в степи, в той самой степи, в которой влага была самим этим пожаром и уничтожена

Внимательно приглядевшись к потоку, Янес насторожился: вода в ручье быстро прибывала. Вокруг уже образовывались маленькие лужицы, илистые, насыщенные пеплом. Потом эти лужицы сливались, образовывая озерки, потом в стороне появлялись новые и новые струи куда-то катившей мутной воды, и там образовывались такие же озера.

Казалось, вода проступала из-под земли. И она прибывала со сказочной быстротой, грозя залить всю равнину в самом низменном месте, по которому сейчас с трудом брел отряд Сандакана.

— Наводнение! Наводнение! — подняли крик перепутанные негрито.

— Но откуда эта колоссальная масса воды? — терялся в догадках Сандакан.

— Откуда-нибудь с гор! — отвечал Янес. — Скажи, друг, ты ведь должен знать этот край, есть ли в горах озера?

— Очень много! Они не пересыхают в самые засушливые периоды, — отвечал тот.

— Ну вот тебе и разгадка! Грек — очень недурной инженер. Он уже показал нам свое искусство, направив в пещеру змей поток нефти по специально проложенному руслу. А теперь он проделал то же самое, но в больших масштабах: с помощью полчищ даяков, отданных в его полное распоряжение раджей, он перекопал где-нибудь в горах естественную плотину, сдерживавшую воды горного озера, и теперь эти воды устремились вниз, в долину, по которой мы идем. И вполне можно предположить, что этих вод с избытком хватит, чтобы утопить нас.

— Если только мы будем так глупы, что останемся на месте, на дне долины! — отозвался Сандакан, и, оглядевшись, приказал изменить направление: в нескольких милях от того места, где находился отряд, но довольно далеко от синевших на горизонте гор у берегов Голубого озера имелось нечто вроде пологого холма, на вершине которого каким-то чудом уцелел молодой лесок.

— Туда, на холм! Скорее! Вода прибывает.

Как ни трудно было идти по поминутно прибывавшей воде, сознание близкой опасности, мысль о возможности бесславно утонуть в этих бесконечных болотах подгоняла выбившихся из сил людей, и отряд добрался до холма очень быстро.

Сандакан опасался, что Теотокрис расположил сильный отряд даяков на вершине холма. Тогда завладеть этим спасительным местом оказывалось бы весьма трудно, ибо его измученным, выбивающимся из сил воинам пришлось бы наступать на врага, скрытого от их выстрелов. Но, против ожидания, холм оказался пустым. Только сотни какаду, потревоженных приближением людей, подняли неистовый крик, перелетая с места на место, да добрый десяток бабирусс и тапиров, искавших там спасения от наводнения, боязливо жался на поросшем кустарником конце острова.