Люди средневековья - Эйлин Пауэр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже к концу XIV века английские производители высококачественного сукна стали составлять конкуренцию Нидерландам, о чем свидетельствует Чосер в рассказе о Батской Ткачихе:
В тканье была большая мастерица,Ткачихам гентским впору подивиться.
А к концу XVI века английская мануфактура одержала окончательную победу над голландской. С развитием текстильной промышленности происходили изменения и в ее организации. Работников этой отрасли всегда было очень трудно объединить в гильдии, поскольку изготовление сукна состоит из целого ряда отдельных процессов. Подготовительный этап — чесание шерсти и ее прядение — всегда относился к домашнему промыслу. Эти операции выполнялись женщинами и детьми на дому, но ткачи, которые покупали у них пряжу, имели свою гильдию. В гильдию были объединены и сукновалы, которые валяли шерсть, и обрезальщики ворса, и красильщики, которые окрашивали ткань. Но никто из них не мог продавать готовое сукно. В группе взаимозависимых ремесел, каждое из которых имело свою гильдию, мы иногда встречаем ткачей, которые нанимали сукновалов, и сукновалов, нанимавших ткачей. Более того, поскольку ткачество — гораздо более быстрый процесс, чем прядение, ткач часто сидел без работы и с трудом мог набрать столько пряжи, чтобы его станок все время работал.
По мере того как текстильный рынок все более расширялся и не ограничивался теперь только тем городом, где проживал ткач, возникла потребность в посредниках, которые занимались бы продажей готового сукна. Так постепенно появился класс людей, которые закупали в больших количествах шерсть и продавали ее ткачам. Позже, в ходе естественного развития процесса, они уже не просто продавали сырье, а поставляли его ткачам, сукновалам и обрезальщикам ворса, которые, после окончания работы, отдавали им готовое сукно для продажи. Эти люди быстро богатели, накапливая капитал, который позволял им нанимать большое число рабочих. Вскоре они начали организовывать работу всех тех, кто выполнял отдельные операции по производству сукна. Их слуги доставляли сырую шерсть в дома, где женщины чесали и пряли ее, затем относили пряжу красильщикам, ткачам, сукновалам и обрезальщикам ворса, а готовую ткань передавали хозяину, которого стали называть суконщиком. Тот, в свою очередь, передавал ее посреднику, которого называли торговцем мануфактурой.
Богатство и влияние суконщиков быстро росли, и в некоторых районах Англии они стали основой среднего класса. Они предпочитали организовывать мануфактуры в деревнях и селах, а не в старых корпоративных городах, что помогало им обойти ограничения, налагаемые гильдейскими уставами, и текстильное производство постепенно почти полностью переместилось из городов в сельскую местность. В западной части Англии (но не в Йоркшире) система раздачи работы суконщиками просуществовала до того самого момента, когда Промышленная революция перенесла производство из домов на фабрики, а из южных районов страны — в северные. И тогда многолюдные когда-то селения опустели, и теперь нам приходится по остовам построек, разбросанным свидетельствам и старым названиям восстанавливать когда-то знаменитые на всю округу имена суконщиков Восточной Англии, снабжавших сырьем целый рой рабочих, которые трудились от зари до зари.
Таким известнейшим человеком был когда-то Томас Пейкок, суконщик из Когсхолла в Эссексе, проживший долгую жизнь и умерший в почете в 1518 году. Его семья родом из Клера в Саффолке, но где-то в середине XV века одна из ее ветвей переселилась в Когсхолл, расположенный неподалеку. Его дед и отец, по-видимому, были мясниками, которые выращивали свой собственный скот для забоя, но он, его брат и их потомки занялись «благородным делом» производства сукна, что наложило неизгладимый отпечаток на городок, где они жили. Когсхолл расположен в крупном текстильном районе, графстве Эссекс, о котором Фуллер писал: «Это графство можно охарактеризовать теми же словами, что и Бешебу: „Она протягивает свою руку к веретену и крепко держит прялку“… Здесь надо молиться, чтобы плуг врезался в землю, а колесо крутилось, поскольку одно кормит, а другое одевает, и тогда, с Божьей помощью, в нашей стране никогда не будет голода». По всему Эссексу разбросаны города и деревни, известные тем, что в них производят сукно, — Когсхолл и Брейнтри, Бокинг и Холстед, Шолфорд и Дедэм и конечно же Колчестер, крупный центр торговли тканями. В деревнях процветало текстильное производство, и не было, пожалуй, ни одного дома, где не крутилось бы колесо прялки, и ни одной улицы, где не было бы ткацких мастерских или кухонь, где не стояли бы вдоль стен грубо сколоченные ткацкие станки, на которых работали жители этих домов. Не проходило недели, чтобы на улице не раздался цокот копыт вьючных лошадей, на которых привозили новые партии шерсти и увозили суконщикам Колчестера и окружающих его сел готовые изделия. В течение всего XV века Когсхолл был крупным текстильным центром, уступая первенство лишь Колчестеру и Садбери, и до сих пор обе гостиницы этого городка сохранили свои старинные названия «Мешок с шерстью» и «Руно».
Нам придется, как я уже говорила, воссоздавать портрет Томаса Пейкока и его коллег по разбросанным следам, но, к счастью, эти следы встречаются во многих английских селениях, а в Когсхолле они «лежат» прямо на виду. Образ суконщика можно воскресить по трем предметам: его дому, стоящему на городской улице, фамильному надгробию в приделе местной церкви и его завещанию, которое хранится в Сомерсет-Хаус. Дом, надгробие и завещание — не слишком много, но тем не менее эти три предмета способны рассказать нам обо всей его жизни. Большая ошибка думать, что историю можно восстановить только по письменным источникам. Нет, ее следы оставлены повсюду — это различные сооружения и церкви, дома и мосты. Древние амфитеатры способны рассказать тем, кто умеет видеть, свою историю столь же подробно, как и печатные издания тем, кто умеет читать. Руины римской виллы, в течение нескольких столетий скрытые от нас слоями покрывавшей их земли, которую топтала нога ничего не подозревавшего пахаря, — эти руины с их обширными помещениями, с их полами, богато украшенными мозаикой, с их сложной системой отопления и разбитыми вазами лучше любого учебника помогут нам понять мощь Римской империи, граждане которой сумели создать для себя такие уютные жилища на туманном острове, волею судьбы заброшенном на самый край света. Норманнский замок с его рвами и подъемным мостом, воротами, внутренним двором и донжоном, со щелями для лучников вместо окон говорит нам о тяготах жизни в XII веке красноречивее всяких хроник. Богатые люди во времена римского владычества жили в гораздо лучших условиях. Дом помещика в усадьбе XIV века с его двором, часовней, большим залом и голубятней свидетельствует, что снова наступили мирные времена, когда жизнь тысяч мелких хозяев вращалась вокруг сеньора, а основная масса населения Англии совсем не была затронута Столетней войной, которая оставила такой глубокий шрам на лице прекрасной Франции. В XV веке состоятельные люди в городах и деревнях Англии начали сооружать высокие, богато украшенные дома. Фасады этих домов выходили на улицу, а сзади располагались сады. Эти здания, украшенные резными балками, большими каминами, которые создавали в доме уют, ознаменовали собой появление нового класса — среднего класса, располагавшегося между господами и крестьянами и жившего так, как ему захочется. Время великой Елизаветы отражено в прекрасных домах этой эпохи с их широкими крыльями и большими комнатами, с их высокими трубами и стеклянными окнами, выходившими на обширные парки и леса, а не на замкнутые внутренние дворы.
Для сравнения войдите в дом, построенный или переоборудованный в XVIII веке, — увидев чипендейловские стулья и покрытые лаком столы, китайские обои с пагодами и мандаринами, вы сразу же вспомните, что это было время набобов, эпоха, во время которой Компания Джона (так иронично называли Ост-Индскую компанию) познакомила англичан с изделиями стран Дальнего Востока, эпоха, когда в моду вошел чай, вытеснивший из светских гостиных кофе, когда Горацио Уолпол коллекционировал фарфор, Оливер Голдсмит создал в своей книге «Гражданин мира» идеализированную картину Китая, а доктор Сэмюэль Джонсон получил прозвище «Великий хан английской литературы». А теперь сравните эту картину с другой — длинный ряд кирпичных домов, которых в этом ряду целая сотня, и каждый как две капли воды похож на предыдущий, вилла в новомодном вкусе — одна большая крыша, и почти никаких окон, фальшивое бутылочное стекло вместо оконного, и вы узнаете архитектуру начала XX века. И вправду, вся социальная и, в значительной степени, политическая история Англии может быть воссоздана по одной только архитектуре, поэтому я не прошу прощения за то, что называю дом Томаса Пейкока первоклассным историческим источником.