Люди средневековья - Эйлин Пауэр

Самые крупные закупки производились в мае, и все торговцы и скупщики шерсти собирались на ярмарке в Нортличе. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в Нортличской церкви сохранилось много купеческих надгробий, ибо они часто приходили сюда помолиться, а вся деревня гудела от голосов покупателей и продавцов, обменивающихся заказами и проверяющими качество шерсти. Сели покупали шерсть в основном у двух нортличских производителей — у Вильяма Мидвинтера и Джона Буше. Отношения между производителями и скупщиками часто были очень тесными и приятельскими: Мидвинтер порой даже пытался сосватать своему покупателю невесту в дополнение к шерсти, а девушки, желавшие выйти замуж, не прочь были покрасоваться перед купцами, когда те собирались в гостинице, чтобы распить галлон вина и повеселиться. Мидвинтер очень сердился, если его счета долгое время оставались неоплаченными, но его можно понять. Томас Бетсон предпочитал покупать шкуры у Роберта Тер-бота из Ламбертона и Джона Тейта из Уайта (еще одной знаменитой деревни, где производили шерсть), и у Джона Элмеса, купца из Хенли, хорошо известного Стонорам. Мидвинтер, Буше и Элмес были хорошими дельцами, или «броггерами» — то есть перекупщиками, которые скупали шерсть у крестьян, выращивавших овец, и продавали ее купцам, но купцы часто имели дело и непосредственно с самими крестьянами, покупая шерсть у бедняков и у богатых фермеров.

Из этих ежегодных визитов вырастала тесная дружба, и крестьяне Йоркшира и Котсволдской долины с нетерпением ждали, когда же приедут их друзья и купят у них шерсть. Приятно читать в завещании Ричарда Рассела, купца из Йорка, распоряжение «распределить среди фермеров Йоркской округи, у которых я покупал шерсть, 20 фунтов, и 10 фунтов таким же самым образом между фермерами Линдшея» (1435 год)[20].

В «Собрании документов Сели» можно найти массу сведений о закупке шерсти в Нортличе. В мае того года, когда закончилось деловое партнерство Бетсона и Стонора, старый Ричард Сели приехал в Нортлич покупать товар и писал об этом своему сыну, «Джорджу Сели в Кале»: «Сердечно приветствую тебя, я получил твое письмо, написанное в Кале в 13-й день мая (1480 года. — Авт.), из коего письма я понял, что ты находишься на рынке и что Джон Дестермер и Джон Андербей решили приобрести нашу шерсть. Поэтому, с Божьей помощью, я погрузил на корабль вышеупомянутые 29 мешков, купленных мною у Вильяма Мидвинтера в Нортличе, 26 мешков прекрасной шерсти, как уверил меня упаковщик Уил Бретен, и 3 мешка прекрасной шерсти, проданной мне ректором. Эта шерсть гораздо лучше, чем та, которую я отправил в прошлом году перед Пасхой. В Лондоне уже вывозят шерсть за границу, но я еще не отправил ни одного мешка, а отправлю после святых дней. Для перевозки этой шерсти я оплачу наем судна и другие расходы. В этот самый день твой брат Ричард Сели приехал сюда, в Нортлич, чтобы увидеть меня и передать привет мне и забрать другой привет — тебе».

В другой раз он пишет: «В своем письме ты пишешь, чтобы я покупал шерсть в Котсводце и что я получу от Джона Сели весь его сбор в 30 мешков, а от Уилла Мидвинтера из Нортлича — 40 мешков. И мне советуют больше не покупать; шерсть в Котсводце стоит очень дорого, 13 шиллингов 40 пенсов за тод (12,7 кг. — Авт.), и за семь лет в Котсволд не съезжалось столько скупщиков, сколько в этом году». Можно представить себе всех этих купцов, трусящих по дороге на своих конях и одетых так, как писал Чосер:

Купец с ним ехал, подбоченясь фертом,Напялив много пестрого добра.Носил он шапку фландрского бобраИ сапоги с наборным ремешкомДа бороду. Он толковал о том,Как получать, как сберегать доходы.

В Нортличе Бетсон часто встречался со своими братьями по гильдии: с упомянутым уже старым купцом Ричардом Сели и его сыном Джорджем, который ездил, посадив себе на руку своего сокола по имени Мег. У него был конь по кличке Байярд и другой — Пай. Быть может, встречал Бетсон и Джона Бартона, гордого торговца, который на витраже своего дома нацарапал такие слова:

Благодарю я Бога, вечно буду благодарен,За то, что все оплатит мне овца… —

хотя навряд ли он забирался так далеко, чтобы купить шерсть. Иногда на дороге Бетсону попадались его соперники — грузные самоуверенные фламандцы и худые юркие ломбардцы с черными глазами, очень любившие жестикулировать, которым путь в Котсволд был заказан — они имели право закупать шерсть только на рынке в Кале. Но они нарушали это правило, являясь в Англию, и все англичане были злы на них за это, а еще сильнее их сердило то, что ломбардцы были очень удачливы в торговле. «Я еще не упаковал свою шерсть в Лондоне, — пишет старый Ричард Сели 29 октября 1480 года, — не купил я в этом году ни кусочка шерсти, ибо вся шерсть Котсволда была скуплена ломбардцами, поэтому мне не надо торопиться с упаковкой шерсти в Лондоне». 16 ноября его сын пишет ему из Кале: «В Кале почти нет котсволдской шерсти — очевидно, ломбардцы скупили ее всю в Англии». Это верно, что Сели, как и другие английские купцы, не прочь были время от времени заключать частные сделки с иностранными скупщиками шерсти в Англии. Спустя два года их агент, Вильям Сели, писал им, что два фламандских купца пытаются закупить шерсть в Англии, нарушая указ, обманув власти в Кале, поэтому его хозяева «должны держать ухо востро и заставить Виллики-на и Петера Бале заплатить в Кале, сделав при этом вид, что ничего об этом не знают, и не допустить, чтобы книги Петера Бале подверглись досмотру». Прямодушный Бетсон конечно же до таких трюков не опускался, и в особенности не любил умных, но наглых ломбардцев, знавших все уловки и обводивших английских купцов вокруг пальца — разве они не покупали в Англии шерсть в долг, разъезжая по всей стране, а не только в окрестностях Котсволда?

В Котсволд они приезжают,Повсюду шерсть покупают,Нахальства и денег у них очень много,И ловко купца обставляют любого.

После этого они привозили эту шерсть во Фландрию и продавали за наличные с потерей пяти процентов, а потом ссужали эти деньги под большие проценты, в основном английским же купцам, поэтому, когда в Англии наступал день расплаты, они получали огромную прибыль.

И они — хоть и верится в это с трудом,Утирают нам нос нашим же рукавом.Поговорка у них родилась, и обидно,Что мы все соответствуем ей, очевидно.

Другим очень важным делом Томаса Бетсона была упаковка и отправка шерсти в Кале. В этом деле он был опутан многочисленными ограничениями компании и короны, которые были направлены на борьбу с мошенничеством во время упаковки и описания шерсти. Шерсть должна была быть упакована в том графстве, где она была произведена, причем существовали строгие правила, предписывавшие удалять из нее волосы, мусор и землю. Чиновники, работавшие по заданию компании в разных районах страны и приносившие присягу перед ее казначеем, разъезжали по деревням и ставили печать на каждый мешок, чтобы его нельзя было вскрыть, не повредив этой печати. Затем огромные тюки на вьючных лошадях везли «по древним дорогам через Уилтширскую и Хэмпширскую низины, которыми пользовались еще до римского завоевания, а оттуда — через Сарри и Кент в медвейские порты по Дороге пилигримов». В разных портах сборщики пошлины вписывали в свои свитки имена купцов, грузивших шерсть на корабли, а также указывали, какое количество и какого качества шерсть посылает в Кале каждый купец. Часть шерсти отвозилась в Лондон, где многие торговцы имели конторы на Марк-Лейн (искаженное Март-Лейн — Рыночный проезд). В Лиденхолле ее взвешивали и определяли, какого размера пошлину и налог должен заплатить владелец этой шерсти. Здесь Томасу Бетсону помогали три «подмастерья» Стонора, как они себя называли: Томас Хенэм, Годдард Оксбридж и Томас Хаулейк. Последнего Бетсон очень любил, ибо молодой человек всегда был добр к маленькой Катерине Рич. Эти люди иногда работали в лондонском складе Стоноров, а иногда — в их доме в Кале, избавляя Бетсона от многих проблем, ибо обладали большим опытом и могли проследить за упаковкой шерсти в Лондоне и продажей ее в Кале.

Упакованная, взвешенная, маркированная и оцененная офицером таможни шерсть отвозилась на кораблях либо непосредственно в Кале, либо в небольшие портовые города на восточном и юго-восточном побережье Англии, многие из которых сейчас превратились в небольшие деревушки. Корабли уходили не только из Гулля и Колчестера, но и из Брайтлингси, Ротерхита, Волберсвика в Саффолке, Рейнэма в Эссексе, Брэдвелла, Мейдстоуна,

Милтона, Ньюхита и Милхола. В августе 1478 года Сели платили капитанам двадцати одного судна за перевозку шерсти летней стрижки. Суда возили шерсть через пролив все лето и осень, до самого Рождества, в зимние же месяцы торговцы в основном отправляли на континент шкуры овец и крупного рогатого скота, после большого забоя, происходившего в Мартынов день (11 ноября), когда домашние хозяйки солили на зиму мясо, а фермеры поставляли купцам шкуры, которые были заказаны загодя. Во многих письмах торговцев и таможенных отчетах мы находим названия этих бесстрашных суденышек и описание их грузов. В октябре 1481 года, например, Сели перевозили на них партию шкур: «Милостивый государь, низко кланяюсь вам и спешу сообщить, что мои капитаны отвезли в октябре шкуры в Лондонский порт… вы должны получить эти шкуры и заплатить за их доставку сначала, с Божьей помощью, капитану корабля „Мери“ из Лондона, Вильяму Сордивейлу, за семь связок, в целом 2800 шкур, лежащих позади мачты на корме, одна связка лежит поверх остальных и некоторые шкуры из этой связки относятся к летним шкурам и помечены буквой „О“. Затем лежат три связки Вильяма Дэлтона, а под ними лежат шесть связок моих хозяев. Далее — капитану „Кристофера“ из Рейнэма, Генри Уилкинсу, за семь с половиной связок котсволдских шкур, всего три тысячи шкур, лежащих на корме за мачтой, а под ними лежат двести шкур Вильяма Линдиса из Нортгемптона, и разделяются они тонкими шнурками. Далее, капитану „Томаса“ из Мейдстоуна, Гарри Лоусону, за шесть связок, всего две тысячи четыреста шкур, из которых пять связок лежат перед мачтой в трюме, и поверх них — ничего, а одна связка лежит на корме под чехлом; из шести связок некоторые содержат летние шкуры, они помечены буквой „О“, как и на предыдущем корабле. Далее, капитану „Мери Грейс“ из Лондона, Джону Локингтону, за шесть связок, всего две тысячи четыреста шкур, которые лежат на корме под связками Томаса Гронждера и разделены красным. Всего мой хозяин перевез в этот раз двадцать шесть с половиной связок, из которых пятьсот шестьдесят одна шкура — зимняя, и они помечены буквой „С“, а летних шкур должно быть шестьсот и более, но часть из них осталась, поскольку у нас уже есть два тюка, на которые не поступили заказы, и все летние шкуры помечены буквой „О“. И еще, сэр, „Мери“ из Рейнэма, где капитаном Джон Дениэл, привезет вам чемодан с вашим платьем и эссекский сыр, помеченный знаком моего хозяина».