Красными нитями (СИ) - Николаева Лина

Низко склоняясь к полу, Адайн пошла вперёд, к комнате Каты.

— Так, так, так, — послышался громкий голос.

Девушка не сдержала дрожи. Та сука жива.

Резко повернувшись, Адайн сразу одну руку положила на землю, на другой переплела пальцы. Деревянный пол заходил ходуном, словно началось землетрясение.

Олвия с лихим смехом подпрыгнула и тоже сжала пальцы — вместе с этим сжалось сердце. В груди закололо, и эта боль передалась шее и рукам, отдалась под лопатками. На спине и лбу выступил пот, голова закружилась, заплясали чёрные мушки перед глазами.

Девушка слегка разжала сжатые пальцы, и Адайн упала на колени, но боль отступила, а воздуха разом стало больше. Бродяжка подняла голову и уставилась на Олвию — ещё не в силах встать, но уже зная, что будет, и готовясь.

В правой глазнице гостьи поблескивал глаз — неестественно белый, с криво смотрящим зрачком. Рукава, точно специально, были слишком короткими, не по размеру, и на коже виднелись коричневые следы от ожогов.

— Что так смотришь, сбился? — Олвия пальцем ткнула в глаз и поправила его. — Так лучше?

«Бешеная сука».

— Ты справишься, всегда справлялась, — отозвалась Кайса. Она была собрана и смотрела твёрдым волевым взглядом.

— Ну что, белобрысая, я за тобой. Ты мне задолжала.

— Что, денег на нормальный глаз не хватило? Хочешь забрать проценты?

Лицо Олвии перекосилось. Она снова сжала пальцы, и Адайн вся прогнулась и застонала — казалась, кровь вскипела, и вместе с этим пришла дикая боль. Хватка ослабла. Адайн с тяжёлым дыханием рухнула на пол. Ладони нащупали шершавый деревянный пол — это придало сил.

— А на равных — слабо? — как можно громче выкрикнула она, но слова больше напоминали последний шепот тяжело больного. Девушка приподнялась на дрожащих руках и снова опустилась, сердце бешено застучало. — Пойдём на улицу?

— Ах, я забыла, ты неполноценная. Тебе же без подручных средств никак. Ну да, не зря говорят, что высшая магия достаётся лишь сильным.

«Сука», — снова подумала Адайн. Тогда, после побега от семьи У, она несколько мгновений жалела Олвию. Думала, что ей пришлось такой быть, это отец заставил. И она могла бы перейти на их сторону, её только нужно подтолкнуть.

И подтолкнуть Олвию действительно стоило, но не в их сторону, а в яму, утыканную кольями. Это была самая злая тварь, которую знала Адайн, такую даже Канава не могла воспитать — наверное, лишь Ре-Эст.

— Что, подбираешь слова для ругательства? — тонкие губы исказила ухмылка.

Ничего, совсем ничего уже не было в ней от той милой забитой девчонки, которую заставляли быть стражницей и применять магию. Это не жертва — жертвами становились те, кто не слушал её.

— О, зачем? Ты же и так сама всё знаешь про себя. Я думаю, как ты такой стала? Мать больше любила сына, отец не замечал умницу-дочь и признавал лишь наследника — ах, бедная девочка озлобилась на весь мир, так?

У-Крейн рассмеялась.

— Не переживай, такими рождаются, а не становятся. Глупышка-мама всегда боялась магии и называла меня монстром, а отец вот понял. Я помогала ему. А теперь поднимайся. На равных, значит, хочешь? Попробуй.

Олвия распрямила ладони. Дыхание восстанавливалось, сердечный ритм приходил в норму. Адайн приподнялась на локтях, согнула и поставила одну ногу, другую, оттолкнулась от пола. Её мутило, стены поплыли, но девушка кое-как изобразила ухмылку:

— Пойдём, подруга. Если я задолжала, я отплачу.

Гостья встала рядом, будто правда была подругой, и они вместе пошли к выходу. Олвия снова превратилась в ту милую девчонку и начала болтать:

— Если бы ты знала, как сложно ориентироваться, когда у тебя всего один глаз, — она говорила таким тоном, как если бы рассказывала о пустяках: вкусном ужине, новом платье или очередном ухажере. — Я просыпаюсь и думаю, что соринка в глазу мешает. Но мне это кажется, ведь нет глаза — нет соринки. А потом боль напоминает.

Крадучись, из-за поворота коридора показался инквизитор в чёрном. Адайн скрестила пальцы, но Олвия одной рукой подхватила её под локоть и крепко прижала к себе.

— Ирт, делай своё дело, я просто болтаю со старой подругой.

Нижнюю часть лица мужчины скрывала маска, но по глазам было ясно — недоволен. Что не дают остаться? Самому разобраться? Командуют?

— Так инквизиторы все-таки служат торгашам? — Адайн изобразила на лице заинтересованную улыбку.

У-Дрисан с силой потащила её вперёд.

— Что, нравятся грубые мужчины? — Адайн опять показала ухмылку.

— Осторожнее, — предупредила Кайса, но девушка не стала слушать демона.

Может, магия Олвии сильнее, но в словах ей не победить. Пусть злится — злость ослабляет. Вот единственный шанс — в бою они не будут на равных, это было ясно с самого начала.

— Любишь их подчинять или сама хочешь подчиняться? Мне вот по нраву мужчины, которые кажутся наглыми и злыми, а на деле — милые мальчишки.

— Заткнись! — прошипела Олвия, выталкивая девушку в сад.

— Ясно, с инквизиторами ничего не получилось, — Адайн вздохнула с притворным сочувствием. — Как хоть ты здесь оказалась? Подруга.

Они отошли на несколько шагов от башни и замерли друг напротив друга.

— О, для меня честь бороться с Детьми Аша, — Олвия ехидно улыбнулась. — Ведь вы угрожаете Кирии, все это знают. Если вас не остановить, миру придёт конец.

— Этому паршивому миру? Да, печально. Только вот дело в том, что паршив он из-за таких, как ты и твоя семья.

Крепко прижав локти к бокам, Адайн быстро складывала руки в разных жестах. Два стебля взметнулись из земли и оплели запястья Олвии, перепутались с пальцами. Она даже не сопротивлялась.

— Это всё?

— Значит, всё-таки любишь по-грубому?

Бродяжка прижала левую руку к земле, на правой скрестила пальцы и медленно повела кисть в сторону. Из одного стебля отделился тоненький росток. Он дорос до предплечья У-Дрисан, но не остановился, а загнулся внутрь, проникая под кожу. Тварь зашипела, но уже через секунду послышался дикий, сумасшедший смех.

— Лучше бы время не теряла.

Она пошевелила только кончиком большого пальца. Грудь разорвало от боли, и Адайн низко склонилась к земле.

«Нет», — хотелось воскликнуть, но сил не было — всё внутри сдавило и не позволяло ни сказать, не шевельнуться.

Так никто не мог. Магия не творилась шевелением пальца. Лишь жестами. Учитель говорил, что это как игра на арфе: магия тоже материальна, и она состоит из нитей, которые тянутся через весь мир — коснись их пальцами, они ответят тебе.

Адайн попыталась пошевелиться, но руки онемели. Стебли безвольно упали. Олвия покачнулась, когда они её отпустили, но быстро выпрямилась и глянула свысока.

— Чему там тебя в Канаве учили? Ты знаешь теорию? Нет, и в этом твоя слабость. А ведь ты могла бы не просто управлять зеленью, — Олвия брезгливо посмотрела на запястье, откуда, подобно игле, торчал отросток, и выдернула его. — да выращивать красивые цветочки.

Она ткнула рукой в ту сторону сада, где росли цветы, созданные магией Адайн. Хватка немного ослабла, и девушка, с облегчением вдохнув, выпрямила спину, как могла, но так и не встала.

— В твоих силах вырастить ядовитые растения, чтобы отравить, или целебные — для спасения. Но ты всё сводишь к силе. Даже я больше знаю, хотя моя магия далека от твоей. Канава, — это прозвучало как приговор.

Адайн оскалилась и прижалась ближе к земле, пытаясь набраться сил. Ласково сжала траву — уже пожелтевшую, жухлую, опустившуюся. Она чувствовала себя такой же, как эта трава.

Олвия сделала шаг назад и, разведя руки в разные стороны, потянулась.

— А вот я всегда учила теорию. Магия — это ведь наука. её не чувствуют, её знают.

Рукам стало горячо, так горячо, что захотелось снять, стянуть с них кожу, лишь бы это дало прохладу. Кровь кипела — уже по-настоящему.

— Мне повезло, что я буду сильной всегда, ведь источник моей силы — внутри каждого человека. И знала бы ты, сколько всего можно сделать с кровью! Я хорошо изучила науку и теперь взялась за открытие новых областей.