На всех фронтах - Борис Яроцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто это у вас такую отделку смастерил? — остановился он у пулеметчиков.
— Я, — отозвался Боже Мой, навешивая дверь на офицерском домике. В зубах он держал большой гвоздь.
— Неужели с собой инструмент всю войну таскал?
— Инструментом-то, товарищ капитан, и дурак сделает, — ответил Боже Мой, выдернув изо рта гвоздь. — А тут надо вот этим топором да вон пилой поперечной…
— Здорово! — похвалил Котов. — Молодец!
— Дак мы ведь вятские, — сказал Боже Мой, замахнувшись обухом по вбитому наполовину гвоздю, — мы все можем.
— Вся рота вятская, что ли? — шутя спросил комбат.
— Да нет, пошто же вся-то — двое нас было, да вот друга своего возле Одера похоронил…
Комбат ушел, а солдаты, закончив работу, получили одеяла, принесли ужин и расположились в своем доме по-хозяйски.
— Эх, — вздохнул Крысанов, — надо бы письмо своей старушке написать. Чать, уж за упокой поминает — давно не писал.
Он достал бумагу, сел к столу. Карандаш плохо держался в огрубевшей руке. Вывел первые обычные слова на листке и задумался: что же писать дальше? Для него было сущей мукой писать письма. Получались они у него предельно краткими: жив-здоров, воюю (или — ранен, лежу в госпитале), адрес такой-то. А сейчас он и не воюет уже, и война вроде еще не кончилась. Как писать?
— Чего тут напишешь — темно, — сказал он и свернул листок.
Кто-то зажег плошку. Стол окружили желающие писать, а Крысанов засунул листок в боковой карман гимнастерки и лег на нары.
— Нет огня — и это не огонь, — добавил Крысанов. — Электричество бы сюда!
— Во-он ты какой шустрый! — возразил Оспин. — Электричества пока и в городах нету, а ему сюда подавай. Завтра чтоб письмо было написано! Проверю…
— А я и сам напишу, что проверять-то? Чать, не матане какой-нибудь писать — жене законной. Сам понимаю, что надо. Без проверки напишу…
В офицерском домике тоже шла речь об освещении. На столе колебался огонек неизменной плошки, коптил. Батов чистил пистолет, а Грохотало, отодвинув посуду, еще не убранную после ужина, пристроился писать письмо. Старшина Полянов прилег на койку и тут же задремал. За день очень устал — всем хозяйственникам хлопот сегодня было хоть отбавляй.
Чтобы накрыть стол, у старшины нашлась скатерть, над койками вместо ковров — по куску голубого бархата, даже шторки на окнах не забыли пристроить.
— Знаешь, Алеша, завтра же надо раздобыть батареи, чтобы свет был человеческий, — предложил Володя.
— Где?
— Вон там за лесом штук пять подбитых танков и две машины, в них надо поискать. Сходим завтра?
— Ты ведь знаешь, что я дежурю по полку. Куда же я пойду?
— Тогда минометчиков сагитирую или один сбегаю, — не отступал от своей затеи Володя. — Хватит коптить этим плошкам!
* * *С утра разгорелся чудесный день. Солдатам наконец объявили отдых. Они давно и вполне заслужили такой день! До обеда чистили оружие, приводили в порядок обмундирование и обувь, до блеска драили пуговицы, подшивали воротнички. И опять старшина был главной фигурой. Одному дай оружейного масла, другому ветоши, третьему подворотничок, четвертому гуталину…
После обеда весь полк пошел на соседнее озеро купаться и отдыхать. А Грохотало отправился с двумя взводными минометчиками обследовать разбитые танки.
Вернулись они часа через полтора. Ни одного аккумулятора, конечно, не нашли, потому как охотников за ними было предостаточно, и в первую очередь шоферы.
— Так что экспедиция у нас неудачная получилась, — заключил Грохотало. — Там еще пожарная машина исковерканная стоит. Я ее всю обшарил — ни шиша нет… Вот игрушку нашел.
Грохотало подкинул «игрушку», Батов поймал ее. Это была красивая металлическая трубка, похожая на детский калейдоскоп, но закрытая с обеих концов. Она была покрашена в серебристо-малиновый цвет. На боках в беспорядке расположено несколько кнопок, разных по величине и окраске: голубые, зеленые, красные. Одни из них передвигались вдоль по трубке, вторые — поперек, третьи можно было утопить, и они со щелчком отскакивали в прежнее положение.
Грохотало и минометчики ушли на озеро, туда, где отдыхал полк. А Батов остался скучать на дежурстве. Слоняясь по опустевшему лагерю, забавлялся трубкой, нажимал то одну, то другую кнопку, присматривался, нельзя ли разобрать эту штуковину и узнать, для чего она предназначена. Но разобрать ее было невозможно, потому что кнопки вставлены изнутри, и крышечки на концах крепко запаяны…
Вдруг трубка щелкнула и… взорвалась. Батов успел увидеть фиолетовые перья безжалостного пламени, на него быстро-быстро пошла земля, опрокинулась — и все померкло.
Услышав звук взрыва, к нему подбежали с разных сторон Оспин и Усинский.
Левый рукав гимнастерки ниже локтя разорван, из руки течет кровь. Больше никаких признаков ранения не видно, однако лейтенант потерял сознание. Рядом валялась злополучная трубка, разорванная до половины с одного конца и совершенно целая с другого. Оспин схватил ее, отшвырнул дальше на поляну и там сюрпризная мина взорвалась еще раз.
Сержант припал к груди Батова, прислушался — сердце бьется.
— Беги, запрягай подводу! — приказал он Усинскому.
— Извините, — смутился Усинский, — я не умею. Я готов сделать что угодно, только не это… Извините, пожалуйста…
— Тетеря! — выругался Оспин и побежал было к лесу, где располагался обоз, но оттуда, нахлестывая лошадей, мчался Крысанов, стоя в повозке.
— Чем его? — спросил, подъезжая, Крысанов. Он расправил брезент, соскочил к товарищам.
Батова уложили в повозку и двинулись к деревне.
— А ты оставайся тут, на своем посту, — приказал Усинскому Оспин. — Сами, без тебя управимся.
Санрота находилась в крайнем большом доме, утопающем в зелени цветущих яблонь. Когда повозка въехала во двор, из дверей выскочила Зина Белоногова.
— Кого это вы, мальчики? — спросила она и, взглянув на лицо Батова, ахнула: — Алеша! Что с ним?
Появился врач, санитары с носилками, раненого унесли.
— А вы поезжайте обратно, — снова вышла на крыльцо Зина. — Быстро, быстро! Убирайте лошадей со двора.
— Нам узнать надо, что с лейтенантом-то, как? — возразил было Оспин. — Без сознания ведь он.
— Я вам что говорю! — прикрикнула Зина. — Сейчас все равно ничего сказать нельзя. Вечером специально приду в роту и все расскажу. А сейчас езжайте!
На обратном пути Крысанов рассказывал:
— А ведь я видел у него штуку-то эту. Подходил он ко мне с ней. Крутит, вертит, кнопочками щелкает. А потом слышу — хлоп! Глянул — упал наш лейтенант. Я скорей к обозу. А тут как раз фураж привезли, кони стоят готовые, в упряжке. Схватил я их — и айда! Смекнул, значит, что без повозки не обойтись.
…Весть о случившемся быстро разнеслась по подразделениям, когда полк вернулся с отдыха. В роту приходил майор Крюков, расспрашивал, записывал, снова расспрашивал. Его интересовало не только само происшествие, но и то, как вел себя Батов за несколько дней перед случаем, не встречался ли с кем-нибудь, кроме своих людей, не получал ли писем.
На Володю разговор с Крюковым подействовал удручающе. Майор никак не мог понять, для чего принес Грохотало эту трубку, как он ее нашел, с какой целью передал Батову, почему она не взорвалась раньше, если все кнопки трогали не по одному разу еще до того, как трубка попала к Батову…
Зина Белоногова долго не приходила.
— Если она через двадцать минут не явится, пойду сам туда, — заявил Володя. — В двери не пустят — в окно залезу, от окна прогонят — через печную трубу ворвусь.
Но врываться не потребовалось, потому что минут через пятнадцать прибежала Верочка Шапкина и сообщила: лейтенант Батов пребывает во вполне удовлетворительном состоянии. Завтра его можно будет навестить. Кость руки почти не повреждена, а из сознания вышиб его сильный удар по голове несколько выше уха.
Оказывается Верочка, как только услышала о несчастье, побежала в санроту, побывала у раненого и по поручению Зины, вернее, она сама выпросила это поручение, пришла к пулеметчикам.
— Он просил принести другую гимнастерку, — смущенно обратилась она к Грохотало.
— Завтра принесем…
— Нет, не завтра, — возразила Верочка. — Я сейчас пойду туда и попутно унесу.
В это время пришел почтальон и, подняв над головой письмо, спросил:
— Кто возьмет письмо лейтенанту Батову?
Потянулось несколько рук, но Верочка протиснулась вперед, закричала:
— Я возьму, я! Я сейчас иду в санроту и смогу передать.
Ей уступили. Схватив письмо, Верочка выбралась из толпы и сразу посмотрела на обратный адрес — от кого? Поняла, что письмо с родины Батова, но разобрать фамилию отправителя не смогла.