Праздник саранчи - Алексей Саморядов

Наконец, в самом верхнем шкафу он нашел то, что искал. Он то очереди, один за другим, вынул три ящика. Поставив на стол, стал рыться в них, перебирая карточки с фотографиями. Это были женщины, старые, молодые, совсем старухи. Иван вглядывался в некоторые лица, другие пропускал. Иногда читал, снова отбрасывая, продолжал искать.

Когда в руки ему лопалась фотография лысого усатого, мужика, он услышал шаги за дверью. Иван встал за шкаф, кто-то в коридоре подошел к двери. Потрогал ручку, проверяя замок. Постоял, прислушиваясь. Видимо, забеспокоившись, быстро пошел по коридору от двери. Где-то раздались резкие встревоженные голоса…

Иван, не раздумывая, сорвал с окна штору, высыпал в нее из ящиков то, что еще не успел просмотреть, и, связав штору узлом, открыл окно, выглянув, он прислушался к гулу, идущему из цеха. Выбрался наружу.

Пар снова ударил из трубы. Огромные ворота цеха медленно, со скрежетом двинулись в сторону, открываясь.

Иван перекинул узел за спину и побежал через пустынную площадь в темноту…

Светало. Иван сидел на пустыре под тускнеющим фонарем с усталым и равнодушным взглядом. Вокруг него, на развернутой шторе, на траве, в грязи валялись разбросанные карточки с фотографиями женщин.

Иван прутиком потрогал одну из них. Заинтересовавшись, поддел ее поближе, взял в руку. На фотографии улыбалась красивая светловолосая девушка.

Иван встал. Над ним поднималась железнодорожная насыпь. Где-то позади загудел тепловоз. Иван не спеша пошел через кусты, продолжая разглядывать фотографию. Потом сунул карточку в куст и пошел, не оглядываясь, прочь.

В спальне было еще темно. Иван, сложив ноги по-татарски, голый сидел на кровати. Лицо его было спокойно и равнодушно. Девушка, свернувшись под простыней, спала на другом краю постели. Сквозь шторы в спальне пробивался утренний свет.

В чистой белой рубашке, в галстуке Иван стоял на кафедре у доски и быстро, не останавливаясь, писал мелом. Из-под его руки выскакивали буквы, знаки, формулы. Написанное быстро заполняло черную длинную доску. За его спиной, в огромной университетской аудитории, амфитеатром, уходящим вверх, за партами сидели студенты.

Иван вдруг остановился. Прекратив писать, он резко обернулся к аудитории. Удивленно и хмуро оглядел парты, как будто только теперь вспомнил, что две сотни человек записывают за ним каждую букву. Иван вдруг быстро подошел к первому ряду, схватил чей-то конспект, вчитался. Отложив тетрадь, снова вернулся к доске, встал, задумчиво разглядывая свои каракули. Стер что-то ладонью. Снова стал быстро, не останавливаясь, писать. Мел крошился в его руке, не выдерживая скорости…

Он стремительно шел по пустому коридору. Свернув, сбежал вниз по широкой мраморной лестнице, снова свернул. Коридоры заполнили студенты. Иван сбавил шаг и пошел медленней, обходя людей.

Спустившись в вестибюль, он вдруг остановился и, развернувшись, быстро пошел назад.

У окна на лестнице стояли, разговаривая, две девушки. Одна из них, полноватая, с редкими рыжими буклями, что-то искала в своих тетрадках. Иван незаметно обошёл ее сзади, разглядывая ее крупное лопоухое лицо, густо усеянное веснушками, толстые щеки, маленькие глазки, сиреневые губы. Он вдруг, неслышно, как кошка, двинулся к ней, подошел почти вплотную и, чуть наклонившись, вдохнул залах ее волос.

Ничего не говоря, не обращая внимания на опешивших девушек, он снова пошел к выходу, задумчиво, словно англизируя запах…

На улице, на солнце Иван усмехнулся и прибавил шаг. Подойдя к своей машине, он открыл багажник, швырнул туда листы с конспектами. В багажнике стоял ящик с «пепси-колой», половина бутылок пустых, половина полных. Иван достал одну бутылку, открыл ее и выпил залпом…

Он двигался в нескончаемом потоке других машин, часто останавливаясь, трогаясь, снова останавливаясь. Иван снял через голову галстук, расстегнул рубаху до живота, распахнул ее. Вытер галстуком грудь, подмышки, швырнул его на заднее сиденье. Сделал радио погромче…

Иван свернул в тихий переулок старого города и, подъехав к железным воротам трехэтажного флигеля, посигналил. Из будки рядом с воротами высунулся молодой вихрастый охранник. Узнав Ивана, он улыбнулся. Ворота двинулись в сторону, и Иван въехал в просторный заасфальтированный двор, огороженный высоким кирпичным забором. Ворота за ним тут же закрылись.

Во дворе, перед домом стояли в куче «Мерседесы», «БМВ», толпились люди. Двери и окна в доме были раскрыты настежь. Люди, переговариваясь, непрерывно выносили что-то из здания, другие заносили внутрь.

Посреди двора, на солнце стояло два огромных стола. Один, заваленный бумагами, телефонами, другой, заставленный закусками, водкой, пивом, водой так плотно, что уже больше на него поставить было нечего. Отдельно от всех, в стороне, на туго набитых мешках сидел уже немолодой, полный мужчина в скромном костюме. Он бережно держал на коленях картонную коробку и, с неудовольствием глядя на суету, время от времени вытирал платком пот со лба. Рядом с ним, держа руки в карманах, стоял громадный парень в белой рубашке. Из наплечной кобуры у него на боку торчал пистолет.

Иван прошел, оглядываясь, к столу с бутылками, налил минеральной воды. В руке он держал стопку дискет.

Среди суетившихся людей выделялся один. Высокий, как Иван, по пояс голый, крепкий, как атлет, он стоял на солнце, упершись руками в пояс, как главнокомандующий. Ему подносили какие-то бумаги, что-то спрашивали, он тут же, давая указания, быстро подходил к дверям, останавливал людей с ящиками, заглядывал в них, снова возвращался на солнце, весело и зло глядел наверх, откуда, свесившись, что-то кричал ему офицер-пожарник. За ним неотступно следовал еще один охранник с кобурой под мышкой.

— Сергей Сергеевич! — кричал ему из окна пожарник. — Окна надо все открыть! Тяги не будет!

— Открывай! — отмахнулся Сергей. — Здорово, Иван! — сказал он коротко, но весело, заметив подошедшего Ивана.

Они пожали друг другу руки, Иван протянул ему стопку дискет. Тот взял.

— Взломал? — спросил он.

— Взломал, — ответил Иван.

— Все?

— Все.

— Про меня что-нибудь было?

— Я не смотрел.

Сергей внимательно оглядел Ивана, спрятал дискеты в карман брюк.

— Скрытный ты человек, Иван! — Он оскалился в улыбке. — Ладно, сами посмотрим. Посмотрим, почитаем!

— Затопило? — спросил Иван, кивая на бегающих людей.

— Да нет! — Сергей снова уперся руками в пояс. — Так, ерунда. Сейчас офис жечь будем! Банк меня подставил, сейчас я его подставлю! Все пожгу, возьму страховку и лечиться на месяц, в какую-нибудь дыру, в Бахрейн! — говорил он зло и радостно. — Всех баб трахну — и молодых и старых! Всех, пока не ослабну! Куда? — заорал он кому-то грозна — Куда стул понес? А ну назад!

— Стул-то мой, личный! — У дверей стоял маленький щуплый мужик со стулом. — Я ж его из дома принес, Сергей Сергеич! Обеденный стул-то!

Иван засмеялся беззвучно.

— Назад! — сурово приказал мужику Сергей. — Все должно быть честно, пожар так пожар! Еще бы пару трупов для правдоподобия, обгоревших! — Он снова повернулся к Ивану. — Значит, про меня нет ничего?

— Я не смотрел, — засмеялся Иван.

— Навнычко! — Сергей махнул мужчине, сидевшему на мешках. — Поди сюда! Выдай Ивану деньги!

— Да куда же я пойду, Сергей Сергеевич, я на деньгах сижу! — с обидой и раздражением крикнул мужчина и, заерзав на мешках, снова вытер со лба пот. — Идите ко мне, товарищ! — позвал он Ивана.

— Выдай ему полштуки! — приказал Сергей.

Ему тут же подали радиотелефон, и он, отвернувшись, вдруг быстро и чисто заговорил в трубку по-французски…

Иван подошел к бухгалтеру, сидевшему на мешках с деньгами.

— Сколько вам? — обиженно спросил тот.

— Четыреста, — ответил Иван.

— Он говорит, четыреста! — крикнул бухгалтер.

Не дожидаясь ответа, он со вздохом открыл большую коробку, на которой была нарисована реклама апельсинов. Коробка была набита стодолларовыми банкнотами. Бухгалтер, склонившись почти внутрь коробки, долго отсчитывал там что-то, потом закрыл коробку и протянул деньги Ивану. Иван, не считая, спрятал деньги в карман. Он отошел к столу. Оглядев стол, выбрал на блюде кисть винограда, стал есть, не спеша, отрывая ягоды по одной, наблюдая за происходящим.

Сергей, обернувшись, нашел его взглядом, подмигнул. Не отнимая радиотелефона, он взял еще одну трубку, которую ему поднесли.

— Никаких встреч! — сказал он в трубку, присев на стол. — Нет, все в силе, все в силе! Дайте мне один день отсрочки, у меня офис сгорел. Нет, физически сгорел, сгорел родимый, пепелища одно осталось, вот стою на пепелище и слезы лью. Но все в силе, все в силе!

Кто-то подтащил две канистры с бензином, крикнув громко: