Лейб-гвардии майор - Дмитрий Дашко

— Кто это с вами? — взглянув на меня, спросил вице-канцлер. На русском он говорил изумительно чётко, без намёка на акцент.

— Я привёл вам барона Дитриха фон Гофена, моего адъютанта. Могу рекомендовать его как молодого человека, подающего большие надежды.

— Приятно быть в обществе талантливой молодёжи, — как мне показалось, искренне сказал Остерман. — Как будто скидываешь с плеч три десятка лет, и возвращаешься в те времена, когда был юным, полным сил и надежд. И прошу прощения, господа, что нахожусь перед вами в столь расхристанном виде. Не хотите чаю или кофе?

— С удовольствием, но как-нибудь в другой раз, — вежливо ответил Бирон. — Дела не терпят промедления. Я хочу обсудить с вами это, — подполковник подал графу мои записи.

К чести вице-канцлера, он не стал ничего спрашивать, а лишь развернул бумагу и принялся читать. На изучение ему хватило двух минут.

— Толково изложено, — похвалил граф, откладывая документ в сторону. — Конечно, не все факторы и резоны учтены, но боюсь мне и самому бы столь подробно не расписать.

— Не наговаривайте на себя, Андрей Иванович, — попросил Бирон.

— Мне по возрасту положено говорить правду, — грустно произнёс Остерман. — Я уже не тот, что был раньше. Болезнь и годы лишили моё тело сил, а мозг прежнего разума, иначе я бы сумел настоять на своём, когда было принято решение начать войну с Турцией. К стыду своему признаюсь, что Миних оказался куда красноречивей. Он обещал её величеству так много, что она, бедняжка, поверила в столь сладкие речи. Говорил, что бросит к её ногам Азов, Крым, Кубань, Кабарду, покорит Белгородскую и Буджакскую орду, Молдавию и Валахию, а совсем скоро водрузит знамёна и штандарты в Константинополе, возродив тем самым новую Византию. Теперь же пишет просьбы об отставке, — усмехнулся Остерман.

— Значит, вы поддержите мой план? — спросил Бирон.

Будь я более честолюбивым, слово 'мой' наверняка бы резануло слух, но сейчас мне всё равно, кто в итоге припишет себе авторство. Лишь бы выгорело. Я незаметно для окружающих сжал кулаки. Остерман — влиятельная фигура. От него и впрямь зависит многое.

— Безусловно. Отныне этот план будет считаться нашим, — расставил точки над 'ё' вице-канцлер.

Что ж, пускай количество имён на титульном листе растёт в какой угодно прогрессии. Я готов уступить все права.

Остерман сразу понял, кто на самом деле готовил этот документ. Вице-канцлер начал осторожно прощупывать мои способности, завёл долгий обстоятельный разговор, большинство вопросов в котором адресовались мне. Трудно судить насколько блестяще я отвечал, но, хочется верить, если и упал в грязь лицом, то не очень глубоко. Остерман остался доволен.

— Я бы хотел выслушать мнение молодого человека ещё по одному поводу, — вдруг сказал вице-канцлер, уже после того, как мы стали откланиваться.

— Что вас интересует, ваше сиятельство? — спросил я.

— Не хотели бы вы поработать у меня в коллегии? — промокая пот большим шёлковым платком, осведомился он.

Я взглянул на Бирона, тот выступил вперёд, будто заслоняя меня от вражеской пули, и с кислой улыбкой ответил:

— Простите, Андрей Иванович, я барона от себя никуда не отпущу. Он должен неотлучно находиться при мне в любой урочный час. И это мой приказ для него.

— Очень жаль, — вздохнул вице-канцлер. — Остаётся лишь позавидовать вам, дорогой Густав. А вы, молодой человек, знайте, что я при любых обстоятельствах встречу вас с распростёртыми объятиями. Русской дипломатии нужны толковые люди. Хотите, похлопочу перед императрицей?

В прошлой жизни я бы с большим удовольствием сбежал из армии в министерство иностранных дел, одно дело проливать кровь, другое — чернила. Но сейчас во мне разом заговорили двое: и я, и настоящий Дитрих:

— Большое спасибо, Андрей Иванович, за столь любезное предложение. Но приказ командира для меня закон. Нарушить его и оставить военную службу выше моих сил.

Глава 20

Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Не избежал и я этой участи. Только успели высохнуть чернила на моей докладной, как пришли грустные известия с Украины: в конце декабря татары прорвали линию укреплений между крепостями Святого Михаила и Слободской, разделились на небольшие отряды и принялись грабить окрестные поселения.

Наперерез татарам выступили малочисленные команды полковников Штокмана и Мельгунова, им удалось перехватить часть возвращающихся с богатой добычей неприятельских войск, но основные силы противника, захватив много пленников и скота, преспокойно ушли к Перекопу, раскопав и разломав вал защитной линии.

Говорят, на Миниха было страшно смотреть. Он не знал, как оправдаться, ссылался на огромную протяжённость границы и на леность запорожцев, которые не соизволили своевременно предупредить о набеге.

Императрица потребовала 'примерно наказать неприятеля', и тогда в наш план пришлось внести изменения. О немедленном заключении мира теперь можно и не мечтать. После такого успеха турки отклонят любое предложение.

Я засел за карты, вертел их так и эдак. Ясно, что набег татар продиктован в первую очередь желанием реванша. Разъяренный турецкий султан, которого задело за живое взятие русскими Азова, вышиб с крымского престола старенького хана Каплан-Гирея и заменил его храбрым и опытным Фети-Гиреем. Новому правителю Крыма надо показать себя, чем он и стал усердно заниматься. По всей вероятности нас ждут новые набеги. Пока что 'один-ноль' в пользу Фети-Гирея, однако ситуацию можно переломить.

Мотивы поведения хана ясны. Попробуем на этом сыграть. Набеги набегами, но турецкий султан хочет, чтобы крымчаки остановили завоевания русских.

Хан будет болезненно реагировать на дальнейшее продвижение наших войск. Если его хорошенько щёлкнуть по носу, он может забыть об осторожности. Чем гоняться за лёгкой татарской конницей по всей степи, проще собрать её в одном месте, и прихлопнуть как муху. А для этого надо как следует разозлить Фети-Гирея.

Продвинем нашу границу вглубь Крыма, скажем от Азова до того места, где в моё время находится Мелитополь. Пусть вперёд выдвинется относительно небольшой авангард: тысяч пять регулярной пехоты и столько же казаков. Они закрепятся, приступят к сооружению шанцев, редутов и ретрашаментов. В результате появится крупная база наших войск, основная часть которых расположится вблизи Азова. Не надо забывать о моряках. У Азова встанет на якорь Донская флотилия вице-адмирала Бредаля, готовая в любую секунду доставить по морю десант.

Уязвлённые татары постараются атаковать базу, вряд ли они придут в восторг от известия, что 'гяуры' спокойно хозяйничают на их землях. Нападение должно произойти быстро, Фети-Гирей прекрасно понимает, что русским нельзя дать возможность основательно застолбиться в Крыму, иначе их оттуда уже никогда не выгнать.

И вот тут авангард должен сразу известить Азов об атаке крымчаков. Для этого надо организовать систему оповещения кострами или конной эстафетой, желательно неоднократно продублированную для подстраховки. Как вариант использовать сигнальные ракеты. А что — фейерверки наловчились устраивать, не хуже китайцев, значит, пора приступить к созданию ракетных войск. Если уж в прямом смысле пускать деньги на ветер, то не обязательно для развлечения почтеннейшей публики.

Как только в Азове узнают о нападении, из города сразу двинутся по суше и по морю главные войска.

Пока 'мелитопольцы' отбиваются, татары окажутся в плотном кольце. Со стороны моря высадится десант, который отрежет пути отступления к Перекопу. В состав десанта войдёт не только морская пехота, но и лёгкая кавалерия. Казаки, выдвинувшиеся с Азова по суше, зайдут с другого бока. Как я и говорил раньше, армия и флот должны работать в спайке.

Ловушка захлопнется. Тех, кто откажется сдаваться, ждёт беспощадное истребление. Миндальничать и сиропничать не стоит.

После такого разгрома, Турция почти наверняка станет гораздо уступчивей и заключит мир. Тогда начнётся следующая стадия: захват польских территорий, выход к Молдавии.

Разумеется, на бумаге всё выглядело красиво, и я, памятуя навыки офисного прошлого, постарался сделать наш план ещё более убедительным, придав ему наглядность. Мой бывший шеф Сан Саныч Воскобойников приучил к тому, что начальство читать не любить, оно любит рассматривать картинки, поэтому для презентаций мы в отделе традиционно рисовали графики и таблички с минимумом текста. Нечто подобное я решил проделать и на новой 'работе'.

Густав Бирон вновь разыскал живописцев, для которых изобразить загадочную улыбку Джоконды, что высморкаться. Высунув от усердия кончики языков, Васнецовы и Шишкины восемнадцатого века вырисовывали на огромных плакатах схемы, снабжая их короткими и ёмкими примечаниями.