Правила жестоких игр - Марина Ефиминюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что с ней произошло? – Прошептала женщина, хватаясь за горло.
– Я не знаю. Она спит сейчас. – Соврал Филипп, передавая девушку отцу. – Она позвонила. Я приехал за ней. Все.
Типчик с круглым лицом злобно буравил его, не веря ни единому произнесенному звуку. Одетый в помятый костюм и белую рубашку с ослабленным галстуком он выглядел жалко.
– Она исчезла из ресторана. – Для чего-то поведала ему женщина и громко всхлипнула, приложив ко рту ладонь, а потом вдруг прошептала: – Она под кайфом, да?
Саша тихо застонала, пытаясь пошевелиться на руках отца.
– Я пойду. – Филипп быстро ретировался, пока девушка не очнулась окончательно.
ГЛАВА 8. Страх в глазах
Снова бесконечная дорога перед глазами. Тонкие струйки крови на руке, странный шрам латинскими буквами «мой второй шанс». Из груди вырвался сип, и вытолкнул меня из кошмара.
Комнату заливали утренние сумерки, распахнутые шторы выказывали серое дождливое небо. Через открытую форточку в спальню врывался холод, замерзли нос и грязные ступни, высунутые из-под золотистого совершенно незнакомого покрывала. Тело ныло так сильно, словно меня заставили в одиночку за короткие ночные часы разгрузить вагон с углем. Изумленно я села на кровати, диковато оглядываясь вокруг и с облегчением узнавая на стене плакат взъерошенного Эйнштейна с высунутым языком, мною же приколоченный гвоздями лет пять назад. В голове не нашлось ни единой идеи, каким образом из дымного ресторана меня перенесло в родные пенаты. Нелепое зеленое платье исчезло, на мне был надет черный мужской свитер, от которого шел приятный тонкий запах одеколона.
Последнее воспоминание застывшее в голове – круглое лицо Пашки со сломанным носом, приятель что-то настойчиво пытался мне доказать и нервно курил. С еще большим удивлением я поднесла к лицу кулак, почувствовав, как спрятанная в нем вещь, буквально режет кожу острыми кромками. Черт, кажется, вечером еще были кольца!
По одному разжались пальцы, и на ладони лежал круглый медальон с необычным искусно выгравированным знаком, и в тот момент нахлынули образы, накрыв меня с макушкой и заставив захлебнуться. Мост, ветер, синяя вспышка, лица, запахи, боль – каждая представшая в ресторане картинка, а вслед им прорисовалась черная пропасть.
Выходит, видения не обманули!
Я разглядывала амулет, принадлежащий Заккери Вестичу, и тряслась, как бездомная собака. На глазах выступили слезы, похолодевшая рука подрагивала, в горле застрял комок.
Что они со мной сделали?!
Словно лунатик, ищущий поддержки, я, пошатнувшись, встала с кровати и добрела до кухни. Родители сидели за столом, пребывая в гробовом молчании. Мама судорожно курила и нервной рукой стряхивала пепел в полную окурков хрустальную пепельницу. Отец методично барабанил пальцами по столу. Складывалось ощущение, что сегодняшней ночью они не ложились спать и, похоже, лучше меня знали, каким образом, а главное кто, вернул меня домой. Оставалась слабая надежда, что неожиданным спасителем после случившейся со мной беды окажется Пашка.
Я тихонечко села на стул и поджала колени к подбородку, натянув на них чужой свитер. Никто из родителей не повернул головы. Барабанная дробь пальцами отца становилась все громче и яростнее, пока не оборвалась резко, в один момент, и он заговорил:
– Расскажешь, что вчера произошло?
Я кашлянула и честно призналась:
– Вряд ли. Это сложно объяснить, а еще сложнее понять.
– Замечательно. – Он говорил тоном, означавшим, что его демократичному подходу к воспитанию великовозрастных барышень пришел конец. – Почему ты сбежала от Паши?
– Он, кажется, кольца купил.
– Господи, Саша. – У мамы, вступившей в разговор, сильно осип голос, а на осунувшемся лице темнели круги под глазами. – Ты нас вчера очень сильно напугала, когда неожиданно исчезла. Мы все морги и больницы обзвонили. Думали, что с тобой опять… – Тут она осеклась и судорожно всхлипнула. – А потом к утру тебя приносит в бессознательном состоянии этот парень…
– Какой парень? – Насторожилась мгновенно я, чувствуя, как щеки заливает румянец.
– Высокий такой, темноволосый. Мрачный. У него очень необычные синие глаза. Он только сказал, что ты позвонила ему, и он привез тебя домой.
Мама сбивчиво описывала Филиппа, и у меня внутри стал опухолью разрастаться страх, такой сильный, что темнело в глазах. Я сжала кулаки, стараясь справиться с ним, но ужас побеждал, завладевая каждой клеточкой души.
– Ну, раз он так сказал, – пожала я плечами, едва сдерживая дрожь в голосе, – значит, так и было.
– Это из-за него ты пыталась покончить с собой? – С нажимом спросил отец.
– Ага, – пробормотала я зло, – значит, версию с избиением вы отбросили!
Я вскочила со стула и, запутавшись в свитере, чуть не упала.
– Я никогда не смогу причинить себе вред! – Мой голос взвился до крика, от обиды хотелось плакать. – Как я могу убить себя, когда только чудом выжила?!
В нашей страшно современной семье никто никогда не скандалил. Я никогда не мучалась проблемами переходного возраста, ведь любое проявление подросткового максимализма означало для меня сотню тестов и вопросов. Я не стучала по столу кулаком, пытаясь доказать свою независимость, подобное было чревато двухнедельными исследованиями и протоколированием в диссертацию. Посему родители, впервые увидевшие истерику, изумились.
– Шурочка?! – Прошептала мама и тут же прикурила заново.
Я захлопнула рот и, судорожно шмыгнув, вытерла нос рукавом.
– Дочь, – снова заговорил отец, – мы с мамой очень волнуемся. С тобой происходят странные вещи, которых ты не хочешь объяснять, только уходишь от ответов. Мы готовы верить тебе, но с каждым днем становится все хуже. Я не хочу давить, но пора рассказать правду, какой бы она ни была.
Он, как таракан, шевелил рыжими усами, находясь в сильно взвинченном состоянии.
Я глубоко вздохнула и выпалила:
– Я знаю, что вам это не понравится, но я хочу забрать документы с факультета. – Эта версия правды пришлась как раз вовремя.
Философия не для меня, она приносит одни несчастья.
В кухне воцарилась грозная тишина. Отец коротко сердито выдохнул, а после паузы пробормотал явно расстроено:
– Если каждый месяц менять институт, то так недолго выучиться на уборщицу.
– Вряд ли я доживу до конца учебы. – Пожала я плечами, высказывая еще одну страшную, витающую вокруг нас правду.
Мама подавилась сигаретным дымом и хрипло раскашлялась. Отец открыл рот, собираясь что-то сказать, но вместо этого посмотрел на меня с омерзительной жалостью.
– Саша, что ты такое говоришь? – Выдохнула мамаша.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});