Человек из-за Полярного круга - Леонид Кокоулин

— Вот с покосом управимся, — обещает Андриан, — наплетем из прутьев корчажек, а в них карася на зиму оставим, пусть спит. А по санному пути возвернемся — и сено нагрузим, и рыбку. Так, Кеха? А может, поохотимся на зайца денек-два, кто нас гонит? А там, гляди, и на глухаря сообразим, можно и лося добыть. Но лося когда еще добудем, а вот утятины отведаем.

Андриан нарезал из Кешкиного хвоста несколько самых длинных волосин и свил силки на селезней. Селезень сейчас не летает. Жирует, едва переваливается, еле носит себя. Похлебка была отменная.

— А ты бы, Кеха, шел на бугор, там ветерком обхватывает, или искупался бы.

Сам Андриан то и дело посматривает на мглистое небо. Из-за горизонта уже высунулись серые перья и зарябило зенит. Побелело озеро. Надрывается желна[2] — просит пить. Дождь будет. Андриан налегает на вилы. Зарод все подрастает. Вот уже стены готовы, осталось крышу на два ската. Теперь Андриан берет вилы с длинным черенком и вершит стог совсем маленькими навильничками. Мелкими шажками переступает, чтобы не терять равновесие. Причесывает, охорашивает стог граблями и подбивает основание. Смахивает подолом рубахи с лица пот.

— Ну вот, хорошо бы теперь дождичка. Ишь, как парит. Как раз бы умыть землицу.

Андриан срезает прутья, связывает вершины и, изловчившись, седлает ими стог. Приставляет к стогу вилы. Шабаш.

Хорошо бы искупаться. Нажгло стерней, и земля на зубах скрипит.

Андриан подобрался к закрайку, и на отмели зашевелилась трава. Сколько карася наплодилось. Андриан разделся, огляделся воровато и усмехнулся:

— Какая тут меня жаба высмотрит? — и полез в воду. Вода хоть и была нагрета солнцем, но горячее тело сразу остудила. Он подождал, пока осядет муть, и, придерживаясь за осоку, покрякивая от удовольствия, перебрался на глубину. Скрутил из осоки мочалку и растер грудь, руки, похлестал по спине. «Да я еще ничего, — подумал Андриан, — отъелся на дармовых харчах. Вот разве только протезы настрогали мозолей. Ну да это ничего, так и должно быть у рабочего человека».

Он поднял голову. Рваные тучи волочились к озеру. Сильнее навалился комар, и Андриан то и дело окунался, но на мокрое гнус липнул горячей смолой. Он выбрался из воды, попроворнее надернул рубашку, штаны, и, пока пристраивал «коней», упало несколько крупных тяжелых капель. И тут же сверкнула молния, ударил гром. И дождь стал солить озеро. Мимо проскочил лоснившийся Кешка и спрятался в укрытие. Андриан огляделся. За озером отбеливал тальник изнанкой листа. Шумел дождь и лес. Он ввалился в шалаш, прилег с краешку на сено, перевел дух. Вода стекала по волосам и горячила грудь, спину. Андриан отдышался, разделся, развесил на перекладину одежду и забрался под шинель. И тут засосало под ложечкой. Он нащупал котелок, попил ароматной ухи, свернулся и тут же уснул.

Сколько он проспал — неизвестно. Проснувшись, долго не мог сообразить: артиллерийский обстрел? Атака? Прислушался — стрекотал кузнечик, переговаривались птахи. Сердце унялось, но вставать не хотелось, и он снова забылся сном. Разбудил Кешка, загремел ведром.

— Порешит посудину, Кешка, я те, варнак! Вот встану, — пообещал Андриан.

И вдруг заходил ходуном шалаш, Андриан схватился.

— Ты что вздумал, нашел обо что чесаться. Вот уж выйду… Сколько ни лежи, а вставать надо, а, Кешка?

Андриан рывком отбросил шинель, как бывало в казарме. Сдернул с перекладины волглую одежду. Протезы были свинцовые.

«Проверю сеть, сотворю ушицу, подсушусь». Андриан вышел из шалаша. Ведро валялось под пригорком. А Кешка бил ногой кострище и был серым от комаров.

— От я их сейчас, — он захватил сухой растопки и спички. Кешка исходил нетерпением, лез к Андриану, прятал голову.

— Ну, Кеха, туды их в качель — озверели, — Андриан собрал с его морды горсть комаров, разжал под дымом. — Что, не нравится? — Ладонь была багрово-красной. Дым растекался, стелился над землей, затоплял озеро.

— Ах ты, Кеха, Кеха, как они тебя, а? — Серые мушки назойливо лезли к быку на кровяные подтеки, в глаза. — Ладно, Кеха, дегтю мы еще добудем, — и помазал Кехе морду. Для себя оторвал кусок мешковины, набросил, прикрыл уши, шею и пошел проверять сеть. Вода прибыла, и гать скрывало на ладонь. Придерживаясь за траву, Андриан подобрался до сети, потянул за тетиву. И такой раздался шлепоток по воде, что он опешил. Вот это подвалило! В каждой ячее трепыхалась рыба. Это улов! Ну, Кеха, пожалуй, надо сматываться. Свезем карася… Вот бы Аграфена порадовалась…

Андриан носил ведерком карасей, ссыпал в матрасовку, перекладывал травой, подкосил и добавил на воз пырья, посидел около дымокура, посетовал, что нечем затянуться, и тогда запряг Кешку и залил дымокур водой.

— Ну, Кеха, давай, братуха, трогай. Ну-у, милый, пошли, — подсобил плечом. Телега качнулась на кореньях, Андриан ухватился за возок, чтобы не отстать, а то, кто знает, уйдет бык! Дорога шла на подъем. Уже выбиваясь из последних сил, Андриан крикнул:

— Стой, Кеха, ну, стой же. — Но бык даже ухом не повел.

— Вот те на, — Андриан, задыхаясь, хотел забежать вперед, но мешали кусты. А тут дорога под гору пошла, Кешка еще шибче зашагал. Андриан и вовсе стал спотыкаться, отставать. В отчаянии свистнул, и Кешка встал.

Андриан, бледный, тяжело дыша, обошел воз.

— Так разве можно? Эх ты, Кеха, Кеха, — и полез по оглобле на воз. Сделал лунку для протеза, сел. Бык легко и хлестко зашагал. Андриан угадывал старые приметы и все удивлялся, как за эти годы загустел, заколодил лес. Раньше, бывало, кто ни едет, тот то палку на дрова с дороги прихватит, то вязанку веников наломает.

А черемушник-то разбушевался, того и гляди, глаза выхвощет. Груздь, груздь-то пялится из полевы-травы. Ах, сорвиголова! Подберезовики-то, шляпы набекрень, ну чистые мушкетеры, ах, жареха какая! Андриан даже поерзал на возу. Представил, и сразу пахнуло давним: Аграфена вносит в избу тарелку с груздями, со смородиновым листом, с чесночком, слюну не успеешь сглатывать.

Вдруг Кешка с ходу остановился. Андриан даже екнул.

— Ты чо, Кеха? Ничо, ничо, давай, тут все свои, а я хоть сеном затянусь разок. — Андриан слепил из маревы цигарку, прикурил, покашлял в кулак.

И телега снова загрохотала.

У своего двора Кешка вдруг круто повернул и метнулся в ограду тетки Марьи. Пока Андриан суетился на возу, Кешка припер его прямо к крыльцу. Белянка сразу навострила уши, а Андриан кубарем скатился с воза и, перебираясь по оглобле, ухватил Кешку за рог, но тот отбоднулся.

— Ах ты, бабник эдакий, — Андриан бросился загонять Белянку. И не сделай он этого, неизвестно, чем бы все кончилось. Андриан сдернул с себя ремень и накинул Кешке на рог. Кешка покрутил головой, но, убедившись, что Белянка исчезла, послушно потянулся за Андрианом. Перешли наискосок улицу, и Андриан впустил быка в свой двор. Не успел он распрячь Кешку, как прибежала тетка Марья.

— Ты вот что, тетка Марья, пока карась свежий, себе возьми и обнеси всех.

Изба была заперта на планку, и в петлю вдет сучок вместо замка. Андриан прижал дверь и вынул сучок. В доме было пусто и тихо. Тени от окон лежали на некрашеном полу, а на бревенчатой стене дрожал тусклый зайчик от медного самовара. Андриан выдвинул из-под стола скамейку, присел на краешек и подумал: закрыл кота в избе или в подполье? Он встал, прошел в куть, поддел крючком за кольцо, приподнял западню, покликал кота и снова сел на лавку. Самовар поставить? Но не двинулся с места. В доме была такая тишина, что Андриан просто не мог оставаться в нем и поковылял к двери. Затхлость какая, он оставил дверь открытой, подложив в притвор пустой коробок из-под спичек.

Калитка была закрыта. Кешка дремал возле амбара в тени. Трава вокруг телеги уже повяла. «Кешка, однако, пить хочет». Андриан пошел к колодцу.

Кот Микишка сидел на выступе бревна от избы и щурился. Увидев Андриана, мяукнул и уставился круглыми с черной прорезью, как на шурупах, глазами.

— Ишь ты, признал, — Андриан потянулся к коту, и тот, спружинив, переметнулся на крышу. — Ну и дурашка, — сказал, улыбаясь, Андриан. — Мы тебе с Кехой рыбы привезли, вишь, оно как, а ты удираешь.

Андриан направился по тропинке к колодцу. В огороде белыми и вишневыми граммофончиками дружно цвела картошка.

— Кто же это мог окучить? Тетка Марья, Нюшка?

Лук уже начал с пера желтеть, развалился, обнажая белки луковиц.

«Можно картошку подкапывать», — подумал Андриан. Он достал из колодца бадьей воды, слил в изношенное ведро и тогда свистнул Кешку. Кешка тут же высунул из-за баньки голову и направился к ведру. Сделал несколько больших глотков, поднял голову, заглядывая в ладонь, вода струилась с губ.

— Ну-ну, — сказал Андриан, — пей, Кеха! — Кеха пил, погружая голову до самых глаз. С последним глотком, сладко чмокнув, ухватил воздуха.