Лунный синдром (сборник) - Михаил Бочкарёв

— Чего? — мама непонимающе посмотрела на сына.

— Ну, дело в том, что они думают, будто микро-сектор их «Универсала» есть часть бесконечного мира, где на других микро-секторах тоже есть такие же, как они, ну или похожие на них андротипы.

— Какие же это андротипы, — рассмеялась мама фальгильным желобком, что означало крайнюю степень порыва. Если бы вы создали их по своему подобию, ещё можно было бы так назвать ваших уродцев. А так это, скорее — шлангодроиды.

Она еле сдержала приступ тригубного смеха третьей степени издёвки.

— Оболочка выросла ошибочно, — виновато поправился Сфинкус, — я случайно включил водородный биосинтез кварка, и не успели мы и глазом моргнуть, как наши андротипы выпочковались из других подсобных зверьков. Совсем не пригодных для функций «Универсала». Но зато их сознание схоже с нашим. Оно почти такое же. Мы даже дали им намётки лексикона Гадусов и некоторые основополагающие понятия.

— Как же оно может быть схоже с нашим, если они мыслят серым гнислюком и электричеством?

— Мы с Сфинкусом ввели им крайние области предположений и часть фантазийного осмысления в токопроводный шланг.

— Похвально, — урлыкнула мать и её хохолок гордости слегка покрылся фигурными пупырышками.

— Да! А ещё мы создали им сферу веры, дав намёк на то, что они искусственные организмы, — похвастался Глогусс, — и что над ними есть некто всемогущий, — тут он приятельски подмигнул брату.

— Правда, они пока ещё слишком глупы и додуматься до истины не могут. Но некоторые подвижки есть, — сказал воодушевлённо Сфинкус.

— Тогда непонятно, зачем вам морочить их этими кругами ино-микро-секторов?

— Ну, как же! Это прямой намёк! Раньше они думали, что они — центр сущего, и их создал один такой же, как они андротип, с бесконечными возможностями, и что «Универсал» тоже создал этот андротип, — Глогусс пружинисто хохотнул, — потом они долго воевали между собой, потому что некоторые из особей предложили своего андротипа с маленьким набором отклонений. Это было так смешно…

— Да у них и до сих пор есть такие, кто верит в этого андротипа, — добавил Сфинкус.

— Ах, вы хотите, что бы они додумались сами, что они — ваши создания?

— Да, мам. Но они получились всё же глупее, чем мы задали в деку кислоты и ещё, конечно, из-за этих противных зверьков. Очень недалёкие создания. Только и делают, что потребляют пищу и производят отходы. Зато они очень плодовиты, так быстро расплодились по микро-сектору и даже успели сменить видовой код. Наверное, потому что Сфинкус слишком близко расположил энергетический питатель.

— Вижу, — кивнула закрылками мать, — плазменный конденсатор. Тот-то я смотрю у меня нейтрон-машина барахлит. Вы его оттуда выкрутили?

— Ну, да, — оба подростка виновато зашаркали ступенчатыми кранами раскаяния, — всё-таки мы ещё маленькие, чтобы корректно вымыслить правильный плазменный конденсатор. Этот жёлто-карликовый как раз подошёл.

— А почему их микро-сектор шарообразен? Неужели вы не могли придумать что-то более правдоподобное?

— Так удобнее наблюдать, — пожал хоботом признания Глогусс, — видно сразу всё. И потом, в семимерной модели серый сгнилюк не работает. Слишком примитивен.

— Великое начинается с малого, — согласилась мама, — Ну, а какой у вас сценарий развития? И развязка?

Оба подростка тут же оживились, их кварцевые щупальца вспыхнули плёнкой нетерпения. Сфинкус приблизил оптический экран к другой точке рассматриваемого микро-сектора «Универсала».

— Смотри, они уже научились отрываться от поверхности и циркулировать вокруг оси! По нашему сценарию, они должны бросить это бесполезное занятие и начать мыслеобразничать!

Мать приблизила капли глаз к экрану.

— Я опять не пойму. Они что, делают это при помощи механизмов?

— Пока да, — вздохнул Глогусс, — но у некоторых уже есть идеи, схожие с первой стадией осознания.

— Ох, ребятки, думаю, ваши уродцы никогда не достигнут первой стадии осознания, — огорчилась мать, вздув споры печальности, — Они пошли по траектории техноутопии.

— Но ведь завтра у них уже не будет ресурса, — поспорил Глогусс.

— Так они начнут качать ресурсы на других микро-секторах.

— По нашему сценарию, они не смогут до них добраться, Сфинкус поставил ограничитель скорости света для их конструкции, и им придётся использовать горизонт фантазийности. Правда, с серым сгнилюком на электричестве им будет сложно, но если они это всё же сделают, нас с Глогуссом наградят дополнительной ступенью безграничности, — мечтательно завибрировал Сфинкус.

— Интересная задумка, — согласилась мама, погладив смышлёного отпрыска ластой любовного одобрения, — А как они называются? — поинтересовалась она.

— Мы с Глогуссом называем их «Бабложуи-козявочные», а они почему-то назвали себя — «Люди», но это понятие не имеет никакого значения, они слишком глупы, чтобы идентифицировать себя согласно объективности сути.

— Значит, я угадала: они алчные и страстно-размножительные шлангодроиды, а вовсе не андротипы, и, следовательно, по шкале Фигуралиса не могут развить фантазийность в сферу реальных осуществлений. Но ваш опыт похвален. Когда закончите эксперимент, пожалуйста, аннигилируйте свой «Универсал», тщательно, с использованием абсолютного неповторения, а то ещё вдруг эта зараза как-нибудь выживет, и распространится в мусорном баке, как это вышло с «Буклабродами-Писючниками» которых от скуки разработал ваш отец на прошлом тетрабриоле, когда у него был выходной.

— Хорошо мам, — спульсировали дети хором и с новыми силами принялись за свою игрушку, увлечённо вращая антенулы творческих реализаций.

Ферма

Утром я вышел из дома с ощущением полного краха.

В лужах пузырями кипел дождь. На небо смотреть было жутко. Оно походило на гигантский, заляпанный серой грязью пресс, который медленно и неотвратимо движется вниз.

Так и казалось что вот-вот город будет раздавлен, включая всех его обитателей.

Включая меня.

Я добежал до остановки. Джинсы мои безнадёжно промокли до колен. Замшевые туфли потемнели и стали тяжёлой, холодной обузой. В который раз я понял, что живу в отрыве от реальности. Нет, чтобы одеть что-то сообразное погоде. Но возвращаться не хотелось, да и автобус как раз подошёл.

Странно, но людей в нём почти не было. Рабочий день, раннее утро. Обычно в это время автобусы переполнены. Может быть, люди, проснувшись и увидев, что на землю обрушилась давно обещанная библией кара небесная, решили, что и работать им уже ни к чему?

Всё может быть…

Впереди салона прислонился к стеклу какой-то алкаш. Вполне вероятно, заснул он здесь ещё вчера. Вид его был потрепан и заунывен, впрочем, как и у всех утренних алкоголиков. На заднем сидении две женщины средних лет о чём-то тихо беседовали.

Одна из них имела на голове совершенно дикую, нелепую шляпу. Мне даже сначала показалось, что поверх прически у неё посажено огромное птичье гнездо, в котором, раскинув усталые крылья, присел промокший под ливнем ворон.

Женщина, уловив мой взгляд, посмотрела в ответ мутными презрительными очами и что-то быстро шепнула подруге. Та скривила тонкие губы во что-то пренебрежительно-неприятное и обе резко отвернулись от моей персоны.

Я сел к ним спиной. Автобус тронулся. Шины раздавили лужи и те, шипя, выбросили грязные волны на тротуар. Пальцами я мял картонный синий билет с магнитной полоской и задумчиво смотрел в окно. Но о чём я думал? Наверное, о том, о чём и всегда думаю в такие минуты. О неизбежности пустоты вокруг меня.

Вся эта фикция жизни, все эти пассажиры, пешеходы, друзья и подруги, посиделки и праздники, работы, на которых я больше чем на полгода не задерживался никогда, ответственность, стремления, грандиозные планы на будущее. Все эти удачи и промахи, успехи и поражения сейчас казались мне ненастоящими. Несущественными и бессмысленными.

Я и сам казался себе лишь персонажем какой-то нелепой игры, едущим в автобусе неизвестно зачем, неизвестно куда.

Хотя, нет. Тут я обманывал сам себя. Куда я ехал сейчас — я знал.

В стекло хлестали жирные наглые капли. По тротуарам, спрятавшись под зонтами, энергично двигались люди. Смотреть на них было жалко.

Возле подъезда одного из домов, под крышей крыльца, я увидел грустную, лохматую дворнягу. Дворняге некуда было спешить. Она не стремилась сделать карьеру, не пыталась попасть на работу, пролезть в тонкую кишку бытия подальше вверх, где теплее и суше. Она просто сидела и тоскливо смотрела на несчастных мокрых людей, вынужденных бежать по своим делам. В офисы, магазины, супермаркеты…

Постепенно, по мере углубления в город, автобус насыщался пассажирами. И чем больше их становилось, тем активнее становились они. Многие громко и нервно переговаривались по телефонам, выдавая на весь автобус свои заурядные житейские проблемы. Они толкались и занимали освободившиеся сидения. Они ругались. Они смотрели друг на друга враждебно. И мне тоже все они казались глупыми и бессмысленными.