Несущий свободу - Игорь Поль

– Генри, заткнись! Может, все же скажешь пару слов, Альберто? Что ты теперь собираешься делать?

– Гони, пока я не передумал, парень, – посоветовал Хенрик, поморщившись, – резкое движение причинило боль.

41

==

Конвои с гуманитарными грузами уходили на восток трижды в сутки. Обычно военные разрешали пристроиться за колонной паре десятков попутных машин; так же негласно они брали попутчиков под свое покровительство. Проспект Сумпава переходил в шоссе номер десять, пыльные тополя серебрились на обочинах. Проспект Сумпава был перегорожен бетонным укреплением, рыла турелей блестели из амбразур. Проспект Сумпава походил на старый арабский базар – люди так и кишели между автомобилями, ожидавшими очереди на досмотр; здесь продавали все – от сигарет до самотканых ковров, многоголосый гомон смешивался с криками команд, пахло протухшими сточными канавами, черным табаком и пылью. Заходящая Гемма светила в спину, раскрашивая облака розовым. Небесные парусники мчались, не разбирая дороги, брали друг друга на абордаж – красота неба притягивала взгляд.

Хриплый голос разрушил грезы:

– Сеньора, свежая вода. Ключевая, недорого.

Ханна вздохнула, возвращаясь в царящую вокруг суету. В объезд очереди, через толпу разносчиков и попрошаек, рвался дорогой кабриолет; он непрерывно сигналил. Вот он задел ящик с разложенным товаром, с глухим звуком лопнула под колесом пластиковая бутыль, поднялся крик, но лицо человека за рулем осталось невозмутимым: не глядя, он сунул пострадавшему купюру. Ханна задержала взгляд на водителе – экий самоуверенный наглец. Его яркий галстук среди вылинявших рубах выглядел нелепо и вызывающе.

Хесус истолковал ее вздох по-своему:

– Не волнуйся, успеем. До отхода колонны почти час. Эй, парень, отойди, нам ничего не нужно.

– Не хотелось бы заночевать здесь, – ответила она.

Он хмыкнул:

– На шоссе что – лучше?

– Да ладно тебе, Хесус. Мы же пойдем в конвое. Вертолеты огневой поддержки – неплохая страховка… – Проклятия заглушили ее голос; по лакированным бокам кабриолета стучали кулаками.

– Вчера на юге обстреляли армейскую колонну. Не очень-то и помогли им твои вертолеты. У мусульман хорошее оружие.

– «Маннес» плохого не делает. Раньше ты так не трусил.

– Раньше ты так не сходила с ума, – парировал он. – Торопишься прославиться до эвакуации? Жизнь одна, Ханна.

Мысленно она согласилась с ним: никогда раньше ей не приходилось устраивать таких рискованных интервью. Она всегда втайне гордилась своим благоразумием: может быть, именно эта кошачья осторожность позволила ей протянуть без потерь так долго. Она не пила сомнительной воды, не покупала пищи с лотков, не принимала приглашений незнакомых мужчин, соглашалась на встречи только на нейтральной территории и в присутствии свидетелей – словом, всегда оставляла дверь открытой. Трусость на войне – полезное качество. Пока ты боишься, в тебе жив инстинкт самосохранения, ты внимательно исследуешь землю перед тем, как сделать очередной шаг, или шаришь взглядом в поисках отблеска снайперского прицела. Это сильно нервирует и мешает работе, но зато ты остаешься в живых. А потом острота чувств притупляется настолько, что однажды ты не обращаешь внимания на свист приближающейся мины. Тут-то тебе и конец. И все же что-то дернуло ее за язык в баре, заставило ухватиться за предложение человека с выбритой головой. Человек изъяснялся намеками и пил, не пьянея. Перспектива взять интервью у одного из руководителей «Тигров Симанго» затмила ей разум, именно эта группировка спровоцировала начало настоящей войны. Ханна почуяла запах сенсации, этот запах был сильнее рассудка. Мысли улетали далеко: чем я хуже Ковальски? И вот уже ей предлагают место директора службы новостей, ее оклад исчисляется в пятизначных цифрах, больше никаких забот о хлебе насущном, ее будущее обеспечено. Наставительный тон Хесуса выводил ее из себя; она досадовала, что не справилась с порывом. Больше всего она злилась на то, что он прав.

– Не думала, что ты так боишься остаться без работы, Хесус, – уронила она в запальчивости. И тут же пожалела о сказанном.

Грузовик впереди тронулся с места, Хесус завел двигатель. Человек в кабриолете резко вывернул руль, подрезая их.

– Чтоб тебя! – раздосадованный Хесус нажал на тормоз. Возмущенные водители вдавили клаксоны, воздух завибрировал от многоголосого воя.

Хесус распахнул дверцу.

Ханна положила руку ему на локоть:

– Не встревай. Пожалуйста.

– Сейчас я ему объясню правила хорошего тона.

Она опустила глаза: не любила извиняться, язык всякий раз становился деревянным.

– Послушай, я сморозила глупость. Не держи на меня зла. И не срывай его на богатом индюке – мне вовсе не улыбается провести ночь в полицейском участке.

Он смотрел в сторону – мальчишка из гетто, привыкший отстаивать правду кулаками.

– Хесус, ну, перестань, прошу. Это интервью действительно много значит для меня.

Виновник происшествия неспешно приблизился. Глаза его были скрыты за темными стеклами.

– Примите извинения, господа, – выдавив дежурную улыбку, произнес он. – Мне очень нужно попасть в Дендал.

– Представьте, нам тоже, – без тени улыбки ответила Ханна. Самоуверенный, с неестественно прямой осанкой, белокожий, источающий удушливый запах дорогого лосьона – с первого взгляда она прониклась к этому человеку необъяснимой неприязнью. Такие хлыщи нравятся продавщицам из универсальных магазинов.

– Думаю, приятель, тебе придется убраться, – добавил Хесус.

– Я…

– Не люблю повторять дважды, – перебил его Хесус.

– Но я мог бы компенсировать ваши неудобства. – Мужчина достал пухлый старомодный бумажник; на его пальце блеснуло массивное кольцо из белого металла.

– Я что, похож на оборванца? – взъярился Хесус. – Убери свои бумажки, пока я тебе нос не своротил.

Он вышел из машины.

– Тебе подсобить, парень? – поинтересовался водитель потертого грузового такси – здоровенный черноволосый парень с ороговевшими костяшками кулаков: у него явно чесались руки.

– Сам справлюсь.

– Хесус!

– Не вмешивайся, Ханна, – бросил он не оборачиваясь. – Так что, приятель? Уберешься сам или тебе помочь?

– Ну, если вы ставите вопрос так… – Мужчина снял очки. Его манера говорить изменилась. – Уговор, дружище: уложу тебя, и проеду первым.

Хесус только презрительно сплюнул, закатывая рукава. Толпа стала плотнее, самые предприимчивые заключали пари; водители выбирались из машин, радуясь нечаянному развлечению.

Рисуясь, мужчина поднял ладони, показывая, что они пусты. Хесус нанес пробный удар правой, мужчина легко уклонился – он двигался, будто танцуя. Толпа загудела.

– Вот ты как? А как тебе это? – Сделав обманный выпад левой, Хесус пнул соперника в колено. Тот скользнул в сторону, не обратив на ложный финт внимания. Хесус попытался ударить его ногой в живот и вновь не достиг цели.

– Моя очередь, друг, – улыбнулся мужчина и перешел в атаку. Улыбка его походила на оскал.

Когда-то Хесус был неплохим бойцом. Ему удалось блокировать первый выпад, он даже попытался достать коленом пах противника, как вдруг получил страшный удар головой в лицо. Яркая вспышка мелькнула перед глазами, боль ослепила его. Машинально он поднял руки, закрываясь, и отступил на шаг. В этот момент противник резко выдохнул, издав странный шипящий звук. Хесусу показалось, будто его приложили кувалдой в грудь, он задохнулся, крики в толпе странно исказились, мир начал вращаться. Высоко над ним проплыл рокот: «У-У-Г-О-О-В-О-О-Р-Р-Р…»

Земля ударила его в спину. Свет исчез.

– Сеньора, – поклонился мужчина.

– Что, довольны собой? – процедила Ханна, склонившись над неподвижным Хесусом. – Лишили меня оператора.

Разочарованные зеваки расходились – забава оказалась слишком короткой.

Мужчина снова нацепил темные очки.

– Я сожалею. Позвольте, я вам помогу. Вы умеете водить машину? – Он говорил по-испански с легким акцентом.

– Вы из спецслужб?

– С чего вы взяли? – Ханна услышала тревогу в его голосе.

– Так калечить людей умеют только там.

– Я бизнесмен. Просто когда-то занимался спортом. Очень давно.

Вместе они уложили Хесуса на заднее сиденье. Ханна осторожно стерла с его лица кровь.

– Он скоро придет в себя. Могу ли я что-нибудь сделать для вас?

Ханна всмотрелась в него внимательнее. Он ответил отрепетированной открытой улыбкой. Какая-то неправильность почудилась ей в гладко выбритом лице; поза и слова щегольски одетого мужчины – все было фальшивым, неубедительным, будто у бедняка, невесть как затесавшегося в вагон первого класса.

– Убирайтесь к дьяволу. Вы мне противны, – устало произнесла она. Мысли были одна чернее другой; разочарование на лице местного Казановы наполняло ее мстительным удовлетворением. – Мой жених – военный полицейский. Если бы я не спешила, будьте уверены – устроила бы вам веселую жизнь.