В оковах Шейха - Триш Мори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что именно?
— Сообщение было отправлено через дворцовый сервер. Вчера я не хотел доводить это до вашего сведения. Оно от шейхи Виктории ее двоюродному брату, человеку по имени Мэтью Берджесс.
Рашид вспомнил, как она говорила о своих двоюродных братьях и сестрах и о том, что она не имела никакого отношения ни к одному из них, он был уверен, что одного из них звали Мэтью.
— Это звучит как-то неправильно. Это точно был ее двоюродный брат?
Карим выглядел напряженным.
— Поиск доказал, что это правда.
Он сказал себе, что это все еще может быть невинно, что она, возможно, просто сообщала ему, как с ней связаться, хотя почему Карим счел это заслуживающим внимания?
— И мне действительно нужно прочитать личное электронное письмо от Торы ее брату?
— Я думаю, возможно, тебе следует.
И холодок пробежал по его спине, когда он взял письмо из рук своего визиря.
Дорогой Мэтт
Не думай дважды о четверти миллиона, для меня сейчас это капля в море. Мне просто жаль, что тебе приходится нелегко. Так получилось, что мне не нужно будет закладывать свой дом, чтобы помочь тебе, мне больше никогда не придется ничего закладывать! Поскольку я наткнулся на главную жилу своей жизни: богатого нефтяного миллиардера с королевскими связями. Так то! Знаки доллара в моих глазах уже загорелись! Я уверена, что смогу выслать тебе по крайней мере полмиллиона долларов за один или два дня. Держись там и продолжай следить за этим трастовым счетом!
До скорого!
Твоя кузина Виктория.
PS. Да, кровь действительно гуще воды.
Кровь Рашида была такой густой и холодной, что практически свернулась в его венах. Богатый нефтяной миллиардер, имеющий королевские связи. Знаки доллара в моих глазах уже загорелись!
Что-то новое и хрупкое угрожало рухнуть внутри него тогда, его вера в нее хотела разбиться на крошечные кусочки, чтобы развеяться по ветрам пустыни.
— Вы видите, ваше превосходительство, — сказал Карим, — почему я подумал, что вам может быть интересно ознакомиться с содержанием.
Он мог видеть все правильно, но нет, они говорили о Торе.
— Это не может быть правдой. — Это никак не могло быть правдой. Это не могла быть Тора, пишущая это. И даже если бы это было так... Он щелкнул бумагой, которую держал в руке. — Это, конечно, какая-то шутка?
— Извините, сир, мы подумали так же, но это еще не все. Похоже, что этот Мэтью Берджесс и его коллега-адвокат находятся под следствием финансовых властей за незаконное присвоение средств клиентов.
— Тогда, должно быть, это недоразумение. Если это тот двоюродный брат, о котором мне рассказывала Тора, она не имеет к нему никакого отношения.
Карим склонил голову.
— Что? — Спросил Рашид.
— Хотел бы я сказать, что произошла какая-то ошибка, но счет адвоката, лежащий в основе дела о мошенничестве, — это тот же счет, на который шейха заставила нас перевести четверть миллиона долларов. — Он сделал паузу. — И есть доказательства того, что шейха неоднократно посещала и звонила по телефону в их офис в Сиднее, прежде чем приехать в Каджаран.
— Но она сказала мне, что не имеет никакого отношения к кузену, который живет в Сиднее. Есть ли еще один кузен?
Карим снова поклонился.
— Мне очень жаль, сир. Есть только он.
Хрупкий новый мир Рашида раскололся вокруг него, снова оставив его потрясенным и жестоким, таким же, каким он был, когда узнал о многолетнем обмане своего отца. Но обман Торы ранил еще глубже, потому что она держала его за дурака.
— Дело не в деньгах, — как-то сказала она ему, а сама отправляла это сообщение своему кузену.
Дело было не в деньгах?
Лгунья.
— Значит, ее брат мошенник, — натянуто произнес Рашид. — Без сомнения, именно поэтому ей так срочно понадобились четверть миллиона долларов и еще полмиллиона, чтобы она могла внести за него залог.
— Кажется так, сир.
Рашид закрыл глаза и повернул голову к потолку. Он должен был отдать ей должное, все эти разговоры о том, что деньги ничего не исправят. Все то, что она скрывала от него, все время утешая его, успокаивая его, делая себя незаменимой для него. Все это время она делала вид, что заботится об Атии, когда теперь оказалось, что все, о чем она беспокоилась, было богатство.
Его богатство.
Предательство окутало его отравленными объятиями. Была причина, по которой он ни с кем не сближался. Была причина, по которой он предпочитал бродить по этому миру в одиночку.
— Карим, как только братья пустыни и их жены уедут сегодня, я хочу, чтобы ты вывел Атию из апартаментов Торы и поставил охрану у ее двери. С этих пор и до тех пор, пока она не уедет отсюда, шейха находится под домашним арестом.
Карим склонил голову.
— Будет сделано. Мне жаль, сир.
— Почему ты сожалеешь?
— Что настоял на срочности вашего брака, чтобы усыновить Атию.
— Боже, Карим, ты же не виноват, что я связался с Торой. Я выбрал ее. Мне следовало подождать, пока ты найдешь мне подходящую жену.
— Какое-то время я думал, что из нее получится хорошая шейха.
Рашид стиснул зубы. Он думал так же, чувствуя себя еще больше одураченным.
* * *
Тора выпила кофе и йогурт с фруктами на террасе, чувствуя себя счастливее, чем, казалось, когда-либо. У нее болели самые разные места, о которых она и не подозревала, что они могут болеть, и она ничуть не возражала, потому что каждая боль напоминала ей о том, почему это происходит, и каждое воспоминание заставляло ее снова улыбаться.
Она провела ночь, занимаясь страстной любовью с Рашидом.
Не сексом. Любовью.
Это было безумие. Она знала Рашида так недолго, но то, что она чувствовала к нему, было особенным. Любовь? Она не знала, но чувствовала прилив тепла каждый раз, когда думала об этом. Это было новое открытие, блестящее, красивое и удивительное, и ей захотелось вынуть его, изучить и прижать к сердцу.
Рядом с ней на коврике под навесом Атия отжималась, радостно булькая, и внезапно перевернулась. Она лежала на спине, выглядя совершенно удивленной своим другим взглядом на мир.
— О, ты моя умная девочка, — сказала Тора, хлопая в ладоши по поводу этой ранней вехи, и Атия расплылась в липкой улыбке, внезапно обрадовавшись себе.
Торе не терпелось рассказать об этом Рашиду.
Неужели этот день не мог стать более совершенным?
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Погода стала влажной и гнетущей, в такой день одежда
