Убить президента - Лев Гурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Руки мои угрожающе раскорячились, кисти рук терялись где-то за кадром. Выглядело это так, словно у меня в одной руке нож, а второй я кого-то душу. Монстр, а не Лера. Любо-дорого смотреть.
Статья возле фото называлась «В кого метит Демократический Альянс?» и подписана была Витюшей лично. В статье излагались некоторые сведения из моей биографии и биографии ДА. Все это под пером нашего Коцебу Морозова приобретало неслыханно зловещий характер. ДА изображался чем-то вроде масонской ложи и Коза ностра. Образ самой Леры Старосельской был подан особо убийственно. Фанатичка. Террористка. Буйнопомешанная (сидела в психушке в начале 70-х, ага!). Угроза стабильности в государстве и национальному согласию. И вообще странно, что до сих пор на свободе. Куда смотрят ФСК и соколы? Не туда, не туда они смотрят! Витюша, разумеется, не за возвращение 37-го года, но надо ведь и совесть иметь. И он, в лице российского народа… Точнее так: российский народ в его лице. Короче, кто-то в чьем-то лице обращается с вопросом: доколе? До сегодняшнего вечера, Витюша, подумала я. Потерпи немного, голубчик. Будет тебе и белка, будет тебе и по морде.
Я еще раз внимательно перечитала статью и порадовалась за себя. Если такой человек, как Морозов, меня поносит, значит, я на верном пути. И еще я подумала о том, что Занд, убийца Коцебу, напрасно отдал свою молодую жизнь. Таких, как Коцебу или Морозов, не бьют ножом в сердце. Их просто бьют по физиономии. Один раз. Это называется пощечина.
Тебе повезло, Витюша, подумала я. У меня сейчас другие заботы. Может, кто-нибудь другой догадается?
Я со вздохом свернула газету вдвое. Потом еще раз вдвое. И еще раз. И еще. До культпохода в Большой Театр оставалось около десяти часов.
Taken: , 1Глава 47
МАКС ЛАПТЕВ
Генерал Голубев был мрачен. Он отмахнулся от моего приветствия по всей форме и таким же точно жестом пресек мое желание доложить результаты расследования.
– Читай, – коротко сказал он и протянул мне тоненькую полиэтиленовую папку.
Я принялся читать и похолодел. Как? Когда? Я ведь только вчера?…
В папке лежали косноязычный милицейский протокол и несколько фотографий. В протоколе говорилось, что вчера в 01 час 35 минут пополуночи соседи господина Воскресенского А.С. услышали в квартире соседа странный звук, похожий на выстрел. На звонок соседей г-н Воскресенский не открыл, и по этому случаю была вызвана милиция. Прибывший наряд обнаружил в вышеуказанной квартире труп мужчины, опознанный соседями (г-н Мякишев В.Н. и г-жа Юдина С.П.) как принадлежащий хозяину квартиры г-ну Воскресенскому А.С. При осмотре места происшествия был обнаружен пистолет системы «стечкин» и записка, отпечатанная на машинке. Согласно записке, поводом к самоубийству г-на Воскресенского послужил визит сотрудника Федеральной службы контрразведки г-на Лаптева М.А. Означенный сотрудник Лаптев М.А., путем угроз и запугивания, вынудил г-на Воскресенского к так называемым добровольным признаниям в поступках, которые покойный г-н Воскресенский не совершал. При осмотре было… ну, и так далее, в таком примерно духе. К рапорту прилагались и фотоснимки. На них мертвый Воскресенский полулежал, прислонившись к роялю. Рядом с его рукой валялся «стечкин» – точь-в-точь такой, какой я вчера отобрал у мордоворота. Грубо сработано, торопятся, подумал я. Хотя, с другой стороны, откуда им было знать о существовании маузера? Слепили самоубийство из того оружия, что нашлось у них…
– Это все подстроено! – произнес я, кладя папку генералу на стол и стараясь говорить спокойно. – Если вы мне дадите буквально две минуты, я все объясню…
– Напишете рапорт, – четко, громко выговаривая слова, отрезал Голубев. – До окончания внутреннего расследования вы отстраняетесь от дела. Можете считать себя в отпуске.
– Да, но покушение…
– Я вам сказал: вы этим делом больше не занимаетесь. Кроме того, расследование дела о возможном покушении на Президента с сегодняшнего дня официально возложено на Управление Охраны и находится под непосредственным контролем начальника Управления Охраны, господина Митрофанова Олега Витальевича. Вам все ясно, капитан Лаптев?
– Так точно, – убитым голосом ответил я.
– Кроме того, – вдруг добавил Голубев, – вы ведь, капитан, все равно ничего и не обнаружили, что могло бы пролить свет на это дело. Верно я вас понял?
Я хотел возразить, что нет, не так, конечно, неверно. Что есть важные доказательства… Что я готов хоть сейчас… Я открыл рот все это сказать – но тут же и закрыл. Потому что вдруг понял, отчего Голубев разговаривает со мной так громко и четко, словно уверен, что разговор этот обязательно будет слушать кто-то посторонний. Понял я и странное выражение лица генерала, и то, как он намеренно меня перебил, не давая говорить.
Бог ты мой, отчаянно подумал я. До чего мы дожили? Неужели кто-то слушает кабинет самого директора Управления ФСК? Невероятно!
Вслух я виновато сказал, стараясь тоже говорить вполне отчетливо:
– Так точно. Никаких доказательств мне найти не удалось. Скорее всего, агент «Кириченко» был единственным, кто хоть что-то знал…
Генерал кивнул:
– Вы свободны, капитан. Идите и пишите рапорт, и чтобы через полчаса он лежал у меня на столе. Потом вы считаетесь в отпуске, вплоть до особого распоряжения.
Голубев произнес эту тираду самым угрюмым тоном, однако под конец фразы неожиданно мне подмигнул и большим пальцем правой руки показал, на потолок. И я сообразил, что, если в отпуске продолжу свои поиски, генерал не станет мне чинить препятствия. Хотя и помогать, конечно, тоже не станет. Обычная наша метода. Начальство не отвечает за неудачников, но против героев, под своим чутким руководством, не возражает. Голубев был чекистом старой школы и все эти хитрости знал до мелочей…
Ладно. Спасибо, как говорится, и на этом.
Я вышел из кабинета Голубева и, не сдержавшись, хлопнул входной дверью. Главным чувством, переполнявшим меня, была злость. Я весь дрожал от ярости, вспоминая серые милицейские снимки, на которых распластался Воскресенский с пулей в голове. Человек, которого фактически я убил. Убил уже тем, что пришел к нему и подарил кому-то прекрасный шанс убрать меня с дороги. Я, кажется, представлял уже себе, что за люди могли хладнокровно пристрелить Воскресенского, грубо подкинуть ему свой пистолет и подставить меня. Судя по всему, они торопились. Им было важно убрать меня с дороги хоть на сутки…
Очень интересно, что же должно случиться в ближайшие сутки?
Хотя, конечно, ясно, ЧТО именно.
Осталось только вычислить, где ЭТО должно произойти? Пока у меня имелась на этот счет лишь слабая догадка.
Зайдя в свой кабинет, я не стал включать компьютер, а по старинке заправил в ундервуд чистый листок бумаги. Для большого рапорта обо всем время еще не настало, и сейчас он только бы помешал моему начальнику играть в несознанку. Хорошо, возьмем ответственность на себя, не привыкать. Я ограничился рапортом-малюткой на полстранички. Коротко описал свой визит к Воскресенскому (аккуратно обойдя причины визита). После чего намекнул на странный характер самоубийства Воскресенского, который, во-первых, не имел никаких поводов свести счеты, с жизнью, а, во-вторых, сделал выстрел почему-то не из личного маузера, а из пистолета «стечкин», вообще неизвестно кому принадлежащего. Я надеялся, что, проверив «стечкин», наши эксперты придут к тем же выводам, что и Некрасов из МУРа.
Сочинив сей краткий опус, я отдал рапорт секретарше Голубева, вернулся в свой кабинет и стал обдумывать ближайший порядок действий. Перво-наперво надлежало успокоиться. Ярость – плохой советчик, даже если она благородная и вскипает как волна. Разумеется, на войне как на войне. Но взять себя в руки необходимо.
Чтобы немного успокоиться, я открыл шкаф и пошарил в комплектах спецодежды. Мысль сменить свой цивильный костюм на милицейскую форму была определенно удачной. Итак, перво-наперво мимикрия.
Через несколько минут в кабинете капитана ФСК Максима Лаптева возник капитан милиции Максим Лаптев. Форма была подогнана неплохо и смотрелась на мне гораздо лучше, чем штатский костюм. В форме я выглядел значительно солиднее… Порядок. Возьмем еще гаишный жезл. В таком виде вполне можно обойтись без машины. Останавливай любую и садись, тебя подвезут.
Уже намереваясь покинуть свой кабинет, я услышал телефонный звонок. Звонили не по внутреннему, а по городскому. Ленка? Я подскочил к столу и взял трубку.
Это была не Ленка. Это был мой приятель Ручьев, супруг своей жены Ирины и хозяин собаки Плаксы. Честно говоря, я даже забыл, что давал ему когда-то свой рабочий телефон.
Услышав голос Ручьева, я первым делом хотел извиниться и перенести разговор на потом. Но потом мне стало неудобно. Пять минут меня не спасут, а без дела Ручьев мне на работу звонить бы не стал.
Оказалось, Ручьев хотел попросить у меня совета, а Ирина – мне пожаловаться. Он надумал покупать газовый пистолет и не знал, какую марку выбрать.