Осада церкви Святого Спаса - Горан Петрович

Особым гонениям подвергались женщины, причем более всего те, которые зачали своих детей в полнолуние. Считалось, что они вынашивают особый плод, ребенка, отличающегося от всех остальных, и что такой ребенок, став взрослым, может начать рассказывать повести, направленные против деспотической власти. Распознать таких женщин можно было по той особенности, что беременными они были только во сне и их беременность длилась гораздо дольше, чем обычно, – по меньшей мере 27 месяцев. Не потому ли со страхом и с надеждой ждут первых схваток, первого детского плача и первого лепета младенца? Со страхом перед властелином истории, нечестивым демоном, страшным пособником сил ада. С надеждой на новое, лучшее поколение.

– Вот так! – говорил боголюбивый король Драгутин, поминутно сходя с коня и переворачивая любой мало-мальски крупный камень, голыми руками очищая его от лишайников и мха, распугивая букашек и дождевых червей и разоряя гнезда со змеиными яйцами и старой кожей.

– Или так! – восклицал он ввысь, пока пробирался по кручам через густые заросли одновременно с хромающей болью, которая следовала за ним по пятам еще с тех пор, как он сломал ногу, и стараясь не упустить возможности оросить подножья огромных скал с северной их стороны нежным светом зари, дарованным нам Создателем и зачерпнутым на Востоке израненными ладонями.

– И так! – приговаривал снова и снова после того, как помещал в каждую расселину в земле столько песен, сколько могло в нее вместиться, и для такого дела у него никогда не было нехватки славословий, какими бы темноглубокими ни были эти трещины.

Да, именно так король Драгутин терпеливо пробирался через северные области сербской земли, упорный в своем намерении повернуть к свету каждый камень, осветить лучом света каждую тень, засыпать песнями все ростки из ада…

А ввиду того, что такие разнообразные труды требовали особой кропотливости, Драгутин продвигался вперед весьма медленно. Правда, иногда он оказывался совсем рядом с Жичей, буквально в одном дне хода, однако стезя собственных замыслов вновь уводила его в сторону. Стоило ему вместе со свитой решительно взять направление на монастырь, как тут же он начинал то и дело останавливаться, передвигаться на коленях, выбирая наиболее каменистые участки пути, словно не чувствуя телесных страданий, которые всегда ждут того, кто выбирает свои собственные пути. Стоило игумену Григорию, наблюдавшему за королем через окно нынешнего, вдаль глядящее, понадеяться, что он вот-вот подоспеет на помощь, как тот резко сворачивал в сторону, узнав, что где-то есть заветный дуб, или какая-нибудь маленькая церковь, или развалины храма, уничтоженного землетрясением, то есть место, с которого особенно хорошо обращаться к Богу, ибо оттуда слово человека яснее и быстрее доходит до Господа и Он лучше слышит людское покаяние. Добравшись до такого места, Драгутин начинал усердно подстригать разросшиеся папоротники, переворачивать замшелые камни, вспахивать пустоши, делая это соответственно чистоте собственного разума и души. Поначалу соратникам короля такие старания казались дурным плодом обычной нерешительности, однако позже и они начали присоединяться к его усилиям подарить небесам отражение лучшего.

К тому же, словно и без того не было достаточно причин для задержки, этот боголюбивый государь выводил на истинную дорогу и встречавшиеся на пути группы богумилов, заплутавших среди гонений и беззаконий собственной ереси. Велико милосердие поднять оступившегося. Велика радость видеть, как грешник снова возвращается к вере отцов своих.

Еще, словно не испытывая страха перед болезнью, государь прямо в самое ухо шептал ласковые слова утешения бродячим прокаженным. А там, где бальзам слов был беспомощен из-за того, что болезнь зашла уже слишком далеко, он молча, припав щекой к щеке больного, смачивал своими слезами его страшное, обезображенное лицо. И удивительно, эти теплые слезы облегчали страдания неприкасаемых лучше любой, самой мягкой повязки с бальзамом…

И так далее, и так далее, и только так действовал этот государь.

Бед на земле слишком много.

Тот, кто любит благодеяния и за спасение души с невидимыми коварными бесами воюет, всегда долго добирается до нужного места.

А с другой стороны, в те же дни и часы, только на Юге сербской земли, брат Драгутина, велико-именитый король Милутин, не останавливаясь, спешил вперед. Когда рыбья косточка преградила его войску проход через ущелье Ибара, он вернулся назад, почти к самому Сврчину, и двинулся обходными путями к терпящему бедствие монастырю. Переворачивать камни у него времени не было, он даже не заезжал в церкви, построенные им ради спасения своей души, только один раз он ненадолго задержался в одном месте, оно называлось Грачаница, чтобы внимательно рассмотреть скрещение солнечных лучей, которые напоминали полностью готовые леса для строительства будущей церкви, посвященной Благовещению Богородицы. Не сходя с коня, государь трижды перекрестился и сказал главному мастеру:

– С Божьей помощью начинайте! Но только точно следуя солнечным линиям! За каждый правильно положенный кирпич вам заплатят перпером! За каждый кирпич, положенный криво, прикажу, чтоб каменщикам руки сковали железом, пока не научатся работать!

А потом, отъехав уже довольно далеко, что-то вспомнил, остановил коня, повернулся и крикнул:

– Когда подойдете к концу, купол воздвигайте соответственно вечернему плетению лучей!

После этого государь повернул на Восток, с небольшим отклонением в сторону Севера, решив обойти стороной высокие горы и окольным путем выбраться в долину, где возвышается храм Святого Спаса. Скорость, с которой продвигался король Милутин, не позволила ему основательно продумать, существует ли способ благополучно миновать место, называвшееся Чертовы косогоры. Как иначе объяснить, что все свое войско он бросил именно туда, куда даже птицы поднебесные старались не залетать.

Чертовы косогоры представляли собой голый крутой склон горы, лишенный всякой растительности, которую с него, казалось, просто грубо содрали. Здесь не удержались ни самое маленькое деревце, ни куст, ни жесткая, жилистая трава, вообще никакая жизнь. Считалось, что сам нечестивый по ночам заглядывает сюда, чтобы почесаться об этот склон, как обычно чешутся о излюбленное дерево звери, после чего утром охотники находят в складках коры застрявший зуд и щетину. Именно поэтому редко кто приближался к Чертовым косогорам, и здесь даже при свете дня были постоянно слышны разбросанные по окрестностям хриплые звуки, сиплый лай и громкий шорох трения. Тропа, пролегавшая возле этого проклятого места, была узкой, и ширины ее недоставало для того, чтобы идущий по ней человек сделал хоть на самую малость неверный шаг.

Но мало было на свете такого, чего король Милутин опасался. По повести он двигался так же, как и по жизни, – стремительно и энергично. В ризнице его дворца в Скопье имелось множество разных повествований, предназначенных как просто для развлечения, так и для того, чтобы его возвеличивать. Этими последними, превозносящими короля, одаривали народ по большим праздникам, чтобы потом, с изумлением пересказанные, они распространялись по всей стране. Кроме того, кое-что преподносили иностранным посольствам. Правда, далеко не всегда повести эти были вполне безопасны – однажды, проносясь через какую-то из них, где упоминалось о том, что он отобрал у брата престол, Милутин вдруг ощутил сильную боль прямо посреди совести, ему показалось, что кто-то его грызет. В другой раз, в другой истории, он решил во что бы то ни стало, хоть ценой собственной жизни, оседлать единорога и не успокоился, пока так и не сделал. А в третий раз он встретился с несказанно красивой волшебной женщиной-драконом, в огненных объятьях которой заживо сгорел не один храбрец. К сожалению, о том, что между ними происходило, не может рассказать никто, единственным свидетельством было огромное облако сверкающих искр, из которого на горы Рашки еще долго падала серебряная чешуя, что же касается самого короля, то, вернувшись во дворец, он так хотел пить, что постель ему пришлось постелить прямо среди волн полноводной Моравы, разделив их пробором. Воронку в воде, в которой он проспал три дня и три ночи, позже стали называть водоворотом короля Милутина. После этого приключения государь сербских и поморских земель взял на службу одного пажа родом из благородной семьи, который на всякий случай заранее проверял повествования, подобно тому, как особые слуги у других правителей перед трапезой пробуют приготовленную для них пищу.

– Трусы! Неужели из-за пустых россказней мы будем терять драгоценное время?! Бабы мне в войске не нужны! Пусть дома сидят, пряжу прядут да у цыплят вшей ловят! – высмеивал он на подходе к Чертовым косогорам тех, кто не обладал его решительностью.