История Франции. Том 2. Наследие Каролингов - Лоран Тейс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
4. Пришествие Гуго Капета
Через четырнадцать месяцев Людовик V, в свою очередь, был погребен в Сен-Корней в Компьене. Будучи королем с шестилетнего возраста, он стал преемником своего отца без особых помех, и знать, собравшаяся на похороны Лотаря, присягнула на верность Людовику, он произнес перед ними традиционную речь: он собирается править сообразно советам князей, и прежде всего главного из них — герцога франков. То, что произошло в период между весной 986 года и весной 987 года, было крайне хаотичным. Людовик V, несомненно, пытался возобновить контроль над двумя первейшими городами — Ланом и Реймсом, заставив подчиниться своей власти епископов этих городов — обоих Адальберонов, сторонников императора. По всей видимости, герцог Гуго не позволил заходить ему слишком далеко и постарался, в силу своих обязанностей, восстановить согласие, столь необходимое для благополучия Франкского королевства, между королем и Реймсским архиепископом, который приехал в Компьень оправдываться на королевской ассамблее. Только все собрались на эту ассамблею, как Людовик умирает от несчастного случая на охоте в лесу Санлиса, во владениях Гуго. Это произошло 22 мая 987 года.
Так, отмечает большинство летописцев, угас род Каролингов, Карла Великого, Лысого. Простоватого. Конечно, оставался еще один, Карл Лотарингский, дядя погибшего короля. Однако ассамблея в Санлисе, провозгласив в начале июня новым королем Гуго, отвергла кандидатуру Карла: как заявил Адальберон Реймсский, главный помощник возвышения Робертинов, Карл был неудачно женат и состоял на службе у иностранного короля. На самом деле Карл, не имея состояния и союзников во Франкии, ничего не мог предложить князьям, от которых зависело избрание короля. Более того, этот Каролинг, носящий титул герцога Лотарингского, мог при случае возобновить Лотарингскую политику своих предшественников, а сторонники Оттона в лице Адальберона и его помощника Герберта хотели обезопасить себя. Без их согласия у Карла не было никаких шансов претендовать на королевский престол. Гуго Капет же удовлетворял их со всех сторон. Ему нечего было делать в Лотарингии, он внушал доверие. Ассамблея в Санлисе, собранная в центре графства Гуго, состояла, конечно же, из его союзников, приближенных и клиентов герцога. Ни один из далеких князей Арнуль Фламандский или Гийом из Пуатье не смогли бы, да и не захотели бы добираться до Санлиса за столь короткий срок. Наконец, нам неизвестно, кто конкретно там присутствовал, помимо архиепископа Реймсского и самого герцога.
Герцог, будучи внучатым племянником, внуком и племянником королей, сам сделался королем. В Нуайоне, в воскресенье 3 июля, он произнес королевскую клятву и получил благословение Адальберона. Затем церемония повторилась, когда в королевские права вступил и его сын Роберт, коронованный на Рождество 987 года в церкви Сент-Круа в Орлеане — центре владений Капетингов. Эта династия окончательно утвердилась после того, как Карл Лотарингский предпринял серьезную попытку захватить Лан и Реймс, где в начале 989 года умер Адальберон, и привлек при этом на свою сторону Эда из Блуа, Герберта де Труа и Жильбера де Руси. Но последний Каролинг был уничтожен в результате предательства Адальберона Ланского. Этот новоявленный Иуда выдал своего князя, которому он сам же присягал на верность, в Вербное воскресенье 991 года. Праправнук Карла Лысого, чье имя он тоже носил, Карл Лотарингский вынужден был окончить свои дни в тюрьме, а вместе с ним завершилась и история его рода.
После столетия соперничества и многочисленных перипетий род Робертинов одержал верх над Пипинидами. Победа реальности над остатками идеологии? Именно это мы и рассмотрим дальше, продемонстрировав, как же получилось, что герцог франков к концу X века оказался в наилучшем положении. Возвышению Гуго Капета не следует придавать исключительное значение. Прежде всего потому, что оно было результатом стечения обстоятельств, в известной мере случайных. Затем, потому, что смена династии особенно не повлияла на общественные структуры, не стала ощутимой в умах людей. И наконец, потому, что сами смысл и значение этого события начали осознаваться гораздо позже. Казалось, что происходившее в начале лета 987 года между Санлисом и Нуайоном никого особенно не интересовало. Из семи королей, сменявших друг друга на протяжении века в Западнофранкском королевстве, трое еще до Гуго Капета не принадлежали к династии Каролингов. Пришествие же Гуго Капета увенчало собой, если можно так выразиться, развитие в этом направлении, определило новую расстановку сил. Герцог франков, обладатель уже устоявшейся законной власти, занял освободившееся место короля. Ничего более. Осмелимся даже сказать: эта перемена правящей династии не являлась событием. Это было, как говорят, явление второстепенное, эпифеномен. Нет ничего нейтральнее этого события, нет ничего бесцветнее этого антигероя. В 987 году королевский престол франков сохранял огромное значение. Но король Гуго едва ли существовал, — мимолетный персонаж, бесшумно исчезнувший в 996 году, без особой славы победив препятствие в лице Карла Лотарингского и Эда де Блуа, которые пытались расширить свои владения в ущерб королевским. Карл Лотарингский, возможно, даже организовал заговор против Гуго с Адальбероном Ланским. Преодолел Гуго и трудности, связанные с его собственным сыном Робертом, торопящимся стать независимым. Герцог франков был заметной фигурой, но король франков воплощал собой лишь принцип. В 987 году символ власти показался Гуго более привлекательным, чем реальные полномочия. Пятьдесят лет назад его отец сделал противоположный выбор.
Перераспределение полномочий, изменение идеологии, таково двойное движение, происходящее после исчезновения императорского великолепия в обществе X века. Исследуя это движение, не будем забывать о том, что неизменным и потому весомым оставалось еще очень многое — прежде всего, сила инерции, которая, как обычно, и одержала победу.
III. Рождение французского общества 930-1000 годы
Столь успешное восшествие на престол Гуго и передача им королевской власти своему сыну Роберту были достаточно понятными. Отважимся на тройственное истолкование, где одно не исключает другого, начиная с согласия императора. Гуго пришел к власти, потому что он прежде всего был менее богат, чем его отец Гуго Великий около 950 года, и потому он выглядел более удобным для равных ему лиц; затем, он привлек на свою сторону восходящую силу, каковой являлось возрождение, хотя еще и частичное. Церкви, и особенно монастырской жизни; наконец, приход к власти Капетингов был связан с интеллектуальным движением, изменениями представлений о мире, обществе и самой королевской власти, выражаемыми в новых понятиях. Рассмотрим перечисленные три направления более подробно.
I. Изменение светской власти
Суть понятия об Общественной власти и ее осуществление на практике на протяжении всего X века и в самом его конце оставались неизменными. Король служил ее символом и, как мы помним, ее источником. Но число тех, кто получил ее, чаще всего по наследству, и использовал ее, все увеличивалось. Знаки, как в общественном пейзаже, так и в текстах, все умножались в связи с этим раздроблением власти, способностью управлять и наказывать, с ее обращением и разделением между многими: так башни и крепостные стены в городе все возводятся и обновляются, и, что еще удивительнее, в деревне тоже. Так различные персонажи хроник и грамот занимают все больше места, будучи одновременно зависимыми друг от друга и обособленными друг от друга. Все это приметы второй трети X века. Документы, и архивные, и археологические, остаются обрывочными и недостоверными, то и дело вводя нас в заблуждение. Факты и наше знание о них сильно меняются в зависимости от географического положения. И в словах, и в событиях обнаруживается колебание, или «прорастание», как говорят хорошие историки. Итак, последнее методологическое замечание: не следует переносить на X век то, что мы твердо знаем о XI и особенно XII веке: замки, сеньоры, рыцари, вилланы, демографический подъем, рост деревень, интенсивная распашка новых земель, строительство церквей, открывающихся в изобилии, — короче говоря, гигантский подъем средневекового Запада. И часто пишут, что X век не мог столь динамично развиваться без предпосылок, заложенных еще в X веке. А если наоборот, XI век, особенно в его второй половине, кажется столь блестящим и успешным только по контрасту с X веком, еще малоподвижным и смутным? Историографические дискуссии по этому поводу вновь разгорелись несколько лет назад. X век снова входит в моду: почему бы и нет, если он способен побудить к новым исследованиям? Наиболее свежие из них, как, например, труд К. Лорансон-Роза об Оверни, вряд ли заставят восторгаться этой эпохой. На самом деле изучение истории раннего средневековья в соответствии с разделением на века лишено всякого смысла. X века просто не существует. В Провансе около 1000 года еще не до конца исчерпала себя античность. А во Фландрии того же периода было уже близко повое время. На полдороге, в Маконнэ, Ги Буа не колеблясь отмечает революцию в действии. Почти повсюду привлекает внимание приспособление старого и еще прочного порядка к новым формирующимся реалиям, пусть локальным, разрозненным и прерывистым.