Слова без музыки. Воспоминания - Филип Гласс

упоминал выше). Погружаясь в творчество европейских театральных модернистов, мы с Джоанн поехали в Берлин — посмотреть пьесы Брехта, поставленные его собственной труппой, которую тогда еще возглавляла его вдова Хелена Вайгель. Вообще-то в 1965 году Берлинов было два. Мы сели в поезд в Париже, приехали в Берлин и провели там почти две недели. Должно быть, это было во время одного из немногочисленных перерывов на отдых, которые мадемуазель Буланже разрешала мне делать. В любом случае, жили мы в недорогой гостинице в Западном Берлине и каждый вечер проходили через КПП «Чарли» на территорию Восточного Берлина. В то время отношения между Восточным и Западным Берлином были весьма напряженными, и иногда преодолевать КПП было страшновато. Те, кто пытались бежать из стран «восточного блока», частенько пытались пробраться из Восточного Берлина в Западный через нейтральную полосу. В Восточном Берлине полицейские дежурили на вышках, готовые охотно, без заминки расстреливать беглецов. На этом фоне банальный визит по однодневному пропуску казался весьма рискованной затеей. Но мы подавили в себе страх и за недолгий период посмотрели четыре или пять постановок Брехта в изначальных версиях: это были, например, «Кавказский меловой круг», «Матушка Кураж и ее дети», «Карьера Артуро Уи, которой могло не быть». Одновременно в Западном Берлине шел «Галилей» Брехта. На этом спектакле мы тоже побывали.

В парижские годы мы с Джоанн иногда ездили в Лондон. Джоанн ехала поездом, пересаживалась на паром, а с него на другой поезд, а я добирался автостопом (и только на пароме плыл по билету). В 60-х автостоп был обычным явлением. Многие молодые люди, а студенты — так поголовно, довольно регулярно путешествовали таким способом по Европе. Частенько мы с Джоанн оказывались на одном и том же пароме, пересекали Ла-Манш вместе, а последний этап пути до Лондона вновь преодолевали поодиночке. Приезжали, находили какой-нибудь дешевенький пансион (за номер и завтрак — фунт с лишним в день, не дороже), а затем шли в театр Королевской Шекспировской Компании и занимали очередь (стоять в ней надо было всю ночь и почти до полудня, пока не начнется продажа билетов на стоячие места). Благодаря этому добросердечию и великодушию Королевский Шекспировской Компании ограниченное число студентов допускалось в театр по дешевке: билет стоил несколько шиллингов. Мы видели запоминающиеся актерские работы Лоуренса Оливье в шекспировском «Отелло» и «Пляске смерти» Стриндберга.

Свое третье театральное паломничество мы совершили на юг Франции летом 1965-го. В то лето я не занимался у Буланже: она уехала в Фонтенбло преподавать в летней школе. Как и вся Франция, мы отдыхали с начала до конца августа; накопили несколько сотен долларов, купили драндулет марки «фольксваген-жук» и катались на нем туда-сюда: сначала навестили друга, художника Данте Леонелли, у которого был дом в Мохáкаре на юге Испании. Это был саманный домик на берегу, примитивный по любым меркам. Кажется, даже без водопровода.

Погостив в Мохакаре, снова отправились путешествовать и вскоре прибыли в Гибралтар. «А знаешь, — сказала Джоанн, — мы здесь можем пожениться, заплатив пять фунтов».

Я был молод: мне было двадцать восемь, Джоанн — двадцать семь. Мы оба лелеяли творческие планы, причем Джоанн держалась за свои планы цепко, никак не меньше, чем я. Она всегда очень четко сознавала, что непоколебимо предана своей жизни в театральном мире и работе в театре; это никогда, ни на одном этапе, не оспаривалось. Кроме того, мы оба очень серьезно относились к браку и рождению детей. Я знал, что кое-чем придется пожертвовать, и не сомневался, что мне тоже придется чем-то жертвовать, потому что сидеть дома и поручить мне быть единственным кормильцем — это было не в характере Джоанн. Но мы собирались, что бы ни случилось, быть коллегами: это даже обсуждать не требовалось. Даже не возникало идеи типа: «Отлично, ты давай рожай и сиди дома, а я буду выходить во внешний мир и заниматься своим делом». Нет-нет, у нас никогда не могло быть такого расклада. Мы говорили друг другу, что нас объединяти семья, и совместная работа; и действительно, наши профессиональные взаимоотношения продолжались почти пятьдесят лет.

Приготовив пять фунтов, мы отправились в учреждение, где служил некий Гонсалес. Там-то мы и поженились. Процедура заняла не больше десяти минут. Гонсалес был в твидовом костюме и галстуке, я — в чем путешествовал (легкая рубашка, джинсы и сандалии), а Джоанн — в летнем платье, сандалиях и солнечных очках. Но брак был самый настоящий, с законным свидетельством о браке, выданным властями Гибралтара. После бракосочетания мы устроили себе праздник по сходной цене: в то время мы были очень ограничены в средствах, почти никогда не ходили в настоящие рестораны, но в тот вечер раскошелились на ужин и даже на пару бокалов шампанского, а потом сняли номер за несколько долларов: такова была наша первая брачная ночь.

Из Гибралтара мы поехали в Авиньон — смотреть «Живой театр». В Европе его называли просто The Living («Живой»), это название ему очень подходило. Труппа под руководством Джулиана Бека и Джудит Молины играла «Франкенштейна». Этот спектакль просто сшиб нас с Джоанн с ног, как шар — кегли. Труппа написала пьесу сообща, поставила — тоже сообща, к окончательному тексту пришла через процесс импровизации и переделки. Именно по этому пути хотела развиваться наша труппа, которую мы тогда только что создали.

«Франкенштейн» был имажистской вещью в форме «потока сознания»: лирической, динамичной, а также (для наших глаз и ушей) совершенно новаторской. После спектакля мы познакомились с Джулианом и Джудит. Тогда им было, наверно, слегка за сорок, а большинству членов труппы — намного меньше. Джулиан был высокий, стройный и очень живой. Напоминал ученого талмудиста: серьезный, с горящими глазами, только ермолки не хватает. Джудит на него совсем не походила: маленькая, кругленькая, с копной жестких, курчавых, как у африканки, волос.

Не сомневаюсь, для Джулиана и Джудит такие встречи были обычным явлением. Зачарованные искусством молодые люди вроде нас были готовы на все, лишь бы влиться в экстатическую театральную среду. Они мечтали сбежать с театром, совсем как маленькие дети — с бродячим цирком. Мы с Джоанн до такого не докатились, но, можно сказать, балансировали на грани. Джулиан и Джудит сердечно и сочувственно слушали нас, когда мы делились своими мечтами о создании новой театральной труппы. В итоге они ободрили нас, порекомендовав, чтобы мы сами для себя создали труппу (собственно, мы изначально это и задумывали). Я был признателен им за доброту, уже за то, что они уделили нам время. Как я обнаружил, такая