Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение - Бен Кейв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С ней все было в порядке? – спрашивает Элейн.
– Надеюсь, да. Она согнулась пополам от удара. Тогда мы особо не говорили об этом. Это было просто частью работы.
Элейн выглядит задумчивой.
– Думаю, до сих пор так и есть. А что с пациентом случилось?
– Он убежал. Охрана оказалась бесполезна. Мы сообщили об этом в полицию, но больше не было никаких вестей. Тогда я закончил работу, пошел в местный магазинчик, где торговали спиртным без лицензии, и купил Кэти маленькую бутылочку бренди. Я засунул ее в почтовый конверт, запомни это, и положил под дворники на лобовом стекле.
– Это мило.
– Нет, в том-то и дело. На следующий день я пришел на работу, а машина все еще стояла там – она не сдвинулась с места, и бренди так и лежало там, прямо под дворниками.
– Почему?
– Ну, я встретил Кэти, когда она приехала, и спросил ее, почему она оставила свою машину на работе. Она сказала мне, что накануне вечером подошла к машине и увидела конверт. Оказывается, у нее были проблемы с парнем – он грубо и жестоко с ней обращался. Она думала, что это от него, и не решилась открыть конверт. Поэтому пошла домой пешком. Я отвел ее к машине и заставил открыть конверт вместе со мной. Я сказал ей, что это для того, чтобы она почувствовала себя лучше. А она просто стояла там и плакала. Я думаю, она долго держала себя в руках, пока не смогла выпустить чувства наружу.
Глаза Элейн наливаются слезами.
– Мне нужно в уборную, – быстро произносит она. Через некоторое время она возвращается с красными глазами.
– Ты с кем-нибудь говоришь о том, что произошло?
– Могу сходить к консультанту, если захочу, – отвечает она.
Затем официант приносит шашлыки. Я беру свою палочку и перекладываю мясо на тарелку.
– Хочешь немного? – спрашиваю я, размахивая шампуром с мясом. Элейн молча смотрит на него сверху вниз, встает. – Я просто схожу покурить.
Она выглядит немного спокойнее, когда возвращается.
– Я думала, он убьет меня. – Она ковыряет еду в своей тарелке, но ничего не ест. – Он сидел на мне сверху, у него в руках был металлический прут. Он попытался ударить меня по голове, но конец прута уперся в пол. Затем он сменил хватку и использовал прут как кинжал. – Она как будто отстраненно описывает то, что произошло. – Я думаю, он пытался пырнуть меня в грудь. Я дернулась в последний момент, и он попал мне в плечо. Именно в тот момент прибыла команда контроля и сдерживания.
– Я рад, что ты устроила его в Брэмворт.
Она пытается закончить разговор. Это не первый раз, когда она рассказывает мне, что произошло, – каждый раз она говорит немного больше, но все еще винит себя за произошедшее и не может справиться с травмой.
– То, что ты сделала, Элейн, это не твоя…
Она обрывает меня на полуслове.
– Давай заканчивать. Мне нужно спланировать расписание.
Все, она закрылась. Я оплачиваю счет и вижу, что она уже на улице, курит еще одну сигарету. Официант волнуется и спрашивает, может, что-то не так с едой.
– Нет, все хорошо, спасибо, – успокаиваю я его.
Вернувшись в Лейквью, Элейн, кажется, расслабляется. Мы проходим привычный досмотр. Этот ритуал успокаивает. Мы уже собираемся разойтись, я в свой кабинет, а она в отделение, но я поворачиваюсь к ней и говорю:
– Я немного беспокоюсь за тебя.
– Я в порядке, – отвечает она. – Сегодня, Бен, ты сказал, что на тебя напал мужчина с ножом.
– Да.
– С тобой после этого все было в порядке?
– Да, все было прекрасно, – вру я.
Она повернулась и ушла. Вернувшись в свой кабинет, я первым делом вижу записи на столе, они все еще ждут меня. Я сажусь, чувствую, что стул шатается, снова подкладываю под него учебник. Я встревожен, выбит из колеи. Потому что я не был до конца честен с Элейн.
На самом деле сразу после инцидента с мистером Куто я испытал сильнейший стресс. Это состояние постепенно стихло, но у меня возникло что-то вроде «воспоминания», которое всплывало в голове в разных ситуациях – например, когда я был в Олд-Бейли и давал показания по другому делу. Мой разум, видимо, оказался особенно восприимчив, потому что речь снова шла о нападении с ножом: в деле был замешан мужчина, который ударил своего друга ножом в грудь. Тот выжил, но еле-еле выкарабкался. Все, что мне нужно было сделать, – это прийти и ответить на несколько вопросов о его диагнозе, рисках, сказать, что нужен ордер на госпитализацию и распоряжение об особых ограничениях. Это была рутина, формальность, необходимая в суде. Не было каких-то особых разногласий: команда защиты хотела, чтобы подсудимый попал в больницу, а обвинение настаивало, чтобы он убрался с улиц, – интересы обеих сторон совпадали. После долгого ожидания меня наконец вызвали для дачи показаний. Повинуясь импульсу, я решил взять с собой свой тридцатистраничный отчет.
Мне не следовало этого делать.
Если в суде захотят расспросить о чем-то, то отчет там уже есть, он будет лежать прямо перед вами. Кроме того, для присяжных он подозрительно похож на шпаргалку и особо никогда не помогает. Но у меня в то время не было должного опыта, я волновался, и отчет был моим якорем, моим спасением. Мне была необходима эта стопка бумаг так же сильно, как плюшевый мишка-коала в мои четыре года.
Оглядываясь назад, я думаю, что лучше было бы взять коалу. У меня с собой была кожаная сумка. Это была хорошая кожаная сумка, и отчет лежал в ней. Я погрузил в сумку руку, и внезапно мне показалось, что рука больше не принадлежит мне. Она вела себя как-то по-другому… Внезапно я подумал, что она ищет что-то намного более опасное, чем бумаги. Я намеренно вытянул руку, как бы желая убедиться собственными глазами, что мои пальцы держат всего лишь лист бумаги, выронил отчет. Я видел, как он порхает вниз по крутой лестнице, разбрасывая страницы.
Я спустился по лестнице и поднял одну страницу. Это была страница под номером 20: «Мистер Аллен напал на своего друга с хлебным ножом, полагая, что тот угрожает его жизни».
Следующей была страница 24.
