Найти то... - Дия Гарина

– Какая же тут глубина? – едва переведя дыхание, осведомилась у Алекса моя обессилевшая русалка, вытащенная нами на нагретую солнцем плиту.

– Метров пятнадцать…

– Не может быть! А я думала метра три не больше…

– Я же говорил, что здесь самая прозрачная вода. На этом многие попадались. Так что осторожность и еще раз осторожность. Давай Витя, теперь твоя очередь.

Витька, провозившись всего полчаса, нацепил акваланг, а также прочее снаряжение вроде грузового пояса, маски и ласт, и бухнулся спиной прямо в холодные объятия самой прозрачной в России воды. Минут десять он сновал туда-сюда вдоль расщелины, то погружаясь, то всплывая, после чего общими нашими усилиями был извлечен из водной стихии и поставлен на твердую землю.

– Ды-ды-ды, – простучал он зубами барабанную дробь, – Нет, без сухого гидрокостюма я согласен нырять только после принятия дополнительных градусов. И желательно в количестве не меньше полулитра. У меня, кажется, даже мышцы к костям примерзли.

– Давай я тебя разотру, – подскочила к нему Ольга, и начала энергично тереть дрожащее Витькино тело. А я вместо того, чтобы натягивать гидрокостюм, внимательно (даже слишком) наблюдал за ними, и гадал: только ли холод заставил моего друга задрожать? Он ведь каждую зиму на балконе ледяной водой обливается… А, может быть, его пробрала дрожь от прикосновения мягких и теплых Ольгиных рук?

Я даже головой замотал, пытаясь отогнать настырно лезущие в голову мысли. Нет, ерунда. Это все плод моего больного воображения. И чтобы удавить в себе Отелло, мне пришлось самым срочным образом облачиться в водолазное снаряжение и погрузиться в неизведанные (мной) глубины Татарского пролива.

Подводный мир встретил меня приветливыми зеленоватыми бликами – мощные световые колонные пронизывали водяные пласты до самого дна, до отказа набитого заросшими водорослями камнями, ракушками всех размеров и форм, а также морскими ежами, икра которых цениться в Японии чуть ли не на вес золота. И тоже крайне полезна для мужского организма. "Ну что ж если не осьминога, то хотя бы морского ежа на ужин продегустирую…", – подумал я и принялся наполнять висевшую у пояса сумку колючими морскими дарами. В погоне за особо крупными экземплярами я и сам не заметил, как выплыл из расщелины прямиком в открытое море.

Нет, у меня вполне хватило здравого смысла не заплывать далеко, и я, забив до отказа сумку отборным морским ежом, уже повернул обратно, как вдруг мое внимание привлекла крупноячеистая сеть, раскинувшаяся между двумя скальными выступами. Интересно, какой болван так сети ставит? Не попадется ведь ничегошеньки… Но стоило мне подплыть ближе, как стало ясно, что никто эту сеть тут не ставил; ее просто принесло сюда своевольное морское течение и живописно развесило на скалах. Удовлетворив свое любопытство я попытался дать задний ход, но… Не тут-то было! Один из обрывков сети, вовремя не замеченный мной, с поистине змеиным коварством обвил мою ногу в районе колена. Па-ба-ба-бам!

Чем больше я бился пойманной рыбой в капроновых объятьях, тем больше запутывался. Ножа, даже самого завалящего у меня не было, а рукам сеть поддаваться не желала и стиснувший горло страх начал свое победное шествие по нервам. Если мне не удастся освободиться… Вдруг я отчетливо услышал резкий щелчок, оповещавший о том, что воздуха в баллонах осталось всего на несколько минут. И тут мой мозг не желавший смириться с перспективой стать рыбьим ужином, выдал неплохую идею: если нет возможности подняться наверх, то не попробовать ли спуститься вниз? Что я и сделал. Подобрав на дне острый обломок ракушки, я с остервенением принялся пилить зловредное орудие лова, пока с изумлением не уставился на тонкую стальную проволоку, выглянувшую из сердцевины разлохмаченных нитей. Такой подлянки от отечественной промышленности я не ждал. Стоп, какая отечественная промышленность, скорее – "мэйд ин джапан". Не иначе, японская "мару" браконьерила где-то неподалеку и спасаясь от пограничников обрезала сети, в которые я вляпался по собственной глупости. Низкий поклон братьям-японцам, за гуманитарную помощь со стальной начинкой…И что теперь прикажете делать? Умирать? Хренушки!

Я рванулся так, что на секунду почудилось, будто нога моя отделилась от туловища, чтобы навеки остаться в плену японском плену. Но быстрого взгляда хватило, чтобы убедиться в обратном: нога осталась на месте, а вот сеть слегка сдвинулась к лодыжке, если так пойдет и дальше, то я смогу… Ничего я не смогу, потому что в этот момент акваланг выдал мне последнюю порцию кислорода и отказал легким в дальнейшем кредите. Все. Аллес.

Не желая просто так сдаваться, я снова рванулся к поверхности, с каждой секундой все больше погружаясь в накатывающуюся черноту. Честно говоря, до сих пор не пойму, как мне удалось освободиться. Я дергался и дергался, почти теряя сознание от удушья, пока в один поистине прекрасный момент не почувствовал, что свободен.

Выскочив по пояс из воды и со злостью выплюнув дыхательный шланг, я из последних сил поплыл к берегу на чем свет стоит костеря японскую сеть, советский акваланг, вожделенного морского ежа и даже себя любимого. Поле того, как ноги почувствовали под собой твердь, мне хватило нескольких секунд, чтобы взобраться на выступающий из воды камень; и надолго замереть в неподвижности, ожидая, пока утихомирится бешено стучащее сердце. Господи, как хорошо на поверхности! И чтоб я еще раз по своей воле под воду полез.?! Хренушки! Но лезть все-таки пришлось, правда, не "под", а просто в воду, так как другого пути к покинутой группе товарищей не было.

Я ничего не сказал им, – слова с языка не шли. А вот у обеспокоенного моим долгим отсутствием Витьки нашлось для меня немало красочных эпитетов, самым невинным из которых был: "водоплавающая холера". Зато Звягинцев, заинтересовавшись моим уловом, забыл даже прочесть нудное нравоучение. И только Ольга, что-то почувствовав (ох уж эта женская интуиция!), вопросительно заглядывала мне в глаза и выразительно хмурила брови. А мне, в который уже раз, пришла на ум подозрительная аналогия: в прошлом году я тоже тонул и остался жив только благодаря чуду. Чуду по имени Ольга. Все возвращается на круги своя? Но в таком случае дальше меня ожидают еще более неприятные сюрпризы. Оборони, царица небесная!

Возвратившись в приютившую нас бухту, мы с удовольствием отдали должное добытому мною деликатесу – икре морских ежей – на целый час почувствовав себя богатенькими японцами.

– Хорошо-то как! Море, небо, костер, любимая жена и, главное, отсутствие посторонних! – пробормотал я заплетающимся от усталости языком, и опять сглазил.

Они появились из-за растворяющейся в начинающихся сумерках скалы. Пограничный дозор: три погранца с собакой, и направились прямиком в нашу сторону. Мы, конечно, не слишком переживали по этому поводу, но романтическое настроение растаяло без следа, уступая место грубой прозе: сейчас придется перетряхивать всю палатку в поисках документов.

– Старший сержант Ивченко, – козырнул шедший впереди молодой парень, – Кто из вас Звягинцев?

– Ну, я, – поднялся с бревна Алексей, подозрительно оглядывая сержанта, – а в чем дело?

– Вам радиограмма на маяк пришла, – пограничник извлек из кармана изрядно помятый листок и протянул его нахмурившемуся Алексею.

Аккуратно развернув сложенную вчетверо бумагу, Алекс подошел поближе к костру и принялся внимательно изучать ее содержимое. Почти сразу лицо его отвердело, и он, повернувшись к нам, коротко бросил нам:

– Мне нужно срочно уехать. У меня на материке отец при смерти, – и, повернувшись к сержанту, спросил, – У вас там случайно вертолет не приземлялся?

– Зачем вам вертолет? Сегодня днем в южную бухту сто восемьдесят восьмой ПСКР зашел. Еще часа два простоит, если успеете…

Не дождавшись окончания фразы, Звягинцев козлом скакнул в палатку, едва не запутавшись в растяжках, и тут же выскочил он оттуда с одной барсеткой в руках.

– Оставляю вас в гордом одиночестве. Вы уж простите меня – так получилось. Вещи мои в УФО-центр забросьте… Корабль за вами придет через четыре дня. Счастливо оставаться! – крикнул он нам, уже набирая скорость, и скрылся за ближайшей скалой.

Вопреки ожиданиям, никаких документов пограничники с нас не потребовали, а присев к нашему огоньку выпили по кружке чая, радушно предложенного Ольгой, после чего, тяжело вдыхая, побрели дальше. Служба! "У них-то служба, а вот мы, что здесь делаем?" – собирался вопросить я, но осекся, потому что поймал мечтательный взгляд жены, устремленный на заблестевшую лунную дорожку. Н-да, не повезло, достался ей в наказание за неведомые грехи муж-прагматик, и ничего не поделаешь: в сорок лет характер не переменить. Разве, что переменить мужа…

Я скосился на Витьку и, увидев в его глазах ту же мечтательную дымку, скрипнул зубами. Ишь ты, еще один романтик на мою голову! Теперь понятно, что кроется в их взаимной симпатии: общность – нет, не интересов – восприятия мира. В серебристом лунном свете у обоих на глазах мне явственно чудились розовые очки, вместо которых у меня были контактные линзы скепсиса и грубого материализма. Испустив тяжелый вздох, от которого не растаяло бы только ледяное сердце, я выразительно посмотрел на Ольгу и, пожелав желающим и дальше кормить комаров, спокойной ночи, полез в палатку. Придет или не придет? Вот в чем вопрос… Ну, если нет..! Она пришла. Едва опустившийся брезент отделил меня от всего остального мира, легкие шаги возвестили о прибытии моей половины. Настоящей, в отсутствие которой остается только одна вторая жизни, да и то не самая лучшая. Я ощутил щекой родное дыхание, и все тяжелые мысли вкупе с подозрениями растаяли без следа от жара ее потрескавшихся губ.