Забыть оборотня за 24 часа (СИ) - Виктория Россо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как только снова почувствуешь боль, ты должна обязательно мне об этом сказать, договорились? Кровь из ушей — это не шутки, — Джон говорит это своим коронным отцовским тоном с властными нотами. — Тина?
— Да, конечно, — тихо отвечает она, стараясь лишний раз не напрягаться.
Джон растирает ладонями лицо и пятится назад, вновь усаживаясь в кресло. Тина чуточку настораживается. Она знает этот взгляд, эти рваные движения и глубокие вдохи — отец хочет что-то сказать, но не знает как. Не может решиться и произнести первое слово. Такое уже бывало однажды, когда ему сообщили о неутешительном диагнозе мамы. Сердце начинает ускорять свой бег, в животе сжимается пружина, которая норовит поддаться законам физики и хлопком добить те малые остатки равновесия, оставшиеся внутри. Тина наблюдает за отцом, ожидая решающей минуты, а когда разум уже устает отсчитывать секунды, то первая произносит свой вопрос:
— Я же вижу, тебя что-то беспокоит. Что именно?
Джон смотрит сначала на Тину, затем в окно, где ночное небо оберегает полную луну, а потом снова на Тину. В очередной раз глубоко вдыхает спертый воздух больничной палаты, и прикрывает на секунду глаза.
— Нам нужно серьезно поговорить, — быстро произносит несколько слов, не давая себе передумать, — я скажу тебе то, что может показаться странным, но ты просто слушай и не задавай лишних вопросов до тех пор, пока в эту палату не войдет нужный человек.
— А потом можно задавать? — Тина усмехается, встречаясь с недовольным взглядом отца. — Хорошо. Молчу.
— Лучше вообще не задавай никаких вопросов, мне и без них очень сложно, — он хмурится, увеличивая на лбу итак огромное число морщин, — когда всё закончится, в них вообще не будет необходимости. Идет?
— Как скажешь, — будто у неё есть выбор.
Тина ворочается на койке, находя более удобное положение, но из-за капельницы в руке это крайне сложно воплотить в реальность. Она берет свободной рукой стакан с водой, стоящий рядом на тумбочке, чуть приподнимается и делает несколько больших глотков, словно готовясь к великой засухе. Наверное, это должно было успокоить и подготовить Тину непонятно к чему, но ожидаемого так и не произошло — волнение не исчезло, а лишь усилилось. Кишечник начинает скручивать спазмом, горло просит еще один глоток живительной влаги, и Тина одобряет его желание, выпивая залпом остатки воды. Стакан возвращается на свое прежнее место, а Тина вновь кладет голову на подушку, изредка поглядывая в окно: лунный диск освещает верхушки листьев платиновым светом, но и это не успокаивает. Будто ей вот-вот скажут страшный диагноз, например, как у матери. А что, если действительно так? Жаль, вода в стакане не умеет появляться по велению мысли, Тина бы с удовольствием осушила его вновь.
— Дочка, — нерешительно начинает Джон, а у Тины леденеют пальцы на ногах, — во-первых, я хочу извиниться заранее, потому что дал согласие на обратную процедуру. Ты пока не знаешь, в чем здесь смысл, но я говорил именно об этом — смысла сказанного ты можешь сейчас не понять. А во-вторых, скоро сюда придет человек, которого ты уже видела однажды. Но, перед тем, как его позвать, я хочу задать тебе один единственный вопрос. Обещай, что ответишь мне на него честно?
— Обещаю, — непринужденно отвечает Тина, потому что на самом деле не совсем вникает в отцовские слова. — Что за вопрос?
— Ты снова встречаешься с Ноа Васкесом? Тебя нашли в его машине.
Тина замирает, переставая моргать, и неотрывно смотрит на отца.
— Я не знаю, — честно, без подоплеки лжи говорит она. — Правда. Это… сложно. У меня много вопросов, но…
— Ты с ним спала?
А вот такого Тина никак не ожидала услышать. Она давится несказанными словами, забывает свои незаконченные мысли, удивленно округляя глаза. Они никогда не разговаривали с отцом на такие интимные темы. Это нонсенс. Запрет.
— Ч-что? — заикается Тина, как маленький ребенок, ибо чувствует себя именно так. Будто нашкодила, и сейчас её ждет праведная порка по оголенному заду. — С каких пор ты интересуешься моей сексуальной жизнью?
Тина с удовольствием бы присела на кровати, чтобы ощущать немного больше уверенности, но это невозможно. Кажется, что всё вокруг настроено против неё. Не дает сбежать или, хотя бы, тупо закрыть уши. Если только одной рукой.
— Я спрашиваю это только по одной причине: когда сюда войдет Глен Васкес — ты вспомнишь то, что причинит тебе боль, — голос отца повышается, заставляя машинально напрячь почти каждую клеточку своего тела. Джон закрывает глаза, откидывается на спинку кресла, затем поднимает веки и смотрит в потолок. — Я не хочу повторение старого сценария. С меня хватит, Тина, — говорит он устало, с долей грусти. — Я желаю тебе счастья, но ты меня убиваешь. Вы оба меня убиваете.
— А Глен-то здесь при чем? — Тину начинает изрядно подташнивать от этого разговора. Логические цепочки рушатся, пытаясь заменить имя Ноа на Глена, но делают всё только хуже. Она, вроде как, только недавно начала более-менее понимать смысл происходящего, а теперь снова черная дыра внутри и апокалипсис в голове. — Я что… с ним…
— Нет, Господи, нет. Ради всего святого, Тина, прекрати попытки понять, мы ведь договорились, — Джон садится прямо и трясет в воздухе руками, заметно выходя из себя. — Ты сейчас того и глядишь, заработаешь себе новый приступ, а всё, что мне нужно в данный момент, так это подготовить тебя к… возвращению. Тебе вернут память, Тина, вот что я пытаюсь сказать.
Отец резко подрывается с кресла и подходит к окну, опираясь руками на подоконник. Он размеренно дышит, стараясь не заработать сердечный приступ, от которого его почти каждую неделю предостерегает лечащий врач. Тина тоже начинает заметно нервничать, потому что не хочет такого завершения их непродолжительного разговора. Она всё еще нихрена не понимает, но это вовсе не значит,
