Забыть оборотня за 24 часа (СИ) - Виктория Россо

насколько правильны предположения, но ей нужны хотя бы они, чтобы опираться на них, цепляться, как за плотный канат, соединяющий воедино реальность внутри и снаружи.

Тину, кажется, накрывает паническая атака, потому что сердечный ритм отзывается в висках, добавляя мучений, а волнение окутывает разум с новой силой. Она хватает ртом воздух, пытается позвать на помощь, сказать, что ей несомненно нужен Аддерол или успокоительное, или эвтаназия. Можно и пулю промеж глаз, она бы не отказалась. И Тина чувствует некоторое облегчение, когда движение прекращается, когда потолок перестает мельтешить яркими всполохами света, а рука доктора Данбара проверяет её зрачки, что — то диктуя медсестрам. Предложения сворачиваются в клубок, их практически не слышно, только обрывки фраз.

«Не волнуйся».

«Скоро всё закончится».

«Сейчас станет легче».

Тина на мгновение верит им, перестает ощущать боль и страх, понимая, что нужно верить, подчиняться, забывать о пугающих мыслях.

Ко рту прислоняется прозрачная маска, пуская кислород по глотке, прямо внутрь, словно под кожу. Это так приятно, так необходимо, как спасительная влага посреди пустыни. Просто свежий глоток, посреди безумной жары, что плавит мозги, превращая их в мягкую сырную массу.

— Дыши, Тина, слышишь? Успокойся, и вдыхай как можно глубже, — четко проговаривает доктор, держа маску у лица и кивая помощнице на шприц в её руке. В предплечье моментально ощущается легкий укол, постепенно приносящий легкость и свободу. — Сейчас ты уснешь, и скоро все закончится. Просто закрывай глаза.

Тина медленно уплывает в свое подсознание, встречаясь по дороге с обрывками воспоминаний, с прозрачными зелеными глазами, с фантомными прикосновениями. Она хочет, чтобы эти прикосновения стали реальными, потому что так спокойней, безопасней. И пусть вопросы до сих пор без ответов — это словно на автомате, словно по привычке. Привычка состоит в том, чтобы стремиться к тому, кто способен защитить. Почему — то на ум приходит только одно имя.

Ноа.

***

Решетки огораживают Васкеса от внешнего мира, но не лишают боли. Ноа рвано дышит, испытав минуту назад самый настоящий мини — инфаркт от приступа, который накрыл Тину так же неожиданно, как и злость накрыла Ноа при виде этого гребаного поцелуя. Сейчас Тина утверждает, что ей уже легче, что все закончилось. Жаль, что Ноа этой легкости не испытывает. Не чувствует окончания этих мучений. Когда его человек испытывает боль, то волк чувствует её нутром, погружается в неё с головой, окунается по самые уши. Когда боль у человека заканчивается, то волк всё ещё испытывает эту боль сполна. Это как наркотик, который выводится постепенно, и не важно, насколько сильно ты желаешь избавиться от этого жуткого прихода. Боль не уйдет, пока не придет время покинуть владения чужого тела. В данный момент, Ноа испытывает концентрированный приход, разделив приступ Тины на двоих.

«Поцелуй меня, — услышал он недавно от Тины, которая уже намеревалась прикоснуться к его губам. — Пожалуйста, Ноа, просто поцелуй меня. Это нужно, необходимо, иначе я сдохну».

А сдыхал в тот момент Ноа. Потому что чувствовал себя на краю пропасти — еще мгновение, и прыгнешь; разобьешься об острые камни, зато будешь тонуть от долгожданной ласки, такой знакомой, необходимой. Как же он желал поскорее покончить с этим дерьмом, пусть даже собирался ненавидеть себя после, до тошноты от собственного отражения, а волк внутри так и нашептывал: «Ну же, давай, она просит. Наш человек просит». И Ноа бы тогда согласился со своим вторым «я», если бы не кислота, подступающая к горлу. Так нельзя. Неправильно, отвратительно. Так не поступают. Только не с Тиной. Только не снова.

«Я не могу, — до сих пор слышит свой ответ в голове, будто бы на повторе. — Только не так. Нет».

А дальше он слышал: «Пожалуйста, пожалуйста, Ноа…»

И это било под дых. Вырывало волчье сердце из грудной клетки. Он выдержал, смог, хоть и кровь закипала в венах. Он ведь — альфа, хозяин своим чувствам. Он не поцеловал Тину, даже несмотря на то, что та просила, буквально умоляла об этом.

Сидя сейчас в железной клетке, Ноа все еще борется с собой, и Джон для него оказывается как маленький спасательный круг, на который можно опереться в этом бесконечном океане тоски, страданий и моральной боли. Джон приходит и выглядит в глазах Ноа, как хренов Господь с протянутой рукой милосердия. Васкес выходит из камеры, вдыхая спертый воздух маленького помещения, и идет следом за Джоном, четко по его шагам. Так проще держать равновесие и следить за поводком, что удерживает волка. Просто волк без конца рвется обратно, к Тине. Но нельзя. Просто нельзя.

Кабинет Джона выглядит опрятно, там работает кондиционер, разбавляя прохладой почти горячий воздух. Джон присаживается в кожаное кресло и опирается руками на гладкую поверхность письменного стола, сцепляя пальцы в замок. Его взгляд переполнен серьезностью и вполне оправданной злостью. Ноа ощущает чужие эмоции, которые наполняют комнату и обвивают волка, словно толстыми цепями. Хочется закрыться от них, обезопасить себя, ведь собственных чувств итак вполне достаточно. Волк имеет человеческую сущность, и не стоит забывать, что всему есть предел. Даже альфа, повидавший многое и переживший смерть почти всей семьи, может сломаться.

— Присаживайся, — Джон указывает рукой напротив себя, а Ноа лишь ведет ухом, прислушиваясь к единственно важному сердцебиению за плотно закрытыми дверями. — Нас ждет долгий разговор, поэтому советую тебе все же последовать моей просьбе.

Васкес возвращает свое внимание Джону, медленно подходя к стулу, и присаживается на него, ожидая гневную и пламенную речь на тему: «Измена — это плохо» или «Вот сейчас я расскажу тебе несколько доводов, почему оборотню нельзя бить человека до потери сознания».

Ноа мысленно подбирается, строит перед сердцем прочную стену, замешанную на бетоне с кусками арматуры, и выжидающе приподнимает брови. Чем быстрее это начнется, тем быстрее закончится. В конце концов, ему еще необходимо узнать у Глена, что вообще делали мистер Уиттмор и офицер Фьюринг в офисе «Амнезии».

— Я сейчас скажу тебе одну вещь, а ты должен гарантировать мне, что поведешь себя сдержанно и адекватно по отношению к моей дочери, — серьезный голос Джона заставляет напрячься и ожидать нападения. Скооперироваться, навострить уши и приготовиться к атаке. Возможно, смертельной. — Уяснил?

— Более чем, — короткий ответ.

— Тогда, перейдем сразу к делу: я подаю в суд на вашу компанию. Исковое заявление уже у Глена, как и твой Запретительный приказ на приближение к Тине, — Джон прищуривается, внимательно наблюдая за реакцией. А Ноа просто в ступоре. Самом обычном, шоковом. — Она сделала себе зачистку. По твоей вине.

— Что? — противная дрожь пробирает все тело. —