Гибельнве боги - Ольга Михайлова

В это время в зале появилась Ипполита Массерано в алом платье. Оно шло к ее белой коже и жгуче-черным волосам, но никак не подходило к излишней полноте груди и избытку жира в области талии. В ней было что-то от рубенсовской Грации, та же холеность белой кожи и роскошной плоти, с его складками, выпуклостями и изгибами. Графиня, казалось, была создана из молока и крови, но Винченцо она напоминала вылезшую из чана перестоявшую квашню. Прошествовав прямо к Джустиниани, графиня тихо произнесла, что изумлена его фехтовальным искусством. Винченцо, который знал, что он едва не убил любовника донны, выразил скорбь от своей удачливости. Мессиру Убальдини просто не повезло, выговорил он. Она окинула его странным взглядом и заметила, что подобная скромность к лицу победителю, ведь в итоге — победитель получает все. После чего отошла к мужу. У Джустиниани сжалось сердце от жалости к Массерано, который явно все понял и только опустил голову. На Джустиниани же накатила волна брезгливости к ведьме, готовой хладнокровно сменить бывшего любовника на его победителя.

Во время ужина слева и справа от Джустиниани снова сидели Катарина и Елена и весело щебетали. На столе искрился фарфор, сияло серебро и благоухали цветы. Винченцо бездумно разглядывал девиц напротив и отметил, что сестрица Энрико Петторанелло Джулиана смотрит на него пугающим, почти завороженным взглядом. Глория Монтекорато сидела рядом с ней, и молчала весь вечер, ее, по счастью, закрывала от него серебряная ваза Мурано с белыми лилиями. Рядом с Джованной сидела старуха Леркари и что-то нудно жужжала ей на ухо. Сам он подумал, что, если все-таки решит жениться, надо подлинно выбрать невесту. Ему была симпатична Катарина, но Елена казалась разумнее и спокойнее. Но сейчас, зная, сколько глаз смотрят на него, он принял безразличный вид и был рад после ужина оказаться за карточным столом с Вирджилио Массерано, Андреа Пинелло-Лючиани и Гизеллой Поланти.

Игра, надеялся он, отвлечет от него всеобщее внимание.

Массерано был трезв, бледен и безучастен, лицо Пинелло-Лючиани, напротив, то и дело шло пунцовыми пятнами.

— Это правда, что вы считаете человека бессмертным, ваше сиятельство? — мессир Андреа наклонил к нем голову с заметной проплешиной в волосах.

Джустиниани кивнул. Игроки внесли начальную ставку, получив по пять карт. Далее пошел круг торговли. Гизелла и Вирджилио объявили, что меняют три карты, Пинелло-Лючиани — четыре. Сдающий — Элизео ди Чиньоло — забрал их карты и сдал им столько же новых. Джустиниани молчал.

— Стало быть, верите, что не умрете? — издевательски уточнил Пинелло-Лючиани.

Последовал последний круг торговли. Пинелло-Лючиани сменил две карты, остальные — снова по три.

— Смерть — идея, которая не подтверждается нашим внутренним опытом, — обронил Винченцо. — Человек чувствует себя бессмертным.

Джустиниани почти не слушал собеседника и не участвовал в торгах: с раздачи ему пришли четыре туза и джокер.

— Природа не знает бессмертия.

— Потому-то смерть от природы, бессмертие же от Бога.

— И вы в это верите?

— Если надежда на бессмертие — обман, то обмануты все великие и святые…

— Впервые встречаю человека, верящего, что не умрет.

— Я этого не говорил, но вообще-то, чем изощреннее наш разум, тем дальше он от понимания смерти.

Тут Джустиниани открыл карты и заметил, как переглянулись Вирджилио с донной Гизеллой. Пинелло-Лючиани умолк, закусив губу и оторопело глядя на открытую им беспроигрышную комбинацию. Впрочем, на кону была небольшая сумма.

На новой раздаче, когда ставка, анте, выросла вдвое, к немалому удивлению Винченцо, ситуация повторилась. Его бесстрастное лицо, идеально подходящее для игрока в покер, исказилось злобной гримасой. Что за чёрт… Он невольно сблефовал, недовольство на его лице было воспринято, как знак дурной раздачи. Торговаться он не стал, хотел было сбросить карты, но остановился. Какой бы дикой не была вероятность после перетасовки 54-х карточной колоды выпадения тузового каре одному и тому же игроку, нельзя было совсем исключить ее.

Пинелло-Лючиани несколько пришел в себя.

— Стало быть, вы как правоверный католик, верите в бессмертие души?

— Почему нет, — удивился Джустиниани, — догмат бессмертия души — идея, многих устрашающая, но меня она утешает.

Он снова взял банк, заметив на лицах партнеров не досаду, но что-то странное, нечитаемое.

Их стол незаметно окружили: хозяин дома маркиз Марио ди Чиньоло, Альбино Нардолини, Оттавиано Боргезе и Энрико Петторанелло стояли за спиной Вирджилио Массерано и молча переглядывались.

Третья раздача ничем не отличалась от двух предыдущих. Теперь Джустиниани окаменел. Чертовщина. На кону было около трех тысяч лир. Донна Гизелла с непонятной усмешкой спросила: «Опять тузовое каре, Джустиниани?» Его партнеры переглянулись, и Винченцо, к своему изумлению заметил, как загорелись глаза Марио ди Чиньоло, как ликующе улыбнулась старуха Поланти, и лишь Пинелло-Лючиани был мрачен. Он резко поднялся, сбросил карты и вышел.

— У мессира Андреа плохо с финансами? — поинтересовался Джустиниани.

— К мессира Андреа плохо с завистью, — насмешливо обронила Гизелла Поланти.

Поняв, что она видит причину раздражения Пинелло-Лючиани не в проигрыше, но в зависти его странному везению, он вздохнул и уныло спросил: «мессир Джанпаоло тоже был удачлив, не правда ли?» Ее светлость расплылась в ликующей улыбке и кивнула.

— Да, но ему всегда приходила «королевская масть», «роял-флэш», причем, пиковая. Тузового каре я у него не припомню.

Джустиниани печально вздохнул. Душа его отяжелела. Он не понял, отчего старуха откровенно радовалась, и дал себе слово больше никогда не садиться за карточный стол, тем более, что не был азартен и быстро уставал от игры. Он отказался было от выигрыша, но герцогиня расхохоталась. «Берите, Джустиниани, не смешите, вы не разбогатеете, мы не обеднеем…»

— А почему господин Пинелло-Лючиани не верит в бессмертие своей души? — стоявший рядом с Джустиниани и Вирджилио Массерано Элизео ди Чиньоло спросил, казалось, самого себя.

— В бессмертие души обычно не верят люди определенного типа, — задумчиво обронил Джустиниани.

— Какого?

— Не имеющие души, дорогой Элизео.

На душе Джустиниани было сумрачно, он удалился от всех, уединившись на дворовой балюстраде палаццо.

— Ну, теперь-то вы убедились? — донесся голос из бокового входа, закрытого от него побегами плюща, — это все-таки он.

— Что с того? Мы это и предполагали, но если ни у подонков, ни у Убальдини ничего не получилось, что прикажешь делать? — этот голос Винченцо узнал, он принадлежал Пинелло-Лючиани.