Эратийские хроники. Темный гном (СИ) - Денис Лукашевич

Кранг, гремя сочленениями старого колонтаря, подскочил к полковнику, грохнул латной перчаткой по ржавому остроконечному шлему.

- Господин полковник...

- Выдай этому бойцу и остальным охломонам из своего взвода по длинному копью или алебарде — выступаете в первой линии. Приказ ясен?

Сержант молодецки звякнул доспехом, повторно и предельно радостно отдавая честь, только, как заметил Джеремия, лицо его смерно побледнело, а рука, застывшая у кованого козырька шлема, мелко дрожала.

- Так точно, господин полковник!

Молодецкий окрик разнесся далеко вокруг, аж звякнул старый колонтарь.

Джеремия от военного дела был весьма далек, поэтому сразу же, как только Джубел скрылся из поля зрения, подскочил к Крангу, дернул за край колонтаря, шепнул:

- Что теперь?

- Что-что... - зло буркнул сержант. - Конец нам. Первая линия — принимает первый удар врага. Сам должон понимать, что в этом ничего хорошего нет. Слышь, гобла, ты шибко везучий?

- Ну, по разному.

- Тогда молись своим богам, чтобы мы пережили этот день.

На горизонте, там, где по данным конных разъездов находился лагерь степняков, вставала серая пыльная стена; мелко дрожала земля — Джеремия остро чувствовал это своими большими плоскими ступнями.

Кранг всунул ему в руки длинное копье, тут же возомнившее себя самостоятельным существом — длинное древко повело в сторону, и только ценой огромных нечеловеческих усилий удалось удержать его в вертикальном положении. На недостижимой высоте сверкал на солнце трехгранный наконечник.

«Здоровенный дрын, и ничего более», - мелькнуло в голове.

- Что застыл, гобла?! - Кранг пнул Джеремию под зад. - В строй, сволота, быстро! - И тут же без перехода: - Рррняйсь, рванина! Равнение, оглоеды! Рррнение, я сказал!!! Или вы думаете, что будете жить вечно, бесхвостые обезьяны?! В строй, вашу мать, за графа, за короля, за Свет!!!

Глазастик чуть ли не кубарем влетел в гудящую толпу злых и рассерженных ополченцев. Толкаясь и спотыкаясь, горе-солдаты создавали некое отдаленное подобие строя. Дубасили друг друга тяжелыми копьями и алебардами, ругаясь и матерясь, но сбивались в плотную кучу, пропахшую страхом, немытым телом и горелой кашей. Кто-то тащил с собой здоровенный чугунный котел, отдувался и пыхтел, но тянул. Кранг подскочил к ополченцу и врезал крепкого подзатыльника.

- Куда тянешь, мать твою? Брось! - С тихим «а пожрать!» ополченец оставил в покое котелок, ко дну которого прилипли скудные остатки каши.

По лбу Джеремии градом катился пот, под отяжелевшей кольчугой одежда промокла насквозь и хлюпала, прилипая к влажному телу. Кто-то отдавил Глазастику ногу, и теперь он хромал, морщась от пульсирующей боли при каждом шаге, словно земля была усыпана гвоздями.

- Рррняйсь, стадо баранов! Теснее, мать вашу! Копья держать ровно. И алебарды, умник! - Звук удара органично вплелся в многоголосые стоны этого огромного, но беспомощного животного под названием «народное ополчение».

Копье гуляло в руках, как продажная девка, недовольная размером оплаты. Того и гляди, вырвется. Мощно врезали под коленку тяжелым сапогом — гоблин завыл от боли, но копье удержал, и все-таки втиснулся в середину неровного строя. Вперед в развалочку вышел Джубел, хмуро посматривая на ополченцев, вооруженных и одетых как попало. Судя по некоторым физиономиям, неожиданная служба для некоторых была избавлением от гораздо худшей участи — плахи и секиры палача.

- Бойцы! - Пуговицы на мундире Джубела сияли патриотическим блеском. Начищенные щитки, закрывающие узкие плечи, слепили глаза. - Сограждане! Сегодня наш долг...

- Ух, сволота зеленомордая, гладко стелит! - процедил сквозь зубы соседний Джеремие ополченец, здоровенный тип со шрамом, наискосок пересекавшим красную ряху. Из-за него казалось, что Гернор, как вроде бы звали детину, постоянно издевательски скалится. Он громко засопел сквозь сломанный и неправильно сросшийся нос: - Ты как, гобла? Жить хочешь? Ага, я тоже, сученок...

- ...Враг на подходе, и от нас требуются решительные действия. Спасем же наши родные земли от нашествия диких варваров! За графа, за короля, за Эратию! За великий и всеблагой Свет!

Перед строем двинулись клирики со священными бронзовыми лампами и чадящими чем-то горьким и сладковатым кадилами, монотонно читающие литании из больших, покрытых сусальным золотом книг. Когда они закончили, Вразнобой грохнули тысячи ног, и людская лавина, похожая на волну мусора покатилась по выжженной степи навстречу пыльному пологу, встававшему чуть ли не до небес.

3.

Отдаленный рокот напоминал голос прибоя, да только откуда в степи море? Нет, то был прибой иного рода... Пропыленный вал тысяч лошадей и людей, грязной пеной над которыми вставали многочисленные грубые знамена: черепа и шкуры зверей, темные флажки и вымпелы, гремящие костяные бубны. А перед ним рвалось грозное улюлюканье, пока еще тихое, но с каждой минутой становившиеся все громче и громче.

- Держать строй! - перекрикивались сержанты. Иногда подскакивали к чересчур быстроногим или медлительным и пускали в ход пудовые кулаки и древки копий для вразумления и воспитания. - Держать строй!

Страшно. Немилосердно сдавил мочевой пузырь. Руки — мокрые от пота, и древко скользило, так что толком и не ухватиться. Пальцы гудели от напряжения и хотелось пить. Джеремия посмотрел наверх, на далекое и жаркое не по сезону солнце, что жжгло лицо и руки. Кольчуга оковами легла на плечи, мешая дышать и расправить спину. Сейчас решение нацепить на себя доспехи уже не казалось таким удачным.

- Нас пустят первыми, - шептали в строю, - а потом дружинников.

- А паладины? Светляки на что?

- Енто ж елита! Погонят степняков, когда те побегут от нас.

- Побегут, конечно ж! - хихикнули к ответ. - Гляди чтоб нас во время ентого бега не потоптали.

- Ну дык, лошадь — это ж как медведь, а копьишко, шо рогатина. Слышь, мужики, что никто из вас не ходил на косолапого?

- Ходили! - Тяжкий вздох.

- Сам ты косолапый! Сравнил, понимаешь!..

- Держать строй, оглоеды!

И все время вперед.

- Не отставать, бараны!

Джеремию уже изрядно шатало от усталости, руки уже не просто ныли, они казались двумя свинцовыми чушками, по какой-то дикому случаю приделанными к телу. Гоблин не чувствовал ни пальцев, ни ладоней, только пылавшие огнем предплечья. Перекинув на плечо копье, он пошевелил онемевшими пальцами, стараясь разогнать застоявшуюся кровь, больше похожую теперь на расплавленное олово. Мигом в ладони вонзились тысячи иголочек.

Перед глазами плыло. Желтая высохшая трава под ногами, пылающий нестерпимым сиянием небосвод над головой да стена пыли впереди. Черные фигурки всадников напоминали неровный раскачивающийся частокол. Солнце отбрасывало блики на наконечники дротиков и мечей. Доносился многоголосый визгливый вой. Рокот превратился в топот лошадиных копыт, будто чудовищный оркестр, состоящий из одних барабанов.