Никита Добрынич - Владимир Голубев

Дружинники из передового отряда смогли поймать устроителей ловушек и капканов вдоль дороги. Это были свои подданные, куряне. Разбойники притворились дружинниками курского князя, заплатили местным жителям, и приказали ставить ловушки и капканы вдоль дороги. Сами разбойники, не торопясь, подкрадывались к дороге, стреляли из самострелов, и уходили знакомой тропой. А дружинники, в азарте погони, всегда попадались в ловушки. Стало понятно, кто перерыл всю дорогу вдоль и поперек ямами. Богатые карачевцы воевали деньгами, а не доблестью.

Дорога до Карачева заняла две недели. Потерь в дороге было немного, разбойники убили всего три десятка человек, в основном из окруженья князя. Ни воеводу, ни самого князя достать не смогли. Последнюю ночевку князь Олег устроил недалеко от Карачева. Удобное место, открытое, на берегу реки. Поздним вечером с подветренной стороны запылали костры. Низкий дым от сырых веток в костре стелился по земле. Перебраться на другое место ночью, было невозможно, дышать всю ночь дымом тоже. Вернуться по лесной дороге обратно, к предыдущей поляне, страшно, вдруг разбойники устроят ловушку, подожгут лес. Курские дружинники всю ночь тушили костры, а карачевцы разжигали их чуть дальше. На рассвете в ста метрах от стоянки курского полка выстроилась конница Карачева. Она могла атаковать, но дождалась, пока князь Олег построил весь полк. Только тогда сотня карачевцев бросилась в атаку. И легко пробила огромную брешь в рядах курян. Сотня разбойников проскакала дальше, и заперла дорогу в Курск. А на том месте, где раньше стояла сотня, теперь стояли уже три сотни кавалеристов. Они снова дождались, пока полк восстановит свои ряды, и снова атака их была сокрушительна. «Какой дурак говорил, что у Карачева всего сотня воинов? Как подло они заманили нас к себе! Как долго отец будет собирать, в этот раз, деньги для выкупа?» Эти, и многие другие вопросы, мучили князя Олега, когда он поскакал сдаваться.

Мышкин был недоволен. Он давно уже стал, как прежде, холоден и спокоен, выдержан и корректен. Но «старики» видели гнев в его глазах. Олег снова ощутил себя лейтенантом, Иннокентий Петрович был с ним крайне официален.

— Ты привел ко мне толпу. Это не полк, а богадельня. С кем ты предлагаешь воевать? Мне нужны учения для кавалерии, а ты устраиваешь учения себе. Своей террор-команде. Два месяца коту под хвост, — выговаривал Мышкин Олегу. Штабс-капитан помолчал. Друзья стояли вдвоем, ожидая князя.

— Я не смог оценить даже годности новобранцев к дальнейшей учебе, никакой отбраковки. Худший вариант придумать было нельзя. Олег, я разочарован.

— А может, мы не примем его сдачу в плен, — глядя, на подъезжающего князя, предложил Олег. Мышкин посмотрел не него снисходительно, и промолчал.

— Ты сам знаешь, какой здесь выносливый народ. У нас, в двадцать первом веке, все бы уже заболели и умерли, от этих моих диверсий. А нынешним, хоть бы что! Да, я, немного, перестарался. Но в противном случае, князь привел бы боевой полк, и потери могли быть огромны, — оправдывался Олег.

— Мне не нужна золотая середина, но хоть что-то дееспособное ты мог мне предоставить?!

Князь Олег, гордый и красивый, вальяжно объявил о своей сдаче в плен на благородных условиях.

— На каких таких условиях? — разозлился Мышкин.

— На благородных.

— Условия содержания простые, одинаковые для всех: в помещении двухъярусные нары, еда — краюха хлеба на день, работа на лесоповале и в песчаном карьере, два комплекта одежды и обуви на год.

— А я и мои бояре?

— У тебя остались бояре? — удивился Мышкин. И строго посмотрел на Олега, — у него остались бояре!

— На тебя не угодишь! — возмутился Олег.

— Князь, ты, и твои бояре, будете жить в отдельной избе. Питаться со мной. Прогулка, утром, до завтрака. Размер выкупа прежний. Для всех, кроме тебя и бояр, сто гривен серебра. Бояре платят тысячу гривен. С тебя, князь, … Сколько твой отец заплатил за тебя половцам?

— Пятьсот гривен золота. Я ждал этого выкупа два года, — грустно ответил князь.

— За карачевских рабов выкуп ждать не буду. Напишешь письмо своему управляющему. Мы их забираем домой.

Через две недели вернулся помощник Коробова, по делам беженцев. Именно его посылали в Курск с письмом за карачевцами. Управляющий князя Олега отказался отдать рабов. Коробов пригласил всех на обед. Отсутствовали только его сыновья, но Фёкла помогала его жене Росаве с подготовкой обеда, а потом села не на свое, а на Валерино место. Росава по обыкновению ушла к себе, второй сын был совсем маленький, он требовал её постоянного внимания. Фёкла очень завидовала успехам Росавы, та снова была беременна. Погодки, как выяснилось, были достаточно часты в родне у купчихи. Олег никак не мог определиться со своим статусом. Пышнотелая служанка Светланы была готова, наконец, отдаться ему, но в обмен на его свободу. Семеро её старших братьев работали на лесопилке, отличались крепким телосложением и буйным нравом. Возможно, красавица и пошла бы на уступки, но побои грозили и ей.

Валентин, занятый целыми днями работой, попался в ловушку. Росава списалась со своей подругой в Мценске. Их отцы вели общую торговлю. Подруга была всего на пару лет моложе Росавы, и до си пор незамужняя. Летом, за неделю до взятия Карачева, эта подруга приехала с караваном отца. И сразу остановилась в гостях у Росавы. Теперь она уверяла, что не может уехать домой, пока куряне не вернут её отца. И в ожидании этого события, не оставляла Валентину ни одной минуты свободного времени. Худая, с неразвитыми формами, она не пользовалась вниманием мужчин. Даже деньги её отца, не смогли обеспечить спрос на её худосочное тело.

Теперь, в отсутствие отца, воспользовавшись свободой, она запрыгнула в постель к Валентину, и не собиралась её покидать. Нарушенная девичья невинность стала притчей во языцех Росавы. Валентин пытался игнорировать разговоры мачехи о свадьбе, Коробов старший отмалчивался, но энергии Росавы хватило бы, чтобы сдвинуть горы. Задача для купчихи облегчалась тем, что Валентину эта худенькая девушка нравилась. По стандартам двадцать первого века такая худоба, считалась стройностью, а агрессивность в добывании мужа, была естественна.

Демонстрация подсолнечного масла вызвала охи и ахи. Только Олег отказался пробовать, сильно пахнущую, жидкость. На него зашикали.

— Ничего, привыкнет. Он, поначалу, и молоко не мог пить, говорил, что коровой пахнет, — засмеялся Коробов.

— К самогону Никиты привык, и к маслу приучим, — поддержал Мышкин, поливая маслом винегрет.